Больше одного раза за ночь вредно, это может вызвать серьезные нарушения, и ты навредишь своему здоровью.
— Потрогай меня еще, — попросил он. — Он опять твердый...
Она разрешила ему взять свою руку и положить туда. Ей показалось, что он высечен из камня. Она удивилась: даже Боб никогда не возбуждался вторично так быстро.
— Мне кажется... если только сегодня... второй раз, то ничего страшного не будет, а? — сказал он умоляюще. — Возьми меня... пусти к себе...
Она со вздохом покорилась, взяла его и помогла войти в себя. На этот раз он продержался дольше, но все равно взорвался в ней буквально через несколько минут. Он застонал от странной комбинации боли и наслаждения, когда его почти пустые железы напряглись, чтобы вытолкнуть из себя то, что в них еще оставалось.
Наконец, он буквально скатился с нее и лег рядом, тяжело дыша.
— Ты знаешь, — сказал он немного погодя, глядя на нее, — пожалуй, ты была права.
— Конечно же, я была права, — согласилась она и поцеловала его в щеку. — Теперь постарайся заснуть, — добавила она ласково. — Выспишься, отдохнешь и завтра все будет в порядке. Одного раза достаточно...
С этой ночи у них все так и происходило...
Глава 7
Увидев Джери-Ли, Берни спустился с вышки спасателей и подошел к ней.
Она расстилала полотенце в своем излюбленном месте.
— Ты не сердишься на меня за вчерашнее? — спросил он.
— А разве я должна сердиться? — улыбнулась она.
— Я вовсе не хотел...
— Все о'кей, — быстро сказала она. — Ничего страшного не случилось.
И вообще, мне тоже понравилось...
— Джери-Ли! — воскликнул он, пораженный.
— А что? Разве что-нибудь не так? Разве тебе не было хорошо? Он не ответил.
— Может быть, мне не дозволено получать удовольствие? — воинственно спросила она. — Или только мальчишки обладают чувствами?
— Но, Джери-Ли, девушкам полагается быть совсем другими...
Она рассмеялась.
— Если они другие, то они просто несчастные, лишенные радостей жизни создания, вынужденные делать то, что им вовсе не нравится!
— Знаешь, Джери-Ли, я тебя совершенно не понимаю. Один день ты такая, другой — совсем непохожая.
— Какая есть! И, по крайней мере, мои слова соответствуют тому, что я считаю в данный момент правильным, — сказала она. — И вообще, девушки, как известно, в этом возрасте меняются! — она откровенно смеялась над Берни. — А вот платье ты мне испортил основательно. Матери я сказала, что выплеснула что-то на себя в кухне, — она продолжала смеяться.
— Ничего смешного. Я из-за этого не спал всю ночь, чувствовал себя ужасно виноватым.
— Даже так? Не стоит терзаться. Просто в следующий раз будь чуть-чуть осторожней.
— Следующего раза не будет, Джери-Ли, — я обещаю, что больше не потеряю головы.
Она посмотрела на него испытывающе и чуть насмешливо.
— Обещаю, правда. Я слишком уважаю тебя...
— Ты хочешь сказать, что не станешь этого делать, даже если я захочу, чтобы ты...
— Но ты не можешь хотеть! — сказал он с убежденностью.
— Ну если ты так считаешь, тогда объясни, почему я позволила тебе все это вчера?
— Потому что и ты потеряла голову.
— Нет, Берни, причина совсем не в этом. Я позволила тебе все это только потому, что сама того хотела. Совершенно неожиданно для себя я вдруг поняла, почему последнее время чувствовала себя так странно, почему была такой нервной, взвинченной. Просто потому, что я все время старалась убежать от тех инстинктов, которые бушевали во мне.
— Бог мой, Джери-Ли! Ты просто не отдаешь себе отчета в том, что сейчас говоришь!
— Просто я сейчас предельно честна и с тобой и с собой. Я не желаю притворяться перед кем бы то ни было, а перед собой тем более мне не хочется. Может быть, именно теперь я смогу совладать со своими чувствами и переживаниями.
— Джери-Ли, хорошие девочки не позволяют себе так чувствовать. — Берни был крайне смущен и обеспокоен. — Может быть, тебе следует поговорить с кем-нибудь?
— С кем? С матерью? — спросила она, саркастически улыбаясь. — С ней я не могу говорить. Она никогда меня не поймет.
— Тогда что же ты собираешься делать?
— То же, что делаешь и ты, — она ухмыльнулась. — Возможно, со временем мы лучше поймем, что все это означает.
Он ничего не ответил и побрел к своей вышке. Весь день Берни наблюдал за Джери-Ли. Все произошло как-то не так, как положено. Он бесконечно сожалел, что начал все это с ней.
— Ты прочитала книжку? — спросил Мартин, когда она вернула ее.
— Конечно.
— И что ты думаешь?
— Есть места, которые я просто не поняла. Но большую часть времени я испытывала во время чтения сострадание ко всем им. Они произвели на меня впечатление таких потерянных и таких несчастных, независимо от того, что они делали.
— А что ты не поняла?
— Ну, ты сказал, что герои напоминают тебе твою собственную семью.
Но ты ничего общего не имеешь со Стадсом Лониганом.
— Я бы мог стать таким, как он, если бы позволил себе пить, как это делал он, — сказал Мартин. — А мои предки такие же лицемеры, как и его.
Они вечно потчуют меня расхожими истинами, а сами живут совсем не так, как требуют от меня.
— А ты никогда не пробовал с какой-нибудь девушкой так, как Лониган?
Мартин пунцово покраснел.
— Нет.
— А что-нибудь другое?
— Я... я... не понимаю, о чем ты, — сказал он, спотыкаясь на каждом слове.
— А я думаю, что отлично понимаешь. Он покраснел еще больше, хотя это, казалось, уже и невозможно.
— Бог мой, Джери-Ли, не надо... Люди не говорят о таких вещах и не задают подобных вопросов...
— Ты краснеешь. Значит тебе нравится?
Он не ответил.
— А как часто ты это делаешь?
— Джери-Ли! Так нечестно! А как бы ты себя чувствовала, если бы я стал задавать тебе такие же вопросы?
— Возможно, ты прав, — сказала она, подумав немного. — Я пошла в библиотеку и взяла пару книг Джеймса Фаррела. Он мне понравился.
Понимаешь, он, по крайней мере, честен.
— Он хороший писатель, — согласился Мартин. — Я пытался уговорить отца прочитать его книги, но он не захотел и слушать. Сказал, что отец Донлан в церкви говорил об этом писателе, что, мол, того отлучили от церкви за непристойные слова в книгах.
— Я знаю, — сказала Джери-Ли. — Когда я брала книгу, библиотекарша поглядела на меня как-то странно и заявила, что, насколько она может судить, мне еще рано читать такие книги, как романы Фаррела.
Теперь рассмеялся Мартин.
— Я давно поражаюсь, неужели они всерьез думают, что мы все еще дети?
Джери-Ли стояла на террасе и слушала музыку, доносящуюся из открытых дверей танцевального зала.
Уже несколько недель в клубе играл негритянский оркестр. Поначалу некоторые члены клуба возражали. Они утверждали, будто единственная причина, по которой Коркорэн нанял черный оркестр, в том, что он дешевле, чем белый. Но уже после первого же вечера все, кроме самых что ни на есть твердолобых, признали, что этот оркестр лучший из всех, когда-либо игравших в клубе.
Джери-Ли и другая официантка Лайза сидели на перилах. Музыка кончилась, и оркестранты высыпали на террасу. Они сгрудились у дальней стены, разговаривая между собой. Но через некоторое время молодой человек, исполнитель песен, подошел к перилам и встал недалеко от девушек, глядя на водный простор океана.
— Последняя песня мне очень понравилась, она прекрасна, — сказала ему Джери-Ли. — Вы пели почти как Нат Кинг Коул.
— Спасибо.
У нее возникло смутное ощущение, что ему пришелся не по вкусу такой комплимент.
— Готова спорить, что вам все так говорят, — сказала она, пытаясь исправить положение.