По-видимому, труп привезли сюда, чтобы втихую прикопать его где-нибудь поблизости. Черняев и его люди сейчас явно находятся в цейтноте, у них недостает даже времени, чтобы оперативно заметать за собой следы и вовремя закапывать в землю своих же покойников.
Карахан невольно обратил внимание на массивное деревянное кресло со специальными манжетами для рук и горла. У него возникло подозрение, что это помещение могло также использоваться в качестве пыточной камеры.
Но настоящий застенок он обнаружил после того, как спустился в просторный подвал, оборудованный под фундаментом этого скромного с виду строения.
– Ну что, Завадский, будем и дальше молчать? – спросил он, вернувшись обратно после небольшой экскурсии по дому и расположенному под ним подвалу. – В темпе рассказывай, кто и почему меня так подставил! И про то, где сейчас похищенные вами москвичи.
Тёма демонстративно сплюнул на пол, после чего хмуро процедил:
– Да не пошли бы вы оба...
– Пожалуй, пойдем, – бросив на него задумчивый взгляд, сказал Карахан. – Пойдем-ка посмотрим, что у вас здесь за производство такое функционирует рядышком с кладбищем.
Они прошли в ангар через боковую дверь. Нащупав на стене выключатель, Карахан включил освещение. Внутри ангара, где стояло с полдюжины разнокалиберных станков, пахло древесной стружкой и олифой. Тёма, со скованными сзади руками и торчащим из пасти кляпом, в этот момент как-то занервничал. Увидев, что его подвели к циркулярке, он выпучил глаза и громко замычал... но уже в следующую секунду внутри его черепа что-то оглушительно взорвалось...
Очнулся Тёма довольно быстро, всего через пару-тройку минут... и обнаружил себя уже крепко-накрепко привязанным к подвижной станине пилорамы...
Обнаружив, что Завадский постепенно приходит в себя, Волков спросил:
– Что дальше, Герман?
Карахан к этому времени уже успел разобраться с положениями кнопочного механизма, который приводит в действие агрегат пилорамы.
– Лучше тебе этого не знать, дружище... Постой пока на стреме... Я хочу ему наедине задать пару-тройку вопросов.
Завадский попытался было рвануться... бешено завозился, ерзая спиной по разделенному бороздкой полотну семиметровой станины, но черта с два у него получилось освободиться!
Единственное, что у него получилось, так это чуть приподнять голову и увидеть совсем близко, как ему померещилось, от своих распяленных в стороны ног, с прихваченными на лодыжках крепкими веревками, сверкающий... жуткий... бешено вращающийся круг включенной циркулярной пилы.
Карахан нажал нужную кнопку на пульте управления агрегатом, после чего станина, а вместе с ней и Тёма Завадский, чье лицо тут же приняло свекольный оттенок, медленно поползла в сторону бешено вращающегося диска с острыми зубьями.
Когда расстояние между двумя фатально сближающимися объектами составило не более полуметра, Герман нажал кнопку «стоп».
Подошел к распластанному на станке Завадскому и вытащил у него кляп изо рта.
– Если у тебя есть что сказать мне, Тёма, говори быстро и по делу!..
Волков, оставшийся снаружи ангара, слышал, как тоненько запела в тишине циркулярка, но спустя несколько секунд этот неприятный – особенно сейчас – звук пропал.
Герман находился в ангаре около пяти минут. За время его недолгого отсутствия Волков, воспользовавшись чужими ключами, вскрыл джип и кабину «Газели» – но ничего заслуживающего внимания он внутри этих тачек не обнаружил.
В том, что касалось самого главного, о чем еще вчера вечером высказался Карахан в их с Ленчиком компании, он был целиком и полностью согласен. В свое время они готовили те мероприятия, в результате которых Черняев и подобные ему оборотни оказались за решеткой. Но все они, в особенности же бывший глава ОБЭП, буквально через считаные дни оказались на свободе. Мало того, большинство из них очень хорошо устроились в этой жизни; чувствуя покровительство некоторых влиятельных персон, они теперь ведут себя даже более нагло и вызывающе, чем в сравнительно недавнем прошлом.
Справиться с этой волчьей стаей можно лишь одним способом: действуя в противоборстве с ними по их же волчьим законам.
«З-з-з-з...» – вновь тонко заныл диск циркулярной пилы.
Этот звук еще не успел поменяться на другой... – хотя у Волкова были крепкие нервы, но по телу все равно мурашки пробежали, – как из ангара торопливой походкой вышел Карахан с «калашом» на правом плече.
– Ходу, Миша! – сказал гэбист, стараясь не прислушиваться к сторонним звукам. – Не так много удалось выяснить, как хотелось... но есть кое-что важное! Журналисты были здесь... их тут держали до вечера! Зеленскую увез куда-то заместитель Черняева, а вот с Маркеловым есть какая-то неясность.
Едва Карахан успел включить в работу свою резервную мобилу, как ему тут же прозвонил Леня Соломатин.
Глава 30
Тайная дипломатия
– Я тебе прямо скажу, Алексей Николаевич... Положение сложилось тяжелое... очень паршивая ситуация. Но лично для тебя, дорогой, все может обернуться не так уж и плохо. Главное сейчас – правильно сориентироваться и попытаться как-то выйти из этого сложного положения, сохранив при том лицо и жизненные перспективы.
Разговор, проходивший в служебном кабинете главы областного управления ФСБ, складывался очень непросто. Нынешний собеседник Керженцева еще в недалеком сравнительно прошлом возглавлял УФСБ соседней области. Они были знакомы лет десять, а то и больше. Их отношения и сейчас были ровными. Вернее, казались таковыми. Ведь раньше они действительно были ровней друг другу, коллегами по работе, занимая равновеликие посты в иерархии ФСБ. А теперь между ними существовала определенная дистанция: если Керженцев, оставаясь в звании генерал-майора госбезопасности, занимал свой прежний пост, дорабатывая до пенсии по выслуге лет, то его знакомый, получив на погоны вторую генеральскую звездочку, пошел на повышение и вот уже второй год занимает должность заместителя директора ФСБ по Приволжскому федеральному округу.
Керженцев лично ездил в аэропорт около двух пополудни, чтобы встретить Александра Глебовича, своего нынешнего куратора по линии Приволжского округа. Он предполагал, что они вдвоем сразу отправятся в здание УФСБ, где с глазу на глаз, как давние знакомые и коллеги по работе, смогут детально обсудить сложившееся к этому времени положение.
Но не тут-то было.
Прибывших встречал не только глава УФСБ – приехала целая свора губернских чиновников, руководители милиции и прокуратуры.
Куратор, перебросившись с поджидавшим его здесь Керженцевым двумя или тремя пустыми фразами и предупредив, что подъедет в Контору попозже, отправился вместе со всеми – кроме начальника УФСБ, естественно, которого «забыли» пригласить, – в загородную гостевую резиденцию губернатора, перешедшую вместе с прочими атрибутами власти к Воронину.
Появившийся на пороге кабинета дежурный сотрудник заставил двух расположившихся за приставным столом мужчин на время прервать их трудную беседу.
– Разрешите, товарищ генерал?
– Секундочку, Александр Глебович, – сказав это, Керженцев поднялся из-за стола и вышел навстречу дежурному сотруднику. – Ну что там у вас? Я же просил не беспокоить...
Сотрудник молча протянул ему тонкую кожаную папку, внутри которой находился сложенный пополам лист писчей бумаги.
Это была записка от Соломатина.
«19.45. Отбил М-ва у центурионовцев. На запасных путях ж/д станции произошла стычка с применением оружия. У нас потерь нет, оторвались без проблем. М-в цел, относительно здоров, дает показания. Прошу вашей санкции на дальнейшие действия...»
– Что стряслось, Алексей Николаевич? – поинтересовался куратор. – Опять плохие новости?
Керженцев едва сдержался в этот момент, чтобы вслух не сказать то, что у него сейчас крутилось на языке.
Захлопнув папку, Керженцев вернул ее дежурному.
– Я же просил, чтобы меня не беспокоили по пустякам!
– Товарищ генерал, а может... может, вам чаю принести?
«Он ждет ответа для Соломатина, – подумал про себя Керженцев. – Но не хочет об этом говорить при кураторе...»
– Не сейчас, – строго оказал генерал. – Все, свободен...
Усевшись на свое место – напротив куратора, – Керженцев негромко сказал:
– Итак, Александр Глебович, на чем мы остановились?
Керженцев не то что обиду затаил на своего бывшего коллегу... нет... если называть вещи своими именами, он ощущал себя сейчас преданным и проданным.
Предательство сейчас стало нормой, так что удивляться особо тут нечему. Но вероломство бывших друзей и партнеров буквально бесило в эти минуты генерала Керженцева. Быстро же они его сдали.
Когда он приехал после совещания у и.о. губернатора, его сразу же соединили по вертушке с первым заместителем директора ФСБ, телефонограмму, а затем и более пространный доклад которому Керженцев послал еще вчера вечером.
«Сделайте все возможное, Керженцев, чтобы не дать разгореться большому скандалу, – сказал ему первый замдиректора, звонивший из своего лубянского кабинета. – Скоро к вам подъедет из Нижнего Александр Глебович... наш коллега детально проинструктирует вас, какой линии поведения лучше всего придерживаться в нынешней ситуации».
Куратор приехал в здание УФСБ уже в восьмом часу вечера, пробыв в загородной резиденции губернатора, в компании Воронина и прочих чиновников окружного и губернского масштаба, около четырех часов. О чем они там совещались, Керженцев мог сейчас лишь догадываться (судя по тому, что от куратора попахивает дорогим солодовым виски, разговоры велись за накрытым столом). Самое же неприятное заключается в том, что в этой «тусовке» принимал деятельное участие городской голова Мельников, который – этому уже имеются очевидные свидетельства – успел вступить в сепаратные переговоры с Ворониным и уже о чем-то, кажется, с ним договорился.
– Вот что я тебе скажу, Алексей Николаич, – доверительно произнес куратор. – Ты явно не на тех поставил...
– Ты же знаешь, Александр Глебович, что я всегда был в хороших отношениях с губернатором, – хмуро заметил Керженцев. – А Николай Дмитриевич, в свою очередь, имел нормальные отношения с Кремлем и федеральным правительством.
– После болезни Николая Дмитриевича многое переменилось.
– Но я ведь не флюгер, чтобы крутиться то слева направо, то наоборот. В конце концов, есть круг должностных обязанностей, которые я должен выполнять на своем посту.
– Но именно твои сотрудники, Алексей Николаевич, вляпались в эту гнусную историю с рэкетом и убийствами! Представляешь, какой скандал может разгореться – не только здесь, у вас, но и в Москве! И какие последствия могут возникнуть для реноме нашей Конторы! Ты хоть об этом подумал?!
– История действительно гнусная, – задумчиво покивав головой, сказал Керженцев. – Типичная подстава. Не мне тебе объяснять, как это делается. Ты ведь в курсе, что мы заняли принципиальную позицию по Новомихайловскому комбинату? Если уж здесь, где на кону стоят не только огромные деньги, но и надежды на модернизацию многих отраслей промышленности, если мы и здесь прогнемся, позволив разграбить и разрушить этот объект, то грош нам всем цена! Да и какой толк в существовании нашей Конторы, если даже в таких случаях, как нынешний, когда творится сущий беспредел, мы будем сидеть сложа руки под предлогом того, что, мол, не наше дело участвовать в разборках бизнес-элиты?!
Куратор некоторое время молчал, словно раздумывал над тем, в какой степени он может быть откровенен с хозяином кабинета. Взяв небольшую паузу, он налил из бутылки себе в стакан минералку, мелкими глотками выпил пузырящийся напиток и лишь после этого сказал:
– Мы на своих постах должны помогать российскому бизнесу, а не создавать ему ненужные помехи.
– Кто бы спорил? – сухо заметил Керженцев.
– Вспомни недавнее прошлое, Алексей. Раньше мы были солдатами партии коммунистов...
– А теперь мы солдаты «партии власти»? – криво усмехнувшись, сказал Керженцев. – Но ты же сам видишь, Александр, что они еще не набили свои утробы, они вырывают друг у друга куски, продолжают «пилить» собственность... по-моему, они никогда не нажрутся! Если побоку все юридические нормы, все существующие законы, вся целиком мораль и нравственность, то где те четко сформулированные – пусть и негласно, так сказать, сугубо «для служебного пользования» – правила игры, которых должны сейчас придерживаться мы, руководящее звено госбезопасности и наши подчиненные?!
Затрезвонил один из телефонных аппаратов.
– Прошу извинить, Александр Глебович, это может быть звонок из Москвы.
Звонок действительно был из столицы, но отнюдь не от одного из лубянских руководителей, как предположил, поднимая трубку, Керженцев.
– Генерал Керженцев у аппарата.
– Добрый вечер, Алексей Николаевич, – прозвучал в трубке знакомый миллионам российских телезрителей мужской голос. – Это Уралов вас беспокоит...
Керженцев чертыхнулся про себя: сейчас этот звонок был очень некстати. За последние сутки он уже дважды говорил по телефону с известным телеведущим – вчера поздно вечером и сегодня утром, еще до совещания у губернатора. За Уралова также хлопотал их общий знакомый, в прошлом один из руководителей ФСБ, а теперь депутат Госдумы. Собственно, благодаря Уралову и этим своим связям с видными в прошлом гэбистами, которые и сейчас вхожи во многие высокие кабинеты, Керженцев и получил возможность начать контригру в тот момент, когда Воронин и пляшущие под его дудку прокурорские и милицейские начальники попытались было прижать его к стене...
Звонок был, конечно, очень важный, но Керженцеву не хотелось разговаривать по телефону с этим человеком в присутствии своего куратора по линии ФСБ.
– Да, я понял, – сказал в трубку Керженцев. – Но у меня сейчас очень важная встреча. Несколько позднее я вам сам перезвоню...
– Вы сейчас не можете говорить?
– Да, вы правильно поняли.
– Хорошо, созвонимся позднее, – сказал Уралов. – Скажите только одно... Есть какие-нибудь утешительные новости? Меня очень беспокоит судьба двух моих коллег.
Керженцев мог бы сказать своему собеседнику, что Маркелова его сотрудники уже освободили. Но он сам пока не знал всех подробностей этого дела. Да и вообще говорить о подобных вещах с журналистом в присутствии своего куратора было бы – особенно в нынешней ситуации – верхом глупости.
Пресс-секретарь Аркушин в этот вечер допоздна просидел в своем офисе, расположенном на втором этаже здания обладминистрации. Впрочем, сама по себе его должность предполагала наличие ненормированного рабочего дня. Работа у него хлопотная, что и говорить.
Вот только полчаса назад референт Володя... пардон, Владимир Николаевич принес ему пару бумаженций, касающихся хода расследования ЧП в «Левобережном» (что-то типа пресс-релиза, составленного лично горпрокурором Кулагиным). Информация от прокуратуры по-прежнему по этому делу шла довольно скупая, дозированная; что же касается реакции милицейского начальства области, то об этом в тексте, который был передан Аркушину, вообще ничего не говорилось. Равно как ничего пока не было сказано в развитие фээсбэшного следа в данном преступлении, хотя по законам жанра – кому это было понимать, как не опытному газетному волку Аркушину, – сейчас самое время подоспело, чтобы осуществить в местных СМИ массированный вброс компры на Керженцева и некоторых сотрудников его ведомства.
Аркушин собирался уже было отправиться с этими листочками в Дом печати, где у него имелся еще один офис и сейчас его дожидались главные редактора двух самых тиражных изданий города и области (после чего нужно было еще переться в здание телецентра, к человечку, отвечающему за новостные программы на местном ТВ), как вдруг на столе у него зазвонил городской телефон.
– Слушаю вас!
– Геннадий Юрьевич Аркушин?
Голос звонившего по межгороду показался Аркушину как-то до странности знакомым.
– Да, это я. С кем имею честь?..