Он еще и в ЮАР-то не приехал.
Никто из людей, работающих на шахте, не знал, что я должен туда спуститься. До этого происшествия никто ни разу не упомянул моего имени.
Значит, остаются… О черт!… Что ж, ничего не поделаешь: остаются Ивен, Конрад, Данило и Родерик. И еще ван Хурен, который у себя на шахте царь и бог и мог поручить это дело кому-то из подчиненных.
А зачем? Нет, Ивен, конечно, меня терпеть не может, но не настолько, чтобы это перешло в одержимость. Данило вряд ли подозревает о моих догадках насчет его махинаций с лошадьми. Да если бы даже и подозревал - неужели он попытается прикрыть такое мелкое преступление, которое и преступлением-то не назовешь, убийством? Да нет, он скорее рассмеется и сам во всем сознается. А на мое разоблачение только небрежно пожмет плечами.
Что касается Конрада, Родерика или ван Хурена - тут и говорить не о чем. Я не мог придумать для кого-то из них достойного мотива для убийства.
Все они (кроме Конрада, который был у врача), похоже, обрадовались, когда я благополучно вылез из шахты. Неужели они обрадовались только потому, что я сказал, что ничего не помню?
Все это казалось совершенно невероятным. Я не мог представить себе, чтобы кто-то из них замышлял в душе изощренную подлость. Нет, в самом деле глупо! Я пришел к выводу, что я, должно быть, сам все это придумал. Так привык иметь дело с выдуманными приключениями, что они уже начинают мерещиться мне в реальности!
Я вздохнул. Обнаружил, что голова уже не болит, слабость и тошнота улеглись, и вскоре сам не заметил, как заснул.
Наутро ночные размышления показались еще более абсурдными. Это все Конрад виноват. Это он предположил, что между шахтой и микрофоном есть какая-то связь. Конрад просто ошибся.
Часов в девять позвонил Родерик. Не хочу ли я пообедать у него дома? Не будет никого, кроме него с Катей. Никакой суеты - просто посидеть, уютно, по-свойски. Я ответил не сразу, и Родерик поспешно добавил, что ничего записывать они не станут и ничто из того, что я скажу, не будет обращено против меня.
- Ладно! - согласился я. Говорил я весело и беспечно, но немного насторожился. - А где вас разыскивать?
Он назвал мне адрес и добавил:
- Ваш шофер знает, куда ехать.
- Ага. Хорошо.
Я задумчиво положил трубку. Да нет, почему бы Родерику не знать о нанятой для меня машине с шофером? К тому же у него есть информатор в «Игуана-Рок»… Родерик с самого начала знал, куда я езжу, чем занимаюсь и сколько раз в день чищу зубы.
Не успел я положить трубку, как телефон зазвонил снова.
Клиффорд Венкинс. Не может ли он… э-э… так сказать, будет ли мне удобно, если он сегодня с утра подъедет в клуб, обсудить… э-э… детали моей… э-э… премьеры.
- Э-э… Хорошо, - ответил я.
Потом позвонил Конрад. Я поеду в парк Крюгера на их машине?
- А вы туда надолго? - спросил я.
- Дней на десять.
- Тогда нет. Мне надо вернуться самое позднее ко вторнику. Я поеду на своей. В любом случае так будет удобнее, ведь вы с Ивеном будете подбирать места для съемки.
- Ну да, - сказал Конрад и, похоже, вздохнул с облегчением: ему, видимо, совсем не улыбалось целую неделю разнимать нас с Ивеном.
Конрад сказал, что они зайдут ко мне выпить рюмочку перед ленчем. Ивен, похоже, переполнен идеями по поводу своего нового фильма. Эка невидаль! А когда он бывал не переполнен идеями?
Последним позвонил Аркнольд:
- Слушайте, мистер Линкольн. Это насчет лошадей миссис Кейвси. Они… Ну, в общем… - Он замялся и умолк.
Я выждал некоторое время, полагая, что он снова заговорит, и, не дождавшись, сказал:
- Я буду в гостинице все утро. Хотите - заезжайте.
Он засопел в трубку. Потом сказал:
- Может быть. Может, и стоит. Ладно.
Может, и стоит. Ладно. Около одиннадцати - мне еще нужно посмотреть, как тренируют лошадей.
- До встречи, - сказал я.
Жаркое солнце, синее небо.
Я спустился вниз и уселся на террасе пить кофе и читать газету. Колонки были полны местных новостей, предполагающих знание подробностей, которых я не знал. Все равно что смотреть кино с середины.
В Йоханнесбурге совершено убийство. Труп обнаружен два дня назад с обмотанной вокруг шеи проволокой…
Меня пробрала дрожь. Я отложил газету. Да никто меня не пытается убить! Чушь все это! Отчего же при известии о том, что кого-то убили, у меня волосы встали дыбом? Тревога отменяется, но вот кто бы объяснил это моему подсознанию?
- Доброе утречко! - пропел у меня над ухом звонкий девичий голос. - А что вы делаете?
- Цветочками любуюсь.
Салли уселась напротив, улыбаясь во весь рот.
- А я сюда приехала в теннис играть!
На ней было коротенькое белое платьице, белые носочки, белые туфли, а в руках она держала пару ракеток в непромокаемом чехле на «молнии». Черные волосы до плеч перехвачены зеленым обручем. Ее прирожденная уверенность и гордая осанка красноречиво свидетельствовали о богатстве ее отца.
- Кофе хотите?
- Нет, лучше соку, апельсинового.
Я заказал сок.
- Ну как, понравилось вам на золотой шахте? - спросила она, растягивая слова.
- Понравилось, а что? - ответил я, тоже копируя манеру речи Данило.
Салли улыбнулась, наморщив носик.
- Нет, как вы все замечаете, а? Папа говорит, у вас хорошая интуиция, что бы это ни значило.
- Это значит, что я делаю чересчур поспешные выводы.
Салли покачала головой:
- Не-а! Папа, похоже, считает, что это хорошо.
Принесли апельсиновый сок, и Салли отпила немного, позвякивая льдинками в стакане. Длинные черные ресницы, лицо скорее белое, чем румяное. Я, как всегда, подавил в себе печальную мысль, которую всегда внушали мне такие девочки, как Салли: ведь моя дочь, наверное, может вырасти такой же хорошенькой, но такой души, такого блеска в ней не будет…
Салли поставила стакан и принялась озираться вокруг.
- Вы Данило не видели? - спросила она. - Этот свинтус сказал, что будет в десять, а сейчас уже четверть одиннадцатого!
- Он вчера весь день считал деньги, - с серьезным видом сказал я. - Небось переутомился, бедняга!
- Какие деньги? - с подозрением спросила Салли.
Я перессказал ей вчерашний диалог.
Она рассмеялась:
- Ой, он, наверное, просто не может не считать! Вот в субботу на скачках тоже все время что-то подсчитывал. Знаете, как я его называю? Живой компьютер!
Салли отхлебнула еще соку.
- Да, а вы знаете, что он ужасный мот? Представляете, он поставил на одну лошадь десять рандов. Целых десять рандов!
Я подумал, что ван Хурен неплохо воспитал свою дочку, если ставка в десять рандов кажется ей сумасшедшей.
- Да, и, между прочим, лошадь выиграла, - добавила Салли. - Я с ним ходила забирать выигрыш. Двадцать пять рандов, можете себе представить? Данило говорит, он часто выигрывает. Он еще много шутил на этот счет.
- В конце концов все остаются в проигрыше, - заметил я.
- Ой, ну не будьте таким занудой! - надулась девочка. - Вы прямо как папа!
Внезапно в ее глазах мелькнула радость. К нам присоединился Данило: белые шорты, крепкие загорелые ноги, голубая ветровка нараспашку.
- Привет! - жизнерадостно сказал он, обращаясь к нам обоим.
- Привет, - эхом отозвалась очарованная Салли.
Она оставила меня и недопитый сок и ушла с обаятельным мальчиком, как уходили все девушки со времен Евы. Но у отца этой девушки была золотая шахта. Данило уже все подсчитал…
Пришел Аркнольд, и портье направил его в сад.