– Я, бывало, разговаривал с тобой, когда ты был еще мал. Еще до того, как ты сам начал говорить. Помнишь что‑нибудь?
Дэвид покачал головой, еще более озадаченный, чем раньше. Он попробовал чай, а дядя задумчиво оглядывал потолок, и взгляд его голубых глаз под густыми белыми бровями казался непроницаемым.
Потом он медленно кивнул, как будто принял какое‑то решение.
– Ладно. Я тебе расскажу. Только есть одна вещь. – Он бросил на Дэвида строгий взгляд.
– И какая?
– Ты слишком много улыбаешься. Леппингтоны никогда не улыбаются. Во всяком случае, на людях.
Тут старик рассмеялся. Звук был глубоким и гулким и волнами прокатился по всему телу Дэвида, отдавшись вибрацией в подошвах его ботинок.
Это что, какая‑то старая семейная шутка Лепингтонов, подумал он, не уверенный, следует ли ему рассмеяться или сохранять каменное выражение лица.
Отсмеявшись, Джордж наградил племянника неожиданно широкой ухмылкой.
– Ладно, Дэвид. Навостри уши и слушай.
– Ба! Кровь не попадает непосредственно в канализацию. А кроме того, в Леппингтоне нет крыс. Ни одной.
– Так мне говорили. Но мне все же трудно поверить, что где‑нибудь в округе не найдется хотя бы одной крысы.
– Поверь мне на слово, Дэвид. Вот, давай, я долью тебе чаю.
Протянув длинную руку, Джордж рывком подхватил с верстака заварочный чайник, и в кружку Дэвида полилась янтарная жидкость. Собравшись с духом, он сделал еще глоток. Джордж вновь наполнил собственную кружку.
– Вот так, Дэвид. Они ничего тебе не рассказывали о семье? И о городе ничего?
Дэвид покачал головой, удивляясь, почему так важно знать хоть что‑то из истории своей семьи. Благодарение Богу, большинство людей прекрасно себя чувствует, имея лишь смутное представление о том, что натворили бабушка или дедушка в туманном прошлом.
– Как тебе Леппингтон, сам город? – спросил дядя.
– Приятный с виду. Тихий. Но надо думать, он видал лучшие времена?
– Верно. Город умирает. Единственный хоть сколько‑нибудь серьезный работодатель – бойни. Но и на них сейчас работает не более пары сотен человек. Пятьдесят лет назад рабочих было более тысячи.
– Но у нас – у Леппингтонов – сейчас нет никакого интереса в бойне?
– Финансового нет. Семья продала ее в 1972 году. Продала самой темной лошадке, какую удалось найти.
– А, об этом я слышал. – Дэвид кивнул. – Он запустил лапу в пенсионные фонды, а деньги перевел на юг Франции, так?
– Ублюдок.
Попадись он мне на глаза, я вот этим его отделаю.
Джордж подхватил меч, над которым работал, и Дэвид ни на мгновение не усомнился, что так оно и будет. Достаточно одеть дядюшку в плащ и рогатый шлем, и перед вами – викинг во плоти.
– Демографическая ситуация города Леппингтона, – наставительно продолжал дядя, время от времени поглаживая клинок кончиками пальцев, – ясно показывает, что происходит. Население сокращается. Молодежь, кто может, уезжает – обычно в крупные города. Вскоре у нас будет город, полный пенсионеров, ковыляющих взад и вперед по улицам на своих «циммерах», ворча на погоду и цены на «хорликс» [13] .
– Ну не может же быть все так плохо.
– Поверь мне, Дэвид, этот город умирает на ходу.
– А разве местные власти не пытаются поддержать бизнес?
– Не о чем и говорить. Мы – под крылышком Окружного Совета Скарборо, что дальше по побережью. Их инициативы и финансовая поддержка так далеко на север не простираются. Нет, в борьбе за выживание Леппингтон всегда был прижат к стенке – с тех самых пор, как полторы тысячи лет назад древние римляне собрали вещи и отбыли.
– Этот населенный пункт все равно вне торных путей. Городку, зависящему от одной отрасли, вроде добычи угля, или от одной фабрики, немного надо, чтобы пойти ко дну: достаточно кончиться углю или разориться фабрике.
– И тем не менее внешний мир притеснял нас, как мог. Нам всегда приходилось бороться, чтобы едва‑едва удержать этот город на плаву. Без нас город исчез бы тысячу лет назад, если не раньше.
Туг Дэвида осенило. Нас, подумал он. Старик говорит о семье Леппингтонов – или, лучше сказать, династии? Его дядя явно верил в то, что своим выживанием город обязан именно Леппингтонам.
– Вот что я собирался спросить, – сказал Дэвид. – Наша фамилия произошла от названия города или наоборот?
Старик сухо улыбнулся.
– Значит, история семьи тебя все‑таки интересует? Э, за этим целая сага. Когда входил в ворота, видел ручей в саду?
Дэвид кивнул.
– Это начало реки Леппинг. Ниже, у подножия холмов, в него вливаются другие ручьи. Но Леппинг начинается здесь, с этого самого места. Наши предки прибыли сюда на галерах викингов из Германии в пятом веке. Они дали свое имя реке, а потом и городу. Только тогда оно было известно как Леппингсвальт.
– Так у нас в жилах течет королевская кровь? – беспечно поинтересовался Дэвид.
Старик ответил ему бесстрастным взглядом.
– Нет. Не королевская. Семья Леппингсвальт претендовала на божественную кровь.
Сам того не желая, Дэвид испытал приступ удивления:
– Божественную кровь? Ничего себе претензии!
Кивнув, Джордж провел пальцами по камню.
– Вот как обстоят дела. Наш род жил в горах Германии. Все Леппингсвальты были кузнецами. Давным‑давно, может, две, а может, и все пять тысяч лет назад, Тор, бог‑громовик викингов, проснулся однажды ночью и обнаружил, что его молот пропал. И потому он одолжил у богини Фрейи ее соколиное оперение и полетел по всему миру на поиски. Но так и не нашел. Вместо этого он прибыл к дому Леппингсвальтов высоко на горе. Кузнец был несчастливым человеком. Его жена не могла подарить ему сына. А это означало, что его род вымрет. Что было ужасной, непоправимой бедой для любого гордого германца. Тор, бог грома, рассказал Леппингсвальту, что лишился своего прославленного молота богов, а на создание нового уйдет целая гора кремня. Кузнец же ответил, что он откует молот лучше прежнего. Железный молот. И он взялся за работу и ковал руду и железо двенадцать дней и ночей, пока не создал для Тора новый молот. И дал он этому молоту имя Мьельнир – под этим именем он и известен сегодня.
– Любопытная история.
– Да.