– Совершенно верно, Бернар. – И тут же ножом в сердце:
– Я хочу поехать в Калифорнию. – Она ничего не скрывала. – Дик хочет сделать на студии пару проб. Если бы мне удалось сняться у него, я была бы очень рада.
Она говорила с тем же акцентом, который некогда растопил его сердце.
– Все с тобой понятно. – Берни закурил, что бывало крайне редко. – Ты никогда об этом со мной не говорила.
Сказанное имело смысл. Такое личико грех не показывать в кино. Обложек журналов для нее мало.
– Зачем бы я говорила об этом с тобой?
– Ну да! Ты ведь что‑то могла поиметь и от «Вольфа». Эти слова звучали подло, и он тут же пожалел о том, что произнес их вслух. Сильнее всего его задевало, что она больше не нуждается в нем.
– Прости, Изабель… – Он стоял посреди комнаты, глядя на нее сквозь дымную завесу. – И все же я бы на твоем месте не спешил.
Просить ее о чем‑то было бессмысленно. Для себя она уже все решила.
– На той неделе я еду в Лос‑Анджелес.
Он кивнул и направился к окну, за которым виднелось море. С минуту помолчав, он вновь повернулся к Изабель и, горько усмехнувшись, сказал:
– Прямо какое‑то заколдованное место. Рано или поздно все они отправляются на Запад.
Он вновь вспомнил Шилу. Когда‑то, давным‑давно, он рассказывал о ней Изабель.
– Может, в конце концов и меня туда занесет? Изабель улыбнулась:
– Ты принадлежишь Нью‑Йорку, Бернар. Ты живешь тем, чем живет этот город.
Берни грустно покачал головой:
– А вот тебе этого мало… Их взгляды встретились.
– Понимаешь… Это не ты… Дело вовсе не в тебе… Если бы я искала что‑то… серьезное, если бы я хотела выйти замуж… Ты бы очень меня устроил. Правда.
– Я никогда не предлагал тебе ничего подобного. И все же рано или поздно так должно было случиться – это понимали оба. Просто он не мог иначе, таким уж он был человеком, пусть порой о том и жалел. Был бы он посвободней… поразвязней… умел бы он снимать фильмы…
– Я себя в этой роли не представляю, Бернар. Понимаешь?
Еще бы! Она представляла себя только в роли кинозвезды. Через три дня после того, как они вернулись в Нью‑Йорк из Истгемптона, Изабель уехала со своим режиссером. Она уложила свои вещи куда аккуратней, чем это сделала Шила, не забыв прихватить при этом и те замечательные платья, что подарил ей Берни. Она доверху набила свои чемоданы от Луи Вюиттона и напоследок оставила ему записку. Четыре тысячи долларов наличными, которые Берни прятал в ящике стола, она тоже взяла с собой, написав, что «занимает их и надеется, что он поймет все как надо». Съемки прошли успешно, и уже через год Изабель появилась на экранах. К этому времени Берни было уже наплевать на нее. И не только на нее. Женщин у него хватало. Манекенщицы, секретарши, администраторы, миланская стюардесса, актриса, политик… Но все это было так – как бы между прочим. Сердце его вновь обратилось в камень.
Когда кто‑то заводил речь об Изабель, Берни чувствовал себя круглым идиотом. Та, конечно же, не вернула ему ни денег, ни часов «Пиаже», пропажи которых он сразу не заметил. Она не прислала ему и рождественской открытки. Изабель использовала Берни и сменила его на другого мужчину, то же самое наверняка произошло и с его предшественниками. В Голливуде она тоже не теряла времени зря: снявшись в первом фильме, тут же нашла себе режиссера поименитей. Изабель Мартен могла пойти далеко, в этом Берни не сомневался. Родители вскоре поняли, что говорить с ним о ней не стоит: после какой‑то неосторожно произнесенной ими фразы он покинул Скарсдейл вне себя от ярости и вернулся туда только через два месяца.
Тема эта с той поры была запретной.
Он пришел в себя только через полтора года после исчезновения Изабель. В женщинах недостатка не было, дела шли прекрасно, магазин процветал. Проснувшись и увидев бушующий за окном буран, Берни все‑таки решил отправиться на работу. Он хотел поговорить с Полом Берманом о летних планах магазина и разобраться с текущими делами. Ему в голову пришло несколько замечательных идей. Берни, одетый в тяжелое английское пальто и русскую меховую шапку, сошел на углу Шестьдесят третьей улицы и поспешил нырнуть в здание магазина. Оказавшись в торговом зале, он гордо огляделся. Он был женат на «Вольфе», иных привязанностей у него не было. Берни вошел в лифт и, нажав кнопку восьмого этажа, принялся отряхивать пальто от снега.
– Доброе утро, господин Фаин, – сказал чей‑то голос за мгновение до того, как двери закрылись. Берни улыбнулся и прикрыл глаза, обдумывая свой разговор с Полом. Если бы он знал, какой сюрприз тот готовит ему!
– Согласен. Именно по этой причине и у правления, и у меня возникла мысль о том, что мы должны совершить какой‑то нестандартный ход.
– Да?
Берни занервничал. Пол Берман поминал правление лишь тогда, когда речь шла о чем‑то действительно серьезном.
– Ты ведь знаешь, что в июне в Сан‑Франциско должен открыться наш магазин, верно?
До июня оставалось еще добрых пять месяцев, и строительство шло полным ходом. Пол и Берни бывали на стройке уже несколько раз – пока все шло по плану.
– Возникает вопрос – кто же его может возглавить? Берни с облегчением вздохнул. Еще минуту назад он полагал, что Пол собирается говорить о нем. Он знал, что Пол очень рассчитывает на Сан‑Франциско. Денег у тамошней публики хоть пруд пруди. Женщины покупают дорогущие образчики высокой моды так, словно это какие‑нибудь крендели. Вне всяких сомнений, «Вольфу» следовало появиться и там. К тому времени они успели неплохо окопаться в Лос‑Анджелесе, теперь можно было двинуть и на север.