Он незнаетстрахаперед
смертью, но, если его начнут колотить, он станет визжать и почувствует боль.
Можем ли мы побороть общий закон природы, согласно которому всеживущеена
земле боится боли? Деревья - и те как будто издают стоны, когдаимнаносят
увечья. Что касается смерти, то ощущать ее мынеможем;мыпостигаемее
только рассудком, ибо от жизни она отделена не более, чем мгновением:
Aut futi, aut veniet, nihil est praesentis in illa,
Morsque minus poenae quam mora mortis habet.
{Смерть или была или будет, она не имеет отношения к настоящему;менее
мучительна сама смерть, чем ее ожидание [18] (лат.).}
Тысячиживотных,тысячилюдейумираютпрежде,чемуспевают
почувствовать приближение смерти. И действительно,когдамыговорим,что
страшимся смерти, то думаем прежде всего о боли, ее обычной предшественнице.
Правда, если верить одному из отцов церкви,malammortemnonfacit,
nisi quod sequitur mortem. {Смерть - злолишьвсилутого,чтозаней
следует [19](лат.).} Но, мне кажется, правильнее было бы сказать, что ни то,
что предшествует смерти, ни то, что за нейследует,собственнокнейне
относится. Мы извиняем себя без достаточных оснований. И, как говоритопыт,
дело тут скорее в невыносимости длянасмыслиосмерти,котораяделает
невыносимойтакжеиболь,мучительностькотороймыощущаемвдвойне,
поскольку она предвещает нам смерть. Но так как разум бросаетнамупрекв
малодушии за то, что мы боимся столь внезапной,стольнеизбежнойистоль
неощутимой вещи, мы прибегаем к этому, наиболее удобномуоправданиюсвоего
страха.
Любую болезнь, если она не таит в себе никакой другой опасности,кроме
причиняемых ею страданий, мы зовем неопасною. Кто же станетсчитатьзубную
боль или,скажем,подагру,какбымучительныонинибыли,настоящей
болезнью, раз они не смертельны? Но допустим, что в смерти нас большевсего
пугает страдание, - совершенно так же, как и в нищете нет ничегострашного,
кроме того, что,заставляянастерпетьголодижажду,знойихолод,
бессонные ночи и прочие невзгоды, она делает нас добычей страдания.
Так вот, будем вести речь только о физической боли. Я отдаю ей должное:
она - наихудший из спутников нашего существования, и я признаю это сполной
готовностью. Я принадлежу к числу тех, ктоненавидитеевсейдушой,кто
избегает ее, как только может, и, благодарение господу, до этого времени мне
не пришлось еще по-настоящему познакомиться с нею. Но ведь внашейвласти,
если не устранить ее полностью, то, во всяком случае, донекоторойстепени
умерить терпением и, как бы ни страдало наше тело, сохранитьсвойразуми
свою душу неколебимыми.
Если бы это было не так, кто срединассталбыценитьдобродетели,
доблесть, силу, величие духа, решительность? В чем быонипроявлялисебя,
если бы не существовало страдания, с которым они вступаютвборьбу?Avida
est periculi virtus.
{ Доблесть жаждет опасности [20] (лат.).}Еслибыне
приходилось спать на голой земле, выносить вполномвооруженииполуденный
зной,питатьсяконинойилиослятиной,подвергатьсяопасностибыть
изрубленным на куски, терпеть, когда у вас извлекают засевшую в костях пулю,
зашивают рану, промывают, зондируют, прижигают ее каленым железом, -вчем
моглибымывыказатьтопревосходство,которымжелаемотличитьсяот
низменных натур? И когда мудрецы говорят,чтоиздвуходинаковославных
деяний более заманчивым нам кажется то, выполнить которое составляетбольше
труда, то это отнюдь не похоже на совет избегать страданий и боли. Nonenim
hilaritate, nec lascivia, nec risu autiococomitelevitatis,sedsaepe
etiamtristerfirmitateetconstantiasuntbeati.{Ведьдажебудучи
удручены, часто не в веселье и не в забавах,невсмехеиневшутке,
спутнице легкомыслия, находят они отраду, но в твердости и постоянстве[21]
(лат).} Вот почему никак нельзя было разубедить нашихпредковвтом,что
победы, одержанные в открытом бою,средипревратностей,которымичревата
война, более почетны, чемдостигнутыебезвсякойопасности,однойлишь
ловкостью и изворотливостью:
Laetius est, quoties magno sibi conostat honestum.
{Добродетель тем приятнее, чем труднее ее достичь [22] (лат).}
Кроме того, мы должны находить для себя утешение такжеивтом,что
обычно, если боль весьма мучительна, она небываеточеньпродолжительной,
если же она продолжительна, то не бывает особенно мучительной: si gravis, si
longuslevis.{Еслибольмучительна,тоонанепродолжительна,если
продолжительна - то не мучительна [23] (лат).} Ты небудешьиспытыватьее
слишком долго, если чувствуешь ее слишком сильно;онаположитконецлибо
себе, либо тебе. И то и другое ведет, в итоге, к одному и тому же.Еслиты
не в силах перенести ее, онасамаунесеттебя.Meminerismaximosmorte
finiri: parvosmultahabereintervallarequietis;mediocriumnosesse
dominos: ut si tolerabiles sint, feramus, sinminus,evitacumeanon
placeat,tanquametheatroexeamus.{Помни,чтосильныестрадания
завершаются смертью,слабыепредоставляютнамчастыепередышки,анад
умеренными - мы владыки; таким образом, если их можно стерпеть,снесемих;
если же нет - уйдем из жизни, раз она не доставляет нам радости, какуходим
из театра [24] (лат.).}
Невыносимо мучительной делается для нас боль оттого, что мы не привыкли
искать высшего нашего удовлетворения в душе и ждать от нееглавнойпомощи,
несмотря на то, что именно она -единственнаяиполновластнаягоспожаи
нашего состояния и нашего поведения. Нашему телу свойственно более или менее
одинаковоесложениеиодинаковыесклонности.Душаженашабесконечно
изменчиваипринимаетсамыеразнообразныеформы,обладаяприэтом
способностью приспосабливать к себе и к своему состоянию,-какимбыэто
состояние ни было, - ощущения нашего тела и все прочие егопроявления.