Мир сглазила Шахру, но мир таков,
Что сын ей станет злейшим из врагов.
Не только брату не дадим сестру,
Но отберем и царство у Шахру!
Невесты -- женихов тогда лишатся,
Владык венчанных -- города лишатся!
На землю Мах, всесилен и жесток,
Из тучи грянет гибели поток.
Все истребится мстительной рукой,
То, чем владел один, возьмет другой.
Едва в ту землю вступит наша рать, -
Начнем страну громить и разорять.
Повсюду будет литься кровь расплаты,
Все люди будут ужасом объяты."
Когда померкли для царя созвездья,
Он в сердце ощутил огонь возмездья.
Созвал писцов Мубад, в парчу одетый,
Свои слова рассыпал, как монеты:
Он жаловался на Шахру царям,
Клятвопреступнице -- позор и срам!
Ко всем, кто был под ним, во все концы
С посланьями отправились гонцы.
Оповещал властитель воевод:
"Хочу на Махабад пойти в поход..."
Одних он звал на помощь, а другим
Велел, чтоб вышли с войском боевым -
Табаристан, Гурган и Кухистан,
Хорезм, и Хорасан, и Дехистан,
Синд, Хиндустан, Китай, Тибет, Туран,
И Согд, и земли сопредельных стран.
Бессчетные войска сошлись тогда.
Скажи: настал день страшного суда.
ВИРУ УЗНАЕТ О ТОМ, ЧТО МУБАД ПОШЕЛ НА НЕГО ВОЙНОЙ
Когда ушей Виру достигла весть
О том, что шах Мубад задумал месть,
Что полчища со всех концов земли
На славный город Мах войной пошли, -
Случилось так, что в эти дни друзья,
Сановники, вельможи и князья
Истахра, Хузистана, Исфагана,
Азербайгана, Рея и Гиляна,
Их дети, жены, чествуя Виру,
Там собрались на свадебном пиру,
И пребывали гости в Махабаде
Полгода, светлой радуясь усладе.
Услышав, что великий царь царей
На них послал войска богатырей,
Они отправили гонцов с приказом,
Чтоб их войска сюда явились разом.
Пришли бойцы, стоят -- к стене стена,
Казалось, что для ратей степь тесна.
Такое войско завладело степью,
Что степь, сказал бы, стала горной цепью.
Пришли стрелки, отважные бойцы,
Возмездья справедливого творцы.
Была такая сила в них жива,
Что затмевала мощь слона и льва.
С горы Дейлем пришедшим пешим строем
И силу и величье гор присвоим!
Здесь были и охотники за львами,
И храбрецы с седыми головами.
Стоявших впереди и позади
Возглавили могучие вожди,
А те, кто был на крыльях и в средине,
Железной уподобились твердыне.
Стоял напротив шаханшах Мубад,
Чья рать шумела, как весенний сад.
Здесь грозно все: уменье и число,
И левое, и правое крыло.
Под воинством из Мерва вся земля
Ревела, как река Джейхун, бурля.
Мир вздрогнул, в темном ужасе отпрянув
От рева труб и грома барабанов.
Пыль до неба взвилась в тревожный час,
Как бы с луной таинственно шепчась.
Нет, бесы поднялись на небеса,
Чтоб ангелов услышать голоса!
Как звезды в тучах -- воины в пыли,
Казалось, дни последние пришли,
Луна, казалось, вздрогнула: нежданно
Низринулся поток из Хорасана.
Но то не шел с небесных склонов дождь, -
То был рычащих львов, драконов дождь!
Такое воинство пришло с царями,
Что степью стали горы, степь -- горами.
Казалось, войско сделалось рекой,
Вершины гор снесет поток людской!
Так, с жаждой мести в душах и в умах,
Войска царя вступили в землю Мах.
Сошлись две рати в этом бранном споре,
Одна -- как вихрь, другая -- словно море.
Остра их середина, как булат,
Их крылья с двух сторон, как львы, рычат!
ОПИСАНИЕ СРАЖЕНИЯ МЕЖДУ МУБАДОМ И ВИРУ
Лишь на восток восточный шах пришел,
Чей раб -- луна, а небосвод -- престол,
Построились войска, гром барабанов
Тогда раздался из обоих станов.
Не барабаны грянули, а дивы, -
К возмездию послышались призывы.
Заговорили трубы боевые,
Чтоб мертвые сражались как живые.
Был говор труб -- как первый гром весной,
Он гнал весну из тишины лесной.
Он был настолько страшен, что заране
Весна пустилась в бегство с поля брани.
Казалось, барабаны укоряли:
"Эй вы, идти в сраженье не пора ли?"
А голоса литавров неуемных
Казались плачем плакальщиц наемных.
Стонал сантур, стонал, звонкоголос,
Как соловей средь виноградных лоз.
Вторгался в это пенье трубный зов, -
Как бы слились стенанья двух певцов.
Дух замирал, той музыке покорный,
От изумления вопили горны.
Казалось, над владельцем хохотал
В его руке сверкающий кинжал.
Кольчужные ряды па поле брани
Напоминали гору в океане.
Здесь пешие -- как чудища в пучине,
А всадники -- как барсы на вершине.
Такой восторг объял их в бранной сече,
Что каждый воин был как сумасшедший.
Воителей с безумными глазами
Не устрашали ни вода, ни пламя,
Ни острый меч, ни лук, ни булава,
Ни рев слона и ни рычанье льва.
Здесь воины вступали в бой кровавый,
Готовы умереть во имя славы.
Им страх не смерть внушала, а позор,
Бесславия суровый приговор.
Поля войны лесною стали чащей,
Где каждый воин -- словно зверь рычащий.
На поле битвы стяги -- словно лес,
Парча сверкает, словно свет небес,
А на знаменах ратей и дружин -
Симург, орел, и сокол, и павлин.
Со львом и соколом трепещет стяг, -
Скажи: то сокол держит льва в когтях.
От ног слонов и от копыт коней
Выскакивают искры из камней.
Взметнулась пыль, крича: "Посторонись!" -
И падает с высот небесных вниз.
Для пыли места нет осесть на суше,
Она забила рты, глаза и уши
И превратила юных -- в седовласых,
А вороных коней -- в светло-саврасых.
С трусливым храброго не спутать ныне:
Отважный -- радостен, а трус -- в унынье.
У трусов лица желты, как динар,
А лица смельчаков горят, как жар.
Два воинства теперь сошлись вплотную
И ощутили ярость боевую.
Скажи: столкнулись на земле степной
Железная гора с горой стальной.
У этих войск -- пернатые послы:
Ты видишь перья пики и стрелы?
Летят послы над полем, блещут, свищут,
Они дорогу только к сердцу ищут.
Смотри: послы в какой ни вступят дом, -
Живое гибнет сразу в доме том.
Так был ужасен этот гул военный,
Что мнилось: наступает смерть вселенной.
Брат ненавидел брата зло и яро,
Лишь веря в силу своего удара,
Лишь на свою сноровку уповая,
Лишь правоту кинжала признавая.
Кто жаждал, чтобы кровь лилась ручьем,
Тот правосудье совершал мечом.
Да, сеятелем сделалась война,
В сердцах посеяв злобы семена.
Погасла мысль, умолкло красноречье,
Жестоким стало сердце человечье.
Никто не слушал мирных голосов, -
Лишь барабана гром и трубный зов.
То перед панцирем сверкал кинжал,
То грозный меч бойцу глаза смежал,
То в грудь копье впивалось, точно страсть,
То меч, как мысль, стремился в мозг попасть.
Да, твердо знал булат, убить спеша,
Где в теле помещается душа!
Путем, которым в плоть входила сталь,
Душа из плоти улетала вдаль!
Расцвел, как роза, каждый меч жестокий,
Багряные лились на землю соки.
Меч -- ветка мирта над листвой граната,
Над зернышками -- лист живой граната!
Копье в бою трудилось, как портной,
Что прошивал бойцов иглой стальной.
Судьба в пылу решила боевом,
Чтоб тот онагром стал, а этот -- львом,
И становились, по ее желанью,
Тот -- смелым барсом, этот -- робкой ланью.
На поле, где кровавый бой гремел,
Под ливнем копий, ураганом стрел,
Сражен врагом, с коня свалившись вниз,
Погиб Каран -- отец прекрасной Вис.
Воители Виру, добыча мести,
Сто тридцать, полегли с Караном вместе.
Вздымались трупы -- за скалой скала,
А кровь, как реки, между скал текла.
Дней колесо, сказал бы, сыплет град,
В котором красные цветы горят.
И увидал Виру: на поле бранном
Легло немало воинов с Караном,
Что за него пошли в огонь войны
И были сожжены и сражены.
"О знатные, -- сказал он, -- укрепитесь,
Затем, что не бежит от смерти витязь.