Нашему телу свойственно более или менее
одинаковоесложениеиодинаковыесклонности.Душаженашабесконечно
изменчиваипринимаетсамыеразнообразныеформы,обладаяприэтом
способностью приспосабливать к себе и к своему состоянию,-какимбыэто
состояние ни было, - ощущения нашего тела и все прочие егопроявления.Вот
почему ее должно изучать и исследовать, вот почему надо приводить в движение
скрытые в ней могущественные пружины. Неттакихдоводовизапретов,нет
такой силы, которая могла бы противостоять ее склонностям и ее выбору. Перед
нею - тысяча самых разнообразных возможностей; так предоставим же ейтуиз
них, которая может обеспечить нашу сохранность и наш покой, итогдамыне
только укроемся от ударов судьбы, но,дажеиспытываястраданияиобиды,
будемсчитать,еслионатогопожелает,чтонасосчастливилии
облагодетельствовали ее удары.
Она извлекает для себя пользу решительно извсего.Дажезаблуждения,
даже сны - и они служат ее целям: у нее все пойдет в дело, лишь быоградить
нас от опасности и тревоги.
Легко видеть, что именно обостряет наши страдания и наслаждения: это-
силадействиянашегоума.Животные,умкоторыхтаитсяподспудом,
предоставляют своему телу свободно инепосредственно,аследовательно,и
почти тождественно для каждого вида, выражать одолевающие их чувства; в этом
легко убедиться, глядя на их движения, которые присходныхобстоятельствах
всегда одинаковы. Если бы мы не стесняли в этом законных прав частейнашего
тела, то надо думать, намсталобыотэтогомноголучше,ибоприрода
наделилаихвдолжноймереестественнымвлечениемкнаслаждениюи
естественной способностью переносить страдание. Да они и немоглибыбыть
неестественными, так как они свойственнывсемиодинаковыдлявсех.Но
поскольку мы отчасти освободились от предписанийприроды,чтобыпредаться
необузданной свободенашеговоображения,постараемся,покрайнеймере,
помочь себе, направив его в наиболее приятную сторону.
Платон опасается нашейсклонностипредаватьсявсемсвоимсуществом
страданию и наслаждению, потому что она слишком подчиняет душу нашему телу и
привязывает ее к нему [25]. Что до меня, то я опасаюсь скорееобратного,а
именно, что она отрывает и отдаляет их друг от друга.
Подобно тому как враг, увидев, что мы обратились в бегство, ещебольше
распаляется, такиболь,подметив,чтомыбоимсяее,становитсяеще
безжалостней. Она, однако, смягчается, если встречает противодействие. Нужно
сопротивляться ей, нужно с нею бороться. Но если мы падаем духом и поддаемся
ей, мы тем самым навлекаем на себя грозящую нам гибель и ускоряем ее. Икак
тело, напрягшись, лучше выдерживает натиск, так и наша душа.
Обратимся, однако, к примерам -этомуподспорьюлюдейслабосильных,
вроде меня, - и тут мы сразу убедимся, что со страданиемделообстоиттак
же, как и с драгоценными камнями, которые светятся ярче или более тускло,в
зависимости от того, вкакуюоправумыихзаключаем;подобноэтомуи
страдание захватывает нас настолько,насколькомыподдаемсяему.
Tantum
doluerunt, - говорит св. Августин, - quantum doloribus se inserverunt.{Они
испытывают страдания ровно настолько, насколько поддаются им[26](лат.).}
Мы ощущаем гораздо сильнее надрез, сделанный бритвойхирурга,чемдесяток
ранений шпагою, полученных нами в пылу сражения. Боли при родовых схватках и
врачами и самим богом считаются необыкновенно мучительными, и мыобставляем
это событие всевозможными церемониями,а,междутем,существуютнароды,
которые не ставят их ни во что. Я уженеговорюоспартанскихженщинах;
напомню лишь о швейцарках, женах наших наемников-пехотинцев. Чемотличается
их образ жизни после родов? Разве только тем, что, шагая вследзамужьями,
сегодня иная из них несет ребенка у себя на шее, тогда как вчера ещеносила
его в своем чреве. А что сказать об этих страшныхцыганках,которыеснуют
между нами? Они отправляются к ближайшей воде, чтобы обмыть новорожденного и
искупаться самим. Оставим в стороне такжевеселыхдевиц,скрывающих,как
правило, и свою беременность и появление на светбожиймладенца.Вспомним
лишьопочтеннойсупругеСабина,римскойматроне,которая,нежелая
беспокоить других, вынесла муки рождения двухблизнецовсовсемодна,без
чьей-либо помощи и без единого крика и стона.Простоймальчишка-спартанец,
украв лисицу и спрятав ее у себя под плащом, допустил, чтобыонапрогрызла
ему живот, лишь бы не выдать себя (ведь они, какизвестно,гораздобольше
боялись проявить неловкость при краже, чем мы - наказания занее).Другой,
кадя благовониями во время заклания жертвы и выронив изкадильницыуголек,
упавший ему за рукав, допустил, чтобы он прожег емутелодосамойкости,
опасаясь нарушить происходившее таинство. В той же Спарте можно было увидеть
множество мальчиков семилетнеговозраста,которые,подвергаясь,согласно
принятому в этой стране обычаю, испытанию доблести, не менялись даже в лице,
когда их засекали до смерти. Цицерон видел разделившихсянагруппыдетей,
которые дрались, пуская в ход кулаки, ноги и даже зубы, пока непадалибез
сознания, так и не признав себя побежденными. Nunquam naturam mosvinceret:
est enim ea semperinvicta;sednosumbris,deliciis,otio,languore,
desidia animum infecimus; opinionibusmaloquemoredelinitummollivimus.
{Обычай не мог бы побороть природу - ибо она всегда остаетсянепобежденной,
номыувлеклидушубезмятежнойжизнью,роскошью,праздностью,
расслабленностью, ничегонеделанием: и когда она расслабилась, мы безусилия
внушили ей наши мнения идурныеобычаи[27](лат.).}Комунеизвестна
история Муция Сцеволы, который, пробравшись в неприятельскийлагерь,чтобы
убить вражеского военачальника, и потерпев неудачу, решилвсежедобиться
своего и освободить родину, прибегнув к весьма необыкновенномусредству?С
этой целью он не только признался Порсенне - тому царю,которогособирался
убить, - в своем первоначальном намерении, но ещедобавил,чтовримском
лагере есть немало его единомышленников, людей такойжезакалки,какон,
поклявшихся совершить то же самое.