Никто не подходил к графине. Пока длилась служба, Мегрэ буквально не спускал с нее глаз.
Ни капли крови, никаких ран.
- Вторая месса начинается в семь, не так ли?
Заслышав тяжелую поступь врача, эдакого здоровяка сангвинической комплекции, и Мегрэ и священник почувствовали некоторое облегчение. А тот, поддавшись царившей в ризнице тревожной атмосфере, взволнованно переводил глаза с комиссара на кюре.
- Она мертва? - спросил он.
Он не колеблясь расстегнул корсаж. Кюре отвернулся. По церкви кто-то протопал. Потом послышался звук колокола. Звон призывал прихожан ко второй мессе.
- По-моему, это классический случай эмболии... Но я не был лечащим врачом графини: обычно она обращалась к моему коллеге из Мулена. Меня всего раза два вызывали в замок. Сердце у нее было - хуже некуда.
В крохотной ризнице едва помещались трое мужчин и покойница. Меж тем пришли еще двое служек - в семь часов начиналась торжественная месса.
- Ее машина должна стоять возле церкви, - сказал Мегрэ. - Нужно перевезти ее домой.
Он по-прежнему чувствовал на себе тревожный взгляд священника. Может, кюре что-то заподозрил? Во всяком случае, пока ризничий вдвоем с шофером переносили тело в машину, он подошел к комиссару.
- Вы уверены, что... Мне нужно отслужить еще две мессы. Ведь сегодня День поминовения. Мои прихожане...
Раз графиня умерла от эмболии, почему бы не успокоить кюре?
- Вы сами слышали, что сказал врач.
- Однако вы явились именно сегодня и на эту заутреню.
Мегрэ пришлось собраться с духом, чтобы не выдать охватившего его смущения.
- По чистой случайности, господин кюре. Здесь на кладбище покоится мой отец.
И он поспешил к машине. Шофер уже вращал пусковую рукоятку допотопной колымаги. А врач явно не знал, как теперь быть. Зеваки, уже появившиеся на деревенской площади, явно не понимали, что происходит.
- Едемте с нами.
Но труп занимал весь салон машины. Мегрэ и врач с трудом примостились рядом с сиденьем.
- Мне показалось, вы были удивлены моим заключением, - вполголоса проговорил врач, который никак не мог опомниться. - Если бы вы были в курсе событий, вам было бы ясно, что... графиня...
Он замолчал, глянув на шофера в черной ливрее, который с отсутствующим видом вел машину. Они проехали вниз по деревенской площади, мимо высившейся на косогоре церкви с низким невысоким фундаментом, мимо пруда Богородицы, видневшегося по другую сторону дороги.
В это пасмурное утро воды его казались свинцово-серыми.
Миновали гостиницу Мари Татен - первый дом при въезде в деревню. Слева открылась дубовая аллея, в конце которой высилась темная громада замка.
Небо, сплошь затянутое серыми тучами, напоминало ледяную гладь катка.
- Знаете, эта смерть еще наделает дел. Недаром кюре аж в лице переменился.
Доктор Бушардон был из крестьянской семьи, и по сути так и остался крестьянином. На нем был коричневый охотничий костюм и высокие резиновые сапоги.
- Я собирался пострелять уток на прудах...
- Вы не ходите в церковь?
Врач с заговорщическим видом подмигнул:
- Это не мешало мне приятельствовать с прежним кюре. Зато новый...
Машина тем временем въехала в парк, и контуры замка проступили явственней: показались наглухо закрытые ставнями окна первого этажа и угловые башни - единственные строения замка, сохранившие свой первозданный облик.
Зато новый...
Машина тем временем въехала в парк, и контуры замка проступили явственней: показались наглухо закрытые ставнями окна первого этажа и угловые башни - единственные строения замка, сохранившие свой первозданный облик.
Машина остановилась у крыльца, и Мегрэ первым делом заглянул в зарешеченные окна полуподвала: там, в клубах пара, наполнявших огромную кухню, какая-то толстуха ощипывала куропаток.
Шофер совсем растерялся и даже не решался открыть дверцы машины.
- Господин Жан вряд ли уже проснулся...
- Да позовите же кого-нибудь. Разве в доме нет других слуг?
От пронизывающего холода у комиссара заложило нос. Но он не стал входить в замок, а остался во дворе вместе с врачом, который тем временем принялся набивать трубку.
- Кто такой этот самый господин Жан?
Вместо ответа Бушардон многозначительно ухмыльнулся и пожал плечами.
- Сами увидите.
- Да кто он такой, в конце концов?
- Юноша. Очаровательный юноша.
- Родственник графини?
- Если угодно. В некотором роде, да. Ладно, лучше сказать сразу, это любовник графини. Официально он служит у нее секретарем.
Мегрэ не сводил с врача глаз: он вспомнил, что когда-то они вместе учились в школе. Только вот никто его не узнавал. Ему было уже сорок два, и он изрядно раздобрел.
Что же до замка, то он знал его как никто другой.
Особенно службы. Дом управляющего, тот самый дом, где родился Мегрэ, находился всего в нескольких шагах.
Вполне вероятно, что комиссар был так взволнован из-за нахлынувших воспоминаний. Особенно тревожил его образ графини де Сен-Фиакр, запечатлевшийся в его памяти: когда-то она олицетворяла для юного Мегрэ женственность, грацию, изящество и благородство.
Теперь эта женщина была мертва. Ее затолкали в машину как вещь - даже ноги пришлось подогнуть.
Никто не позаботился застегнуть на груди ее черное, траурное платье, и теперь из выреза торчала белоснежная сорочка.
"...будет совершено преступление..."
Да, но врач заверил, что она умерла от эмболии. Какой демиург мог предвидеть такое? И зачем ему понадобилось обращаться в полицию?
В замке поднялась беготня. Захлопали двери. В дверях парадного подъезда показался полуодетый дворецкий и застыл, словно не зная, что теперь делать. Позади него вырос всклокоченный мужчина в пижаме. Глаза у него были красные, усталые.
- Что случилось? - воскликнул он.
- Это и есть старухин котяра, - с нескрываемым цинизмом процедил Бушардон на ухо комиссару.
Кухарка молча приникла к низенькому окошку: как видно, ей уже сообщили о несчастье. Одно за другим распахивались расположенные под самой крышей окна - там жила прислуга.
- В чем дело? Чего вы дожидаетесь? Несите ее в спальню! - возмущенно загремел Мегрэ.
Вся эта бестолковая возня казалась ему кощунственной, более того - постыдной: как-никак он помнил, какой порядок царил здесь во времена его детства.
"...будет совершено преступление..."
Колокол вновь зазвонил к мессе. Наверное, прихожане спешили к церкви. Многие фермеры из тех, кто жил далеко, приезжали на двуколках, прихватив с собой цветы, чтобы украсить могилы близких.
Жан не решался подойти к машине.