Да и меня посещали подобные мысли. Приблизительно с полминуты.
– Мои продолжались немного дольше, – тихо шепнула она.
– А сейчас? – не отставал муж, шагнув ближе и не сводя с нее глаз. Опять эта аура неосознанной чувственности, которой не обладала Оливия и которая сводила его с ума. – Ты по‑прежнему хочешь убежать?
Теперь он был совсем рядом. Виктория медленно покачала головой. Она сама еще не знала, чего хочет, но только не этого.
– Корабль недостаточно велик, чтобы скрыться, – хрипловато пробормотал он, ставя на стол бокал, и, не дав ей опомниться, поцеловал.
Виктория на мгновение задохнулась, но тут же ответила на поцелуй – куда раскованнее, чем он ожидал.
Она в точности такая, какой он себе представлял: дикая кобылка, которую так и не удастся укротить. Зато Виктория из тех, кто ни за что не попросит о том, чего он не в силах дать.
Чарлз бережно снял с нее алый жакет и снова обнял. Они опустились на диван в гостиной. Каюта была обставлена более чем роскошно – Чарлз не пожалел средств на свадебное путешествие с красавицей женой.
Виктория нервно закурила, но на этот раз муж отнял папиросу и снова поцеловал жену. Ее губы пахли дымом, но ему было все равно. Все в этой женщине невероятно его возбуждало. Они долго целовались, и казалось, прошла целая вечность, прежде чем он поднял ее и понес в спальню.
К этому времени судно уже вышло в открытое море, но за иллюминаторами по‑прежнему вились чайки.
Их никто не тревожил, они были совершенно одни, когда Чарлз снял с Виктории красное платье и небрежно отбросил, восхищаясь ее длинными ногами, узкими бедрами, неправдоподобно тонкой талией и высокой налитой грудью. Она сводила его с ума!
Чарлз принялся поспешно раздеваться и, задернув занавеси, откинул покрывало и лег в постель рядом с женой. Только потом он скинул остальную одежду и снял с Виктории тонкую сорочку. Его бросило в жар, когда он ощутил близость шелковистой плоти, которой так долго жаждал. Он попеременно горел и дрожал в ознобе от невыносимого желания. В его жизни не было места женщинам после смерти Сьюзен. Целых два мучительно долгих года!
Но когда он потянулся к жене, та неожиданно сжалась в комочек и затрепетала.
– Не бойся, – прошептал он, сгорая от потребности войти в это тугое тело. – Обещаю, что не причиню тебе боли.
Но она уже отвернулась и дрожала так сильно, что, даже когда он прижал ее к себе, не смогла успокоиться.
Они долго лежали неподвижно, и лишь какое‑то время спустя Чарлз повернул Викторию лицом к себе и заставил поднять на него глаза.
– Я не стану принуждать тебя ни к чему против твоей воли, Виктория. Тебе нечего меня бояться. Я знаю, как тебе трудно приходится.
Он вспомнил свою первую ночь со Сьюзен, такой юной, невинной и застенчивой, куда стеснительнее дерзкой, почти бесстыдной Виктории. Но оказалось, что все это чистое притворство. Ведь ей всего двадцать один. Хотя Чарлз знал о неудачном романе, все равно искренне считал ее невинной. Он на шестнадцать лет старше и должен быть терпеливым, несмотря на все усиливающийся чувственный голод.
– Не могу, – пробормотала она, уткнувшись лицом ему в плечо, вне себя от страха и паники. Она так живо представляла себе чувственные восторги с человеком, которого любила, и муки, перенесенные несколько месяцев спустя. – Не могу сделать это с тобой…
– Тебе не обязательно… сейчас… у нас впереди целая жизнь.
Но Виктория истерически разрыдалась. Как она тосковала без сестры! Оливия поняла бы!
– Прости, – жалко пролепетала она. – Прости… не могу…
– Ш‑ш‑ш, – шепнул он, укачивая ее, совсем как Джеффри, когда тот ушибался или был чем‑то огорчен.
Наконец она прижалась к нему и заснула. Чарлз осторожно встал и накинул халат. Не хотел, чтобы она снова испугалась, увидев его голым. Он приказал принести чай и, когда Виктория проснулась, подал ей в постель вместе с пирожными.
– Я не заслужила этого, – расстроенно обронила она, жалея, что не в силах вести себя иначе. Она даже не хотела брать из рук мужа чашку, чувствуя, как обидела его. Но по‑настоящему плохо ей стало, когда Чарлз протянул телеграмму:
«Мы любим вас. Доброго пути и счастливого медового месяца. Отец, Оливия, Джеффри».
Тоска по дому с новой силой всколыхнулась в Виктории. Она поднялась и, как испуганная лань, бросилась в ванную. Чарлз пытался не смотреть в ее сторону, но она была так прелестна, что он ничего не мог с собой поделать.
Через некоторое время она вновь появилась, закутанная в сиреневый шелковый халат.
– Ни о чем не тревожься, – заверил он, нежно целуя жену. Он никогда не признается, что желание овладеть ею сводит его с ума. Но он больше не пытался приблизиться к ней, а вскоре настало время одеваться к ужину.
Виктория надела белое атласное вечернее платье, соблазнительно льнущее к телу, с низким вырезом сзади.
– Да сегодня все мужчины головы потеряют, – гордо улыбнулся Чарлз, провожая ее в кают‑компанию. Они сидели за столом самого капитана Тернера, и, когда заиграла музыка, Чарлз повел жену танцевать. Она с такой чувственной грацией следовала страстной мелодии танго, что Чарлз с трудом сдержал порыв унести ее в каюту.
– Больше я тебя не отпущу, – объявил он, когда музыканты опустили инструменты. – Посмотри, что творится с беднягами!
Виктория рассмеялась, очевидно наслаждаясь всеобщим вниманием. Но почему же она так пугается ласк мужа? Чарлз как ни пытался, не мог понять жену.
Когда настала ночь и они снова легли в постель, он боялся даже дотронуться до нее. Но не смог удержаться. И на этот раз Виктория поняла, что должна покориться. Не стоит оттягивать неизбежное! Так больше продолжаться не может.
Он снял с нее ночную рубашку. Она лежала в его объятиях вялая и безжизненная, как прелестная фарфоровая кукла. Он почти физически ощущал ее страх и был исполнен решимости не принуждать жену. Хотел, чтобы она лишилась рассудка от его ласк, впервые в жизни испытав наслаждение.
Чарлз был нежен и нетороплив, но по мере того, как росло его желание, становился все более страстным. Виктория поняла, что муж – пылкий и щедрый любовник, до которого Тоби Уиткому далеко: тот был куда более нетерпелив и груб. Но разница в том, что Тоби она любила и желала с безумной силой, и все, что они ни делали в постели, казалось единственно правильным и верным. С ним она ничего не боялась. И хотя искренне пыталась стать хорошей женой Чарлзу и не отталкивала его, все же так ничего и не почувствовала. Даже когда он задрожал и, излившись в нее, обмяк, тяжело дыша. Правда, почти тут же поднял голову, поцеловал ее и заверил, что обожает ее. Но вдруг замер, осознав то, что до сих пор оставалось для него скрытым. Понял, что произошло.
– Для тебя это не в первый раз, верно? – резко бросил он, зарываясь лицом в ее груди. Виктория печально покачала головой. – Ты должна была сказать правду. Я с ума сходил от страха, что причиню тебе боль!
– Мне не было больно, – тихо откликнулась она. Он в порыве страсти испытал нечто вроде наслаждения. Она же осталась ни с чем.
Она ощущала, что стала ближе к мужу, но только потому, что жалела его и понимала, как обделила этого прекрасного человека. Что бы там ни говорили, нельзя научиться любить кого‑то. Чувство либо есть, либо отсутствует. И теперь она осознала, что обманулась и обманула Чарлза. Между ними никогда ничего не будет. Они так и проведут остаток жизни вместе, но оставаясь чужими.
– Ты ведь любила его, так? – допытывался Чарлз, не собираясь больше оставаться в неведении.