Пара-тройка перерождений и все пройдет.
– Точно? – недоверчиво прохрипел он. Я подумал было, что надо бы сообщить, что я шучу, а потом вдруг понял, что не шучу, а просто констатирую факт.
– Точно. – искренне сказал я. – Только не просто сменить пару тел, а нормально, прожить.
– Уф! – облегченно вздохнул мужичек. – А я уж подумал, что насовсем.
– Да что ж я – демон какой – насовсем! – добродушно сказал я ему и повернулся к старшему.
– А кто же ты тогда, если не демон? – громко, чтобы толпа могла слышать не только мои реплики, спросил он.
– Кто я и почему сейчас на счету не только каждый маг, но и каждый человек, я скажу потом. Сначала я хочу так или иначе закончить дело с этой женщиной. – я ткнул в столб, вокруг которого уже стояло мое отделение.
В воздухе что-то свистнуло и к ногам Хвата упали разрубленные пополам бумеранги. Хват смазанным движением метнулся к одному из магов и вернулся обратно.
Маг без видимых повреждений опустился на помост.
– Через пару часиков очнется! Если разрешат! – громко сообщил Хват окружающим, засовывая мечи в ножны. Сделав это сообщение, он повернулся ко мне за разрешением.
– Пусть живет!. – великодушно пророкотал я и перевел взгляд на седого громилу. Достав из кармана еще не потухшую трубку, я быстро кинул ее между зубов, жестом фокусника убрал руки за спину, в пару пыхов раскурил ее, кивнул легкому гулу толпы и спросил:
– Почему вы хотите ее сжечь?
– А почему ты хочешь не дать нам это сделать? – контратаковал громила облачком дыма. Я посмотрел на восьмерых разных магов, старательно окуривавших периметр помоста, и подумал, что для сценки «переговоры казацких вожаков о полоненой принцессе» явно не хватает стола с кружками.
Над площадью висела тишина – люди не шевелились, боясь пропустить хоть миг из устроенного мною шоу.
Я вернул взгляд на громилу и громогласно сказал:
– Уважаемый, если ты думаешь, что она внушила мне мысль вам помешать – то да, у меня такая мысль есть и это ее мысль, но сам я пока не решил, мешать вам или как, поскольку вместо того, чтобы объяснить мне, за что вы хотите замучить ребенка, вы на нас нападаете. Поэтому объясняй скорей, пока я не подумал, что вы задумали что-то гадкое, о чем и говорить не хочется.
– А вы что, судьи верховного бога? – скептически осведомился куда-то в воздух, старательно избегая наведения вопросов в меня. Пока я придумывал, что бы ответить, обессиленный мною мужичонка, в которого угодил вопрос седого, прогудел:
– Разуй глаза, Акаранкой! Магия на них не действует, наоборот, они ее исчезают. У них эти… луки. И у него – он осторожно махнул в мою сторону. – зачем-то…не помнишь, зачем?… глаза закрыты зеркалами.
Акаранкой посмотрел на мужичка, потом глянул на мои очки и спросил:
– Ты из пустоты?
– Ну наконец-то! – радостно воскликнул я на фоне шумного оха толпы за спиной.
Акаранкой посмотрел на совершенно успокоившуюся в окружении четырех спин девушку и спросил:
– Ты заберешь ее с собой?
– Может быть, если ты наконец, расскажешь, за что вы хотели ее сжечь.
Маг опустил голову и тихо сказал в пол:
– Мы хотели ее сжечь, чтобы выбросить с нашего мира в пустоту, потому что она – Несносная Ведунья, а им нет места в это мире.
От столба донеслось возмущенное мычание.
– А ты пока молчи! – рыкнул я, ткнув пальцем в столб.
Мычание смолкло.
Маг поднял удивленный взгляд, посмотрел на затихшую Ведунью, перевел взгляд на меня на меня и охреневше спросил.
– Как ты это сделал?… Как ты заставил ее замолчать?
Я на секунду призадумался, как бы объяснить, что раскапывать истину я сам себе землекоп.
– Я дал ее понять, что сейчас будет правильным молчать, поскольку я и без нее докопаюсь до истины и приму решение, которое будет моим, и оно будет правильным.
– прожурчал я.
– Вот-вот. – буркнул Акаранкой. – А нам она почему-то этого не дает. У нее врожденное чувство, что правильно, а что нет, то есть, чтобы не пугать глупых людей, что надо, а что не надо делать, чтобы потом не жалеть о содеянном, и не набивать себе шишки и не наживать себе головную боль. Только вот объяснить ей, что если люди не будут набивать себе шишки, они ничему не научаться, у нас не получалось, а не слушать ее тоже не получалось, поскольку она умеет читать людей и говорить в них.
Вот что нам оставалось делать, кроме как с костром отправить ее в пустоту? – виновато закончил он, поднимая глаза от пола. В глазах было знание, что сжигать таких очень больно и жалко, но другого выхода не было. Посмотрев на мои очки, он опустил глаз аи тихо добавил – И зеркала-то на глаза она одевать отказалась.
Мне стало интересно, что ж такого с этими зеркалами?
– Интересно, почему? – спросил я вслух и кивнул Шнырк, в руке которой после моего вопроса появился нож. Шнырк аккуратно спорола повязку, закрывавшую рот ведуньи.
– Пуф! – облегченно сказала ведунья и облизала пухлые губы. Я еще раз посмотрел на ее лицо и подумал, что если бы глаза ее не были черны пугающе чернильной чернотой – была бы просто девочка-красавица.
– Ну я уж думала – все. – тихо сказала она, глядя на меня этими самыми глазами.
– В общем-то почти уже нет, только расскажи мне, почему ты довела людей до жизни такой. – так же тихо ответил я.
– Я… – тихо и жалобно сказала она, опуская глаза. – Я просто не могла смотреть,… точней, не я, а это мир, которым я была, не мог смотреть, как люди делаю неправильности, по глупости своей загоняя себя в клетки и ямы. Мне было легче умереть, чем дать им портить свой, и мой тоже, дом, потому что я думала, что я в этом мире насовсем, и как не хотелось с него уйти, уйти было некуда. – грустно сказала она.
Я вдруг почувствовал себя богом, к которому на исповедь пришли слуги его священники и ждут решения.
– Ясно. – буркнул я, отгоняя это странное ощущение.
Мне на самом деле стало ясно, что она нашла выход и больше не будет. Я посмотрел на Акаранкоя и понял, что мне надо озвучить это понимание.
– Давай договоримся, – пока не уйдем из этого мира, ты будешь делать все, что я скажу.
Она подняла голову. Чернота в ее взгляде разрослась до космически бесконечных размеров, а потом взгляд вдруг стал беззащитным и чернота исчезла, сменившись тусклым лиловым светом раннего рассвета
– Хорошо. Тебе я могу себя доверить. – еле слышно сказала она.
Маги шумно вздохнули и уставились на меня, как на бога.
Я кивнул Шнырк, предоставив ей снимать ведунью со столба, повернулся к помосту спиной и окинул взглядом площадь.
– Так. С этим покончили! – громко гаркнул я в публику, держащую меня в перекрестье взглядов. – Теперь переходим ко второй части выступления, только пока я буду говорить, пусть хозяин во-о-он той оружейной лавки принесет небольшую кольчугу сам-знает-кому, то есть лучшую, а владелец вон того или вон того постоялого двора приведет шесть свежих бегунов заберет пятерых уставших наших.
Найдя глазами трех человек, побежавших через расступавшуюся перед ними толпу, я набрал воздуху и ощутив, как у меня за спиной появилось что-то очень теплое и уютное, сказал:
– Мы, я и мои войны, пришли в это мир не для того, чтобы забрать ее.
По толпе прокатился шорох движений, и я поспешил успокоить публику:
– Я возьму ее с собой, но у нас есть другая цель, и когда я говорил о ней, когда говорил, что на счету каждый маг и каждый человек! Я могу не успеть, и у вас останеться ваша жизнь, и у вас останется ваша сила, но ваша свобода будет под угрозой!
– Ты не тяни, ты толком скажи, в чем дело! – крикнул из толпы дребезжащий старческий голос.