Меланта помешала кисточкой в серебряной краске, а затем, как ни в чем ни бывало, продолжила свое дело.
– Ты, видно, очень любишь свою сестру, – сказала она мягко.
Теперь тело Кары дрожало. Она кивнула. В уголках ее глаз собирались слезинки, которые вдруг побежали по щекам.
– Такая любовь разрушительна, а проявив ее, ты погубила свою сестру. А теперь и сама погибнешь вслед за ней.
Руки Кары сжимались и разжимались. Неожиданно она посмотрела на Меланту.
– Вы – посланник сатаны. Вы и подобные вам, – прошипела она. – Что вы все знаете о настоящей любви?
– Конечно, ничего, – ответила Меланта и аккуратно нанесла еще один мазок серебром. – Я очень забочусь о том, чтобы ничего не узнать о настоящей любви.
Глава 7
Страх перед чумой у Аллегрето был так силен, что юноша впервые отказался от своего места рядом с Мелантой и предпочел расположиться недалеко от своего живого талисмана. При этом, он совсем по-детски, обнял одно из предплечий Рука. Что подумала его госпожа об этом предательстве, осталось неизвестным. Рук не видел ее. Как обычно, она покинула свой паланкин только после того, как был установлен ее шатер, чтобы переместиться из одной шелковой клетки в другую, стараясь не оставаться на виду.
Рук лежал в полумраке догорающего костра, глядел в пустоту бесконечного неба. Он с горечью подумал, что, пожалуй, переход Аллегрето из шатра к нему мог бы оказаться даже выгодным для него самого, если бы принцессе могли нравиться такие грубые люди, как он. Но ей такие люди не нравились. Аллегрето быстро заснул в своей голубой маске, сжимая по-прежнему предплечье Рука. Достаточно эффективная защита от него для своей госпожи.
Но той, вообще-то, и не требовалось никакой защиты.
Рук спал очень тихо. Ему снилось про чуму, про то, как он потерялся и не мог найти пути. От тяжелых сновидений его разбудил крик совы и волчьи завывания. Он поднял голову. Огонь совсем потух, и он нигде не видел признаков присутствия часового. Поднялся ветер, который разогнал туман. Судя по положению луны, можно было предположить, что сейчас три часа до рассвета. Пьер уже давно должен был разбудить его, чтобы они вместе вышли на караул в эти самые тяжелые предрассветные часы. Выругавшись про себя, Рук поднялся со своего нагретого места, сняв с себя руку Аллегрето.
Он приказал выставить двойной караул. Сейчас, в льющемся лунном свете, он мог хорошо разобрать все вокруг. Но часовых нигде не было. Весь отряд спал.
Он подошел к куче мехов, которые были накиданы на спящем Пьере, и слегка поддал ногой. Пьер не пошевелился. Рук нагнулся и откинул накидку. В нос ударил запах рвотных масс. Пьер лежал, ужасно выгнувшись. Его остекленевшие глаза вылезли из орбит, лицо было покрыто потом. Рук сглотнул слюну и положил накидку на место.
Он отвернулся и целую минуту стоял не двигаясь, жадно вдыхая свежий ветер. Сначала его охватил страх, что это и в самом деле была чума. Этот страх постоянно преследовал его – что все умрут, что он останется один и будет умирать последним…
Высоко в небе над ним висела луна, холодная и далекая. Он посмотрел на нее и постарался взять себя в руки.
Недалеко от него проснулся Аллегрето, который сразу же приподнялся и сел. Рук почувствовал, что юноша смотрит на него.
Неожиданно он вздрогнул и глубоко выдохнул.
Не чума. Это была не чума. Не тот запах.
Руку так много пришлось находиться совсем рядом с больными и умирающими от чумы, и их запах навсегда въелся в его память. А этот запах был совсем другим. Он имел какой-то сладковатый привкус. Он снова наклонился и теперь заметил то, что в первый раз не привлекло его внимания: на темной земле лежали скорлупки двух открытых ракушек.
Ужасно: Пьер поел испорченных ракушек, отправился и подавился собственной рвотой, не способный позвать на помощь.
Но не чума! Не чума! Рук глубоко вздохнул. Теперь он только по-настоящему осознал, что потерял своего верного человека – того самого Пьера, который был с ним в течение тринадцати лет, который мог стащить какую-нибудь мелочь, но не дороже, чем на пенни, который научился быть хорошим оруженосцем, который всегда был для него загадкой: немногословный, верный как собака, но никогда не любящий кичиться этим.
Рук посмотрел на Аллегрето. Того теперь закрыло небольшое облачко тумана. Рук подумал, что было бы хорошо, если бы юноша снова заснул. Он нагнулся, чтобы собрать меховые шкуры, набросанные рядом с Пьером. Он стал думать о том, как лучше представить это происшествие и что нужно было скрыть, чтобы не вызвать паники. Поведение Аллегрето с его масками разнервиро-вало весь отряд, и Рук подумал, что сейчас нельзя допускать разговоров о чуме.
– Он мертв?
Приглушенный голос юноши заставил его вздрогнуть. Кто-то еще зашевелился.
– Съел испорченных моллюсков, – тихо ответил Рук. – Даже не смог позвать на помощь. Подавился. Упокой его душу, Господи, на том свете.
– Ты лжешь! – зашипел Аллегрето. – Я видел его, когда ты поднимал накидку! Он весь скрючился в агонии. У него появилась черная опухоль?
– Нет. Подойди и убедись сам. – Рук снова приподнял накидку. Теперь, когда он точно знал, что это не чума, запах уже не казался ему таким непереносимым.
Алдегрето отшатнулся и закричал. Кто-то заворочался и проснулся.
– Тихо! – зашептал Рук. – Послушай же меня. Здесь нет черных высыпаний. И запах не похож на чумный. Это просто рвота. Еще шесть часов назад он был здоров и бодр, как все мы. Он стащил ракушек у отшельника и съел их. Он ведь один из всех нас ел их?
Никто не ответил, хотя сейчас он знал, что все уже не спали. Он снова закрыл лицо Пьера.
– Он подавился, – продолжил Рук. – Он слишком быстро умер, не так, как если бы это была чума.
– Нет, я видел, как чума убила одного священника всего лишь за час, – раздался дрожащий голос откуда-то сзади. – И у него тоже не было черных высыпаний. Он просто упал замертво на человека, которого пришел отпевать.
– Сейчас, – сказал кто-то другой, – ракушки не должны так быстро портиться.
– Запах другой, – упорствовал Рук. Ему никто не ответил.
– Генри, – сказал резко, но негромко Рук, – ты покинул свое дежурство, не дожидаясь смены. – Он сделал шаг и, схватив виновного за воротник, вытащил его в середину. Прежде, чем Генри успел куда-нибудь юркнуть, Рук закатил ему такую затрещину, что тот полетел наземь. – Том Уолтер! – закричал Рук своему военному помощнику. Тот быстро поднялся на ноги. – Связать его и его напарника, Джона. Десять плетей, как только рассветет. Разжечь костры. И если кто-нибудь будет шуметь и разбудит ее величество, связать и дать двадцать плеток. – Он ткнул рукой в сторону Аллегрето. – Этого тоже стеречь.
Он сделал паузу, чтобы проверить, не последует ли неповиновение с их стороны, но Уолтер повернулся и пошел к Джону исполнять его приказание. Аллегрето неподвижно сидел в темноте.
Рук посмотрел на шатер и заметил, что между полосками ткани, прикрывавшими вход, показалось бледное лицо. Он понизил голос почти до шепота.
– Моя госопжа, ее никто не беспокоил?
– Побеспокоили, – ответил насмешливый голос принцессы. – Разве можно спать в этом шуме? Что происходит? Где Аллегрето?
Тот издал какой-то странный звук.
– Ваше величество, ничего особенного, – ответил Рук. – Прошу вас вернуться в шатер и отдыхать дальше.
Но вместо этого она накинула на себя накидку и вышла из шатра.
– Так в чем дело? – повторила она требовательно.
– Ночью умер мой оруженосец.
Она глубоко вздохнула и посмотрела на него расширенными глазами.