Невероятно. Затеять строительство такого гигантского со-оружения для такого пустого времяпровождения, ради праздной и бессмысленной траты времени на спорт…
Бейнес прервал его:
– Оно уже закончено. Это его окончательный вид. Стадион открыт с одной стороны. Новый стиль. Они очень гордятся им.
Лотце глядел вниз.
– У него такой вид, – произнес он, – будто его проектировал какой-то еврей.
Бейнес пристально посмотрел на него.
На какое– то мгновение ему показалось, что в этой немецкой голове есть какая-то неуравно-вешенность, психический сдвиг.
Неужели Лотце и вправду имел в виду сказанное, или это просто ничего не значащая фраза?
– Надеюсь, мы еще встретимся в Сан-Франциско? – сказал Лотце.
Ракета приземлилась.
– Мне будет очень не хватать соотечественника, с которым можно было бы поговорить.
– Я вам совсем не соотечественник, – сказал Бейнес.
– О, да, конечно. Но в расовом отношении мы очень близки. Да и во всех отношениях.
Лотце заерзал в Кресле, готовясь к тому, чтобы отстегнуться.
"Неужели у меня какие-то родственные связи с этим человеком? – удивился Бейнес. – Ка-кое-то родство во всех отношениях? Значит, и у меня тоже такой же психический сдвиг? Мы жи-вем в умственно неполноценном мире, у власти – безумцы. Как давно мы столкнулись с этим, осознали это? Сколько нас это понимают? Разумеется, Лотце не входит в это число. Пожалуй, если знаешь, что ты сумасшедший, то тогда ты еще не до конца сошел с ума. Или же к нам в конце концов возвращается рассудок, просыпаясь в нас. Скорее всего пока еще совсем немногие осознают это, отдельные личности там и здесь. Но массы, что они думают? Неужели они воображают, что живут в психически нормальном мире? Или у них все-таки есть какие-то смутные догадки, проблески истины? Но, – подумал он, – что же, собственно, обозначает это слово – безумие юридически? Что я имею в виду? Я его чувствую, вижу его, но что же это такое? Это то, что они делают, это то, чем они являются. Это их духовная слепота, полное отсутствие знаний о других, полная неосознанность того, что они причиняют другим, непонимание разрушения, причиной которого они стали и являются сейчас. Что, они игнорируют реальность? Да. И не только это. Посмотрим на их планы.
Завоевание космоса и планет, такое же как Африки, как Европы. Их точка зрения – она кос-мическая. Их не интересует ни какой-то человек здесь, ни какой-то ребенок там. Только абстрак-ции будоражат их: раса, земля, Фольк, Ланд, Блут, Эрде. Абстрактное для них реально, реальность невидима. Это их чувство пространства и времени. Они глядят сквозь настоящий момент, сквозь окружающую действительность в лежащую вне ее черную бездну неизменного. И это имеет самые роковые последствия для живущего. Так как совсем скоро оно перестанет существовать. Когда-то во всем космосе были одни лишь частички пыли, горячие пары водорода и ничего более, а скоро снова наступит такое же состояние. Мы – это только промежуток между двумя этими состояниями.
Космический процесс убыстряется, сокращая жизнь, превращая живую материю снова в гра-нит, в метан. Колесо его не остановить. Все остальное проходящее. И эти безумцы, они стараются соответствовать этому граниту, этой пыли, этому страстному стремлению мертвой материи. Они хотят помочь Природе. и я знаю, почему, – подумал он. – Они хотят быть движущейся силой, а не жертвами истории. Они отождествляют свое могущество со всемогуществом бога и верят в собст-венную богоподобность. И это главное их безумие. Они одержимы какой-то одной идеей, архити-пичной идеей. Их эгоизм настолько разросся, что они уже не понимают, откуда они начали, что они вовсе не боги. Это не высокомерие, не гордыня, это раздувание своего "я" до его крайнего предела, когда уже нет разницы между теми, кто поклоняется, и теми, кому поклоняются.
Не че-ловек съел бога, это бог пожрал человека. Чего они не могут уразуметь – это беспомощности че-ловека. я слаб, я мал. Вселенной нет до меня никакого дела. Она не замечает меня.
Я продолжаю вести незаметную жизнь. Но почему это плохо? Разве это не лучше? Кого боги замечают, тех они уничтожают. Будь невелик, и ты избежишь ревности сильных".
Отстегивая ремень, Бейнес сказал:
– Мистер Лотце, я этого еще никогда никому не говорил. Я – еврей.
Понимаете?
Лотце взглянул на него с жадностью.
– Вы бы об этом никогда бы не догадались, потому что внешне я нисколько не похож на ев-рея. Я изменил форму носа, уменьшил свои сальные железы, кожа моя осветлена химически, из-менена форма черепа. Короче, по внешним признакам я не могу быть разоблачен. Я вхож в самые высшие сферы нацистского общества и часто бываю там. Никто до сих пор меня не разоблачил.
Он замолчал, как можно ближе придвинулся к Лотце и сказал так тихо, чтобы услышал только он:
– И там есть еще такие же, как я. Вы слышите? Мы не умерли. Мы все еще существуем и не-заметно продолжаем жить.
Лотце был ошарашен.
– Служба безопасности…
– СД может просмотреть мое досье, – сказал Бейнес. – Вы можете донести на меня. Но у ме-ня очень сильные связи. Некоторые мои друзья – арийцы, другие – такие же евреи, занимающие высокие посты в Берлине. На ваш донос не обратят внимания, а я через некоторое время сам доне-су на вас, и благодаря этим же моим связям вы окажетесь под Защитной опекой.
Он улыбнулся, поклонился и зашагал по проходу подальше от Лотце вслед за другими пас-сажирами. Спустившись по трапу на холодное, продуваемое ветром взлетное поле, Бейнес на мгновение снова очутился рядом с Лотце.
– В сущности, – сказал Бейнес, шагая рядом с Лотце, – мне что-то очень не нравится ваша внешность, мистер Лотце, поэтому я не буду надолго откладывать и напишу донос немедленно.
Он быстро зашагал вперед, оставив Лотце далеко позади.
В дальнем конце взлетной площадки у входа в вестибюль пассажиров ожидала толпа встре-чающих. Родственники, друзья, многие из них приветственно махали руками, выглядывали из-за стоящих впереди, улыбались, внимательно вглядывались в лица, суетились. Несколько впереди остальных стоял коренастый японец средних лет, одетый в изысканное английское пальто, а рядом с ним стоял японец помоложе. На лацкане его пальто поблескивал значок Главного Торгового Представительства Империи.
«Это он, – понял Бейнес, – мистер Набусуке Тагоми Явился лично6 чтобы встретить меня».
Слегка подавшись вперед, японец протянул руку.
– Герр Бейнес, добрый вечер.
– Добрый вечер, мистер Тагоми, – ответил Бейнес.
Он так же протянул руку. Обменявшись рукопожатиями, они поклонились друг другу.
Молодой японец тоже поклонился, глядя на них с сияющей улыбкой.
– Немного прохладно, сэр, на этом открытом поле, – сказал мистер Тагоми. – В город мы по-летим на вертолете Представительства. Не возражаете? Или, может быть, вам нужно еще уладить какие-нибудь дела здесь?
Он с волнением вглядывался в лицо Бейнеса.
– Мы можем отправиться прямо сейчас, – сказал Бейнес. – Я хочу только оформить номер в гостинице. Мой багаж…
– Об этом позаботится мистер Котомики, – сказал мистер Тагоми. – Он поедет вслед за нами. Видите ли, сэр, на этом вокзале мне всегда приходится дожидаться багажа целый час. Дольше, чем вы летели.
Мистер Котомики приятно улыбнулся.
– Хорошо, – сказал Бейнес.
– Сэр, а у меня для вас скромный дар.
– Простите?
– Чтобы у вас сложилось приятное впечатление.
Мистер Тагоми сунул руку в карман пальто и вынул оттуда небольшую коробку.
– Благодарю вас, – произнес Бейнес, принимая дар.