Лицо издателя сияло.
– Калли, это сногсшибательно! – крикнул он, не отрывая глаз от экрана машины. – Сенсация на всю Солнечную систему! Прочти‑ка пару страниц…
Каллингем уже перегнулся через его плечо, жадно вглядываясь в экран.
– Героиня родилась на Ганимеде. Она была лишена осязания, но стала акробаткой в кабаре на астероидах. Потом действие переносится на другие планеты. В повествование вводится знаменитый хирург… Но главное, все так подано, с такой проникновенностью! А название какое – «Почувствуйте мою боль»!
– Это Полпинты! – радостно крикнула няня Бишоп. – Он мне рассказывал. Я нарочно положила ее последней, потому что мне показалось – она не такая умная, как остальные…
– Никудышный из вас издатель! – ликующе воскликнул Флаксмен. – Калли, какого черта ты выключил телеэкран, нужно немедленно сообщить в Детскую!
Мгновенье спустя на телеэкране появился Полпинты в окружении двадцати девяти других яйцеглавов.
– Поздравляю! – Флаксмен потряс сложенными руками над головой. – Как вы этого добились? В чем секрет? Я спрашиваю об этом потому, что… что остальным тоже полезно послушать…
– Я попросту прилип к диктописцу! – в упоении воскликнул Полпинты. – И дал волю своему могучему интеллекту! Я закрутил Вселенную каруселью и выхватывал из нее все, что попадалось под руку! Я расплел нити космоса и заново сплел их! Я взобрался на престол господень, пока бог кормил архангелов, и надел на себя корону творца! Я…
Он вдруг замолчал.
– Нет, ничего этого не было, – задумчиво произнес он. – То есть почти ничего. Ведь у меня было столько новых впечатлений! Прогулки с Зейном, похищение… Нет, и это еще не все. Так и быть, я открою вам величайшую тайну. Я вообще ничего не писал! Эту повесть… написала няня Бишоп!
– Полпинты! Ах, идиот! – крикнула няня.
– Полпинты, – хрипло сказал Флаксмен, утирая слезы, – послушайте, дружище, мы тут тайком приготовили приз для победителя – серебряный диктописец… И я желал бы, чтобы вы были сейчас здесь, чтобы я мог вручить его вам и пожать вашу… Но во всяком случае, очень жалею, что вас сейчас здесь нет. Очень!
– Пустяки, мистер Флаксмен. Разве дело в наградах? И будет достаточно случаев.
– Нет! – громовым голосом воскликнул Флаксмен. – Вы получите свой приз, и немедленно! Гаспар…
– Не надо посылать Гаспара, – сказала мисс Румянчик. – Зейн уже побежал в Детскую за Полпинтой.
– Этот жестяной писака слишком много на себя берет… А впрочем, великолепно! Полпинты, дорогой, дружище, скоро вы…
Но тут телеэкран погас.
Однако это не охладило всеобщего ликования.
– Понимаете, – объяснял Каллингем, – все дело в сотрудничестве с редактором, в симбиозе, так сказать! Каждому яйцеглаву нужно общение с чутким человеком, которому он мог бы рассказывать… Тут важно найти каждому подходящего партнера. Вот дело, которое мне по душе! Это все равно что управлять брачной конторой.
– Ах, Калли, дорогой, какие остроумные у тебя идеи! – сказала Элоиза, ласково сжимая руку издателя.
– Не правда ли?.. – согласилась няня Бишоп, ласково сжимая руку Гаспара.
– И какие открываются перспективы! – мечтательно произнес Гаспар. – Трехстороннее сотрудничество: яйцеглавы, люди и словомельницы с их богатейшей памятью! Вот это будет соавторство!
– Не думаю, что словомельницы воскреснут, – задумчиво сказал Каллингем. – Я почти всю жизнь занимался их программированием, но, скажу откровенно, меня всегда угнетала мысль, что это – мертвые машины, которые могут работать только по заданным формулам… Кто знает, быть может, сегодня совершилось возрождение настоящей литературы?
– Калли, дорогой, сколько ты выпил? – участливо спросила Элоиза.
– Слушайте все! – воскликнул Флаксмен. – Как только Полпинты появится в дверях, сразу же окружите его самым дружеским вниманием, чтобы он не чувствовал себя призраком на пиру жизни. Зейн вот‑вот явится с ним.
– Рысью домчит, мистер Флаксмен! – заметил Джо Вахтер, который успел пропустить пару рюмочек, воспользовавшись тем, что его брат рассматривал серебряный диктописец. – Только что‑то он там долго копается…
– Ах, надеюсь, больше похищений не будет! – встревоженно вскрикнула мисс Румянчик. – Если с Зейном что‑нибудь случится, я этого не перенесу!
– На похищения существуют разные точки зрения! – громко объявил Каллингем, поднимая бокал. – Одни бледнеют при мысли о них. Другим же они распахивают дверь в новую, лучшую жизнь…
– Ах, Калли, – трепетно произнесла Элоиза, но тут дверь распахнулась и в комнату медленно влетело большое серебряное яйцо. Оно парило в воздухе, футах в восьми над полом. Глаз, ухо и динамик были вставлены прямо в корпус, а внизу из‑под маленькой серебристой платформы торчали два гибких щупальца, оканчивающихся небольшими коготками.
Флаксмен, словно зачарованный, следил за полетом яйца. Потом его глаза закатились и он стал валиться на пол.
Яйцо быстро подлетело к нему, вцепилось коготками в лацканы его пиджака и тем смягчило его падение.
– Не бойтесь, мистер Флакси! – воскликнуло яйцо. – Это же я, Полпинты, только переделанный. Меня переделал Зейн Горт. И теперь мы можем пожать друг другу руки. Обещаю не царапаться!
– Не перебивайте! – сказал Зейн. – Я всего лишь воспользовался уже разработанной схемой применения антигравитации для поднятия малых тяжестей. В платформе находится генератор антигравитационного поля, и Полпинты управляет им сам. Как и щупальцами, которые заменяют ему руки. Все это – откинув антигравитацию – можно было сделать еще во времена Цуккерторта. Но он хотел создать бестелесные существа, витающие в мире чистых идей. Вот почему он отобрал именно писателей и поэтов, то есть людей, далеких от техники, не способных воспринять руку как систему шарниров, а ногу – как колесо. С той же целью он создал и пресловутый свод правил. Яйцеглавам внушалось, что они беспомощные паралитики, и так же на них смотрели окружающие. Диктописцы подсказали мне выход. Если яйцеглавы смогли управлять диктописцем, то почему бы им с помощью голоса не приводить в действие руки или антигравитационную платформу? Да после некоторой практики они сумеют управляться с любыми инструментами…
– Эй‑эй, не сманивайте моих писателей! – воскликнул Флаксмен.