- Конечно, теперь все лошади миссис Кейвси считаются трехлетками, - сказал Аркнольд. - Тут возраст отсчитывается с первого августа, а не с первого января, как у вас.
Я кивнул.
- В августе на здешних ипподромах интересных скачек не будет. Так что, боюсь, вам покажется скучновато.
- Да что вы, мне тут ужасно интересно! - ответил я, не кривя душой. - А вы собираетесь выставлять лошадей миссис Кейвси на скачки трехлеток?
- Пока ей не надоест платить за содержание и тренировки, выставлять буду, - угрюмо сказал тренер.
- А если она решит их продать?
- Да она теперь за них почти ничего не получит!
- А если бы она решила их продать, рискнули бы вы купить кого-нибудь из них? - спросил я.
Аркнольд ответил не сразу. Он показывал нам дорогу в свой кабинет, квадратную комнату, заваленную бумагами, каталогами, заставленную шкафами с папками и жесткими стульями с прямыми спинками. Похоже, Аркнольд специально не старался создавать уют у себя в кабинете, чтобы гости не засиживались.
Я неблагоразумно повторил свой вопрос, и тренер гневно уставился на меня.
- Слушайте, сударь! - воскликнул он. - Мне ваши намеки не нравятся! Вы хотите сказать, что я нарочно проигрываю скачки, чтобы приобрести лошадей по дешевке, потом выставить их на скачки от своего имени, а когда они начнут выигрывать, продать на племя за хорошие деньги? Вы это хотите сказать, сударь?
- Ну что вы, ничего подобного я не говорил, - мягко возразил я.
- Однако же думали?
- Ну, возможно, - признался я. - Поставьте себя на мое место - разве, глядя со стороны, вы не подумали бы то же самое?
Аркнольд по-прежнему был мрачен, но гнев его постепенно улегся. Мне очень хотелось знать, отчего он так рассердился - оттого, что его оскорбило мое предположение, или оттого, что я был слишком близок к истине?
Данило, который во время обхода только и делал, что улыбался и отпускал жизнерадостные замечания, не обращаясь ни к кому конкретно, принялся успокаивать обиженного приятеля:
- Да брось ты, Гревилл, он вовсе не хотел тебя обидеть!
Аркнольд косо посмотрел на меня.
- Правда, брось! Тетя Нерисса небось попросила его разузнать про лошадей, если получится. Ее тоже можно понять. Обидно ведь тратить деньги на плохих лошадей, верно, Гревилл?
Аркнольд сделал вид, что понемногу успокоился, и предложил нам выпить. Данило широко, с облегчением улыбнулся и сказал что-то типа: «Ребята, давайте жить дружно!»
Я прихлебывал виски и внимательно смотрел на них обоих. Блестящий золотой мальчик. И угрюмый крепыш средних лет. Они оба пили, поглядывая на меня поверх рюмок.
Души обоих представляли для меня темный лес.
В «Игуана-Рок» меня ждало письмо, переданное с посыльным. Я прочел его наверху, у себя в комнате, стоя у окна, которое выходило на сады, теннисные корты и бескрайнюю южноафриканскую равнину. Начинало смеркаться, и скоро должно было совсем стемнеть, но уверенный почерк читался свободно.
«Уважаемый мистер Линкольн!
Я получил телеграмму от Нериссы Кейвси, в которой она просит меня пригласить вас на ужин. Мы с женой будем очень рады видеть вас у себя, если вы окажете любезность принять наше приглашение.
Нерисса - сестра жены моего покойного брата, Портии, и во время ее визитов в нашу страну мы с ней стали большими друзьями. Я счел нужным это объяснить, потому что мистер Клиффорд Венкинс из «Компании по распространению кинематографа», который весьма неохотно согласился дать мне ваш адрес, утверждал, что вы не принимаете частных приглашений.
Искренне ваш
Квентин ван Хурен».
За натянуто-любезными фразами письма чувствовалось раздражение, с которым оно писалось. Похоже, я был не единственным, кто ради Нериссы готов сделать то, что ему самому не очень-то по душе.
Похоже, я был не единственным, кто ради Нериссы готов сделать то, что ему самому не очень-то по душе. Ну и, разумеется, суетливый Клиффорд Венкинс, который вечно берет на себя больше, чем следовало бы, отнюдь не улучшил дела.
Я взял телефон, стоявший у кровати, и набрал номер, напечатанный на бумаге для писем рядом с адресом. Трубку сняла женщина, негритянка, судя по голосу, которая сказала, что посмотрит, дома ли мистер ван Хурен.
Мистер ван Хурен решил, что он дома.
- Я звоню, чтобы поблагодарить вас за письмо, - сказал я. - И сказать, что я с удовольствием принимаю ваше приглашение отобедать у вас во время моего пребывания здесь.
Если ван Хурену угодно быть изысканно-вежливым, так и я тоже не лыком шит.
Голос у него был такой же твердый, как почерк, а тон - такой же сдержанный, как в письме.
- Это хорошо, - сказал он. Однако, судя по тону, он был не в восторге. - Я всегда рад сделать Нериссе приятное.
- Да, - ответил я.
Повисла неловкая пауза. Разговор увял.
- Я пробуду здесь еще полторы недели, до следующей среды, - сказал я.
- Понимаю. Да. К сожалению, всю следующую неделю меня не будет, а на субботу и воскресенье нас уже пригласили…
- Ну, тогда, пожалуйста, не беспокойтесь, - сказал я.
Он прокашлялся.
- А как насчет завтрашнего дня? - неуверенно спросил он. - Вы не заняты? Или, может, даже сегодня вечером… Я живу не так далеко от «Игуана-Рок». Впрочем, вы, наверно, уже приглашены…
Я подумал, что все завтрашние газеты наверняка будут украшены заметками о сегодняшнем происшествии с подружкой Родерика Ходжа. И завтра вечером миссис ван Хурен вполне может собрать у себя кучу гостей, которые мне наверняка будут не по душе. К тому же завтра вечером я договорился поужинать с Конрадом. Хотя это-то можно и отменить…
- Ну, если это не слишком рано, сегодняшний вечер меня вполне устроит, - сказал я.
- Очень хорошо. В восемь вам подходит? Я пришлю за вами машину.
Я положил трубку, уже сожалея, что согласился приехать. Нужен я ему как собаке пятая нога… Однако в противном случае придется провести вечер как вчера - в гостиничном ресторане, где на меня откровенно глазели из-за соседних столиков. Или попросить подать ужин наверх, в номер. И скучать в одиночестве, желая оказаться дома, с Чарли.
Дом, куда меня доставила машина ван Хурена, был большой и старинный. Все, начиная с мраморного крыльца, говорило о том, что в деньгах его обитатели не нуждаются. Огромный холл, с потолком, уходящим куда-то ввысь, и изящной колоннадой с арками вдоль всех четырех стен. Он был похож на маленький, но пышный итальянский дворик.
В холле меня встретили мужчина и женщина, вышедшие из двери в дальнем конце колоннады.
- Я - Квентин ван Хурен, - представился мужчина. - А это - Виви, моя жена.
- Очень приятно, - вежливо ответил я и пожал обоим руки.
На этом разговор заглох.
- Да… ну что ж, - сказал наконец ван Хурен, чуть заметно пожав плечами. - Проходите, пожалуйста.
Я прошел вслед за ними в комнату, откуда они появились. Здесь было светлее, и я смог как следует разглядеть ван Хурена. Сразу было видно, что это человек серьезный, с положением в обществе: его окружала аура всеведения, опыта и житейской мудрости, из которых и складывается настоящий авторитет. Поскольку я всегда уважал солидность и профессионализм, я решил, что ван Хурен должен понравиться мне больше, чем я нравлюсь ему.
Его жена Виви была совсем не похожа на мужа. Она выглядела изящной и элегантной, но в интеллекте явно уступала супругу.
- Присаживайтесь, мистер Линкольн, - пригласила она. - Мы так рады, что вы приехали! Мы с Нериссой очень близкие друзья…
У нее были холодные глаза и манеры опытной светской дамы. В ее тоне было куда меньше теплоты, чем в словах.