Чтобы пропускать дневной свет, наверное; не для того, чтобы смотреть сквозь него.Ее обувь, выстроившаяся в ряд вдоль стены: сапоги до колен из черной лакированной кожи с острыми носками и на высоком каблуке, замечательно высоком, почти что шпильки. Удачная покупка, с уютным удовлетворением думает она, очень удачная.
Тепло и безопасно в постели… теперь все хорошо. Я скоро засну.Она от души зевает и сворачивается в теплой постели, как в гнезде. Голос рассказчика в телевизоре, мягкий, как масло, успокаивает… Слова ласкают ее слух, проникая все глубже. Приятный голос. Успокаивающий, теплый, дружелюбный…
Некоторое время спустя виды города сменяются интерьером. В мрачной комнате на постели сидит человек. Очевидно, он установил работающую камеру на что‑то примерно высоты бюро, которое она с вечера подтащила к двери, догадывается Бернис. Затем человек входит в поле зрения камеры, садится на постель и начинает говорить. Он говорит еще более мягко, и все же по его голосу ясно, как он поражен.
– Знаете, я никогда не верил в сверхъестественное, – шепчет он. – До сих пор не верил. Сейчас начало четвертого, за окном темно, хоть глаз выколи. Здесь внутри… как будто все здание, вся гостиница заряжена каким‑то электричеством. Ночью я видел самые невероятные сны. Знаю… – Он улыбается в камеру, и стекла очков, поймавшие свет лампы на столике возле кровати, наливаются золотом. (Лампа такая же, как эта, думает Бернис, сонно переводя на нее взгляд. Забавно, что я не замечала этого раньше.)– Я знаю, сны не являются доказательством сверхъестественного… но, Господи, я так возбужден, что не знаю, с чего начать. Я снимал людей, украденных инопланетянами в Арканзасе, вервольфов в России, всяческих барабашек от Нью‑Йорка до Тимбукту, – все это чушь, галиматья, нелепость, яйца выеденного не стоит. Я все это слышал, но никогда не верил, никогда ничего не чувствовал, не было того самого ощущения вот здесь, под ложечкой, – он вдавливает оба кулака в живот, – что это все хотя бы отчасти правда. Пока я не попал сюда, в маленький английский городок под названием Леппингтон. Теперь… теперь просто смотрите.
Переход кадра: полная темнота.
– Это сырой материал, – продолжает рассказчик. – Никакого монтажа, никаких растворителей или трюков со штативом – просто сырой материал, отснятый на пленку.
5. Призраки на экране
Бернис смотрит на экран. Она видит, как кренится набок изображение двери гостиничного номера, когда тот, кто держит камеру, бросается к ней. В кадре появляется рука, хватает ручку, поворачивает и рывком распахивает дверь. На звуковой дорожке – возбужденное дыхание. Затем камера переходит в коридор (этой гостиницы, в полудреме думает Бернис, он жил в моей гостинице) .
– Я видел это. Я видел это. О черт, соберись, Майк. Времени два часа ночи. Я видел это каких‑то двадцать минут назад, – задыхается голос за кадром. – Я почувствовал, что за моей дверью кто‑то есть. Открыл дверь, и вот оно. Всего лишь тень. Высокая фигура, двигающаяся по коридору, будто кошка. И это не просто… сравнение. Это ощущение меня просто перевернуло; у меня даже дыхание перехватило. Такое впечатление, что это был отчасти человек, отчасти зверь – гибкий, быстрый, очень быстрый. О Боже, как я испугался! Это был какой‑то физиологический ужас, будто я споткнулся и упал ничком прямо под колеса несущегося грузовика. Разум говорил мне: «Ладно, Майк. Ты что‑то видел. А теперь запрись у себя в номере». Поверьте, я видел что‑то очень нехорошее, это был действительно страшенный сукин сын. А другой голос во мне твердил: «Иди за ним. Давай же, иди, иди, иди следом! » Я не смог удержаться. Я должен был пойти за ним, когда он… Смотри под ноги, Майк, здесь ступеньки.
Панорама парадной лестницы, спускающейся в холл гостиницы к стойке портье. За стойкой – никого.
– О Боже, здесь так холодно. А на дворе ведь, черт побери, июль. А здесь холодно, как в Арктике. Только взгляните.
Камера поворачивается так, чтобы оператор – Майк – мог заснять себя самого. Его лицо не в фокусе и кажется круглым, как паяная луна. Майк напоказ выдыхает через рот, и изо рта у него вылетает облачко пара.
– Холодно, как зимой, а? А теперь, Майк, осторожно, ступеньки. Последнее, что тебе нужно, это оступиться и сломать себе шею. Но куда он делся? Куда он делся? – Изображение беспорядочно скачет: это Майк спускается по лестнице. – Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать. – В кадре проходят столовая, бар с закрытыми ставнями, дверь в Гробик под лестницей. – Я иду тебя искать. И имей совесть, не выпрыгни на меня из‑за угла с криком «бу‑у‑у».
Бернис слышит, несмотря на потуги на остроумие, как голос говорящего подрагивает от страха.
– Ну вот… ну вот… черт. Он – оно – исчезло. Растворилось. Черт, черт, черт. Но вы заметили, что все двери наружу закрыты и заперты на засов? Он что, проскочил сквозь стену? Или просто дематериализовался посреди бильярдной? Или уменьшился и забежал в музыкальный автомат? Наверное, втиснулся между «Кула Шейкер»
Переход: гостиничный номер. Майк, сидя на постели, спокойно говорит в камеру:
– На пленке, друзья, вы только что видели меня. Майка Страуда, гнавшегося за кем‑то или чем‑то. Теперь мне нужно вернуться немного назад, чтобы объяснить, что произошло. Когда я впервые осознал, что кто‑то или что‑то ходит взад‑вперед за дверью моей комнаты, я вышел в коридор, оглянулся по сторонам и увидел, как огромная, будто вышедшая из теней, человекоподобная фигура по‑кошачьи крадется по коридору. Ну и нагнала она на меня страху! Но самое странное – мне хотелось побежать за ней следом. Что‑то внутри кричало: Беги, беги, беги! Догони его! Не дай ему уйти!Как будто я включился в безумную гонку, меня охватил ее энтузиазм и безумное, необоримое возбуждение. Я бросился следом за тенью, но вскоре потерял ее. И тут же поспешил назад в номер за камерой…
(В телевизоре позади Майка видна похожая на паука трещина в стеклянной панели над дверью в ванную. И еще портрет девушки, стоящей по колено в воде,лениво думает Бернис. Это мой номер.)
– Настроившись на съемку, я рванул к себе, – продолжает рассказчик, – схватил камеру и стал ждать. Оно не вернется, думал я. Господи, это моя первая встреча со сверхъестественным, и я все испортил. Ну почему я не держал камеру наготове, просто на всякий случай? Такой шанс, шанс заснять на пленку сверхъестественное существо, выпадает раз в жизни, а я его упустил. Но слушайте, ребята, оно вернулось. Приблизительно через полчаса. Результат вы видели. – В голосе рассказчика звучит благоговение, как будто он сам не до конца верит своим глазам. – Во мне как будто проснулось шестое чувство, прямо вот здесь. – Майк прижимает руку к груди. – Я видел его нечетко, только огромная, будто рожденная из тени фигура. Это было больше, чем ощущение: я знал, что передо мной наполовину человек, наполовину зверь. В нем было что‑то почти узнаваемое. Закрывая глаза, я вижу его босые ступни на ковре; я даже чувствую, как они опускаются на ковер, будто мои собственные босые ноги. Но все‑таки хоть что‑то вы увидели. Что‑то мне удалось заснять на пленку, так ведь?
Бернис вспоминает, что она видела: как неслись мимо стены коридора, отрывочные кадры ковра, двери других номеров на этом же этаже, лестничная площадка, парадная лестница, стойка портье, в столовой – накрытые к завтраку столы с уже выложенными накрахмаленными салфетками.