Теперь она нетерпеливо посматривала на часы, которые по-старомодному носила на цепочке, как медальон.
- Если у вас есть ко мне какие-нибудь вопросы, задавайте побыстрее, - заявила она, уже готовая подняться.
- Как я понял, вы не любите своего зятя?
- Ненавижу.
- Ваша дочь тоже его ненавидит? Она несчастлива в браке?
- Этого я не знаю и знать не хочу!
- Вы не ладите с дочерью?
- Предпочитаю не обращать на нее внимания. Она такая бесхарактерная, такая безвольная...
- Вы сказали, что неделю назад, то есть в прошлый вторник, ваша внучка утонула в Сене.
- Ничего подобного я не говорила. Нужно повнимательней слушать... Мониту нашли мертвой в Сене, у нижнего шлюза.
- Однако никаких телесных повреждений обнаружено не было, и врач выдал разрешение на предание земле.
Она лишь окинула его высокомерно-презрительным взглядом, в котором промелькнула тень жалости.
- Как я понимаю, только вы одна подозреваете, что смерть девушки могла быть насильственной? На этот раз она не выдержала:
- Послушайте, комиссар! У вас репутация самого умного полицейского во Франции. По крайней мере самого удачливого. Одевайтесь! Сложите вещи в чемодан! Через полчаса я высажу вас на вокзале в Обрэ. В семь часов вечера вы будете уже в гостинице “Ангел”. Нам лучше сделать вид, что мы незнакомы. Каждый день, в полдень, Франсуа будет заходить в “Ангел”, чтобы выпить там аперитив. Вообще-то он не пьет, но я ему прикажу. Таким образом мы сможем общаться, так что им и в голову ничего не придет.
Она направилась в сад, несмотря на жару, видимо решив прогуляться в ожидании Мегрэ.
- Поторапливайтесь! - бросила она комиссару. Затем, повернувшись к нему, добавила:
- Будьте любезны, дайте чего-нибудь попить Франсуа. Он, наверное, сидит в машине. Можно вина, разбавленного водой. Только не давайте чистого. Ведь ему еще нужно отвезти меня домой, а он не привык к вину.
Г-жа Мегрэ, которая, должно быть, все слышала, ждала мужа у двери в переднюю.
- Что ты собираешься делать, Мегрэ? - спросила она, когда ее муж направился к лестнице, перила которой были украшены медными шариками.
В доме было прохладно, приятно пахло мастикой, свежим сеном, дозревающими фруктами и вкусным домашним обедом. Мегрэ снова, спустя пятьдесят лет, вдыхал запахи, так напоминавшие ему раннее детство, дом родителей.
- Надеюсь, ты не поедешь с этой выжившей из ума старухой?
Мегрэ оставил сабо на пороге. Он шел босиком сначала по холодным плиткам, потом по натертым мастикой дубовым ступенькам лестницы.
- Дай шоферу чего-нибудь попить и поднимись наверх, помоги мне уложить чемодан, - сказал он.
Глаза у него заблестели. Он сам заметил этот блеск, когда взглянул на себя в зеркало, подойдя к умывальнику, чтобы освежить лицо холодной водой.
- Я тебя не понимаю! - вздохнула его жена. - Ведь для тебя только что главной заботой были колорадские жуки.
***
В поезде было жарко. Устроившись в уголке, Мегрэ курил трубку. В окнах мелькали откосы с пожелтевшей травой, утопающие в цветах вокзалы, промелькнул и какой-то человек, стоявший на солнцепеке, забавно помахивая красным флажком и дуя в свой свисток, как мальчишка.
Виски у Мегрэ поседели.
Он стал немного спокойнее, немного тяжеловеснее, чем прежде, но самому ему казалось, что он не постарел с тех пор, как оставил службу в уголовной полиции.
За это время страховые компании, банки и ювелиры не раз предлагали ему заняться сложными расследованиями, но он то ли из гордости, то ли из скромности всякий раз отказывался.
На набережной Орфевр могли бы сказать:
"Бедный Мегрэ клюнул на приманку. Видно, ему уже надоело возиться в саду и удить рыбу..."
В самом деле, до чего же легко он дал себя уговорить этой старой даме, неожиданно появившейся у них в саду.
Он вновь представил ее себе, чопорную и важную, в допотопном лимузине, управляемом с опасной смелостью каким-то Франсуа, одетым как садовник и не успевшим сменить сабо на ботинки.
После того как г-жа Мегрэ помахала им с порога рукой и машина отъехала от дома, он услышал от гостьи:
- Значит, это ваша жена? Наверное, я обидела ее, приняв за служанку. Я и вас сначала приняла за садовника...
И, высадив его у вокзала в Обрэ, где Франсуа, перепутав скорости и внезапно дав задний ход, чуть было не врезался в стайку велосипедистов, снова отправилась в свое более чем рискованное путешествие.
Было время отпусков. Все парижане устремились за город; по дорогам мчались автомобили, по речкам скользили лодки, под каждой ивой сидели рыбаки в соломенных шляпах.
Орсен был полустанком, на котором снисходительно останавливались лишь редкие поезда. Сквозь деревья в парках проглядывали крыши нескольких больших вилл, а за ними - широкая и величественная в этом месте Сена.
Сам Мегрэ затруднился бы ответить, почему он подчинился приказанию Бернадетты Аморель. Может быть, с досады на колорадских жуков?
И вдруг он тоже почувствовал себя в отпуске, как эти люди, с которыми ехал в поезде, которых встречал, спускаясь по крутой тропинке, которых видел повсюду, с тех пор как покинул Мен.
Здесь дышалось намного легче, чем у него в саду, и он бодро шагал по незнакомой местности; спустившись вниз по откосу, вдруг увидел Сену, протекавшую вдоль широкой дороги, по которой мчались машины.
От самого вокзала стали попадаться надписи со стрелками: “Гостиница “Ангел”. Придерживаясь указанного направления, Мегрэ попал в сад с запущенными аллеями и в конце концов толкнул дверь веранды, где было душно от солнца, нагревшего застоявшийся между стеклянными стенками воздух.
- Есть тут кто-нибудь? - спросил он. Никто не откликнулся. На подстилке лежала кошка, в углу стояли удочки.
- Есть тут кто-нибудь?
Он спустился на одну ступеньку и очутился в зале, где лениво раскачивался медный маятник старых часов; каждый раз, как он описывал дугу, раздавался щелчок.
- Ни души в этой лачуге! - проворчал он. И в ту же минуту рядом с ним что-то зашевелилось. Мегрэ вздрогнул и заметил в темноте некое существо, завернутое в одеяло. Это была женщина - конечно, та самая Жанна, о которой говорила ему г-жа Аморель. Черные жирные волосы свисали по обеим сторонам ее лица, на шее белел толстый компресс.
- Закрыто! - хрипло сказала она.
- Знаю, сударыня! Мне говорили, что вы нездоровы...
Ой! Не слишком ли невыразительно это “нездоровы”? Не прозвучало ли оно для нее как оскорбление?
- Вы хотите сказать, что я уже почти при смерти?.. Никто не хочет мне верить. Все только досаждают.
Наконец, отбросив одеяло, закрывавшее ей ноги, она встала и сунула широкие ступни в войлочные шлепанцы.