– Я просил данные об окружении Кострова, – напомнил Слейд.
– Да-да… Круг его знакомств нами определен. Вы можете сослаться на двоих: Анатолия Рыбина и Леонида Верницкого. Оба коллекционеры, оба скупали у Кострова египетские раритеты. Ни того, ни другого сейчас нет в Москве.
– А где они?
– Первый в Ницце, второй в Эстонии.
– А если Костров свяжется с ними по телефону? Блейк пожал плечами.
– Вы слишком много от нас хотите, мистер Долтон. Не могли же мы и это предусмотреть.
– Вы правы, – вздохнул Слейд. – Давайте сведения о Рыбине и Верницком.
Вытащив из кармана тонкую пачку листов с высококачественными распечатками, Блейк протянул ее Слейду.
– Я вам больше не нужен, мистер Долтон? Тот отрицательно покачал головой.
– Если понадоблюсь, – Блейк двинулся к выходу, – вы знаете, как меня найти.
– Благодарю вас, мистер Блейк.
Изучив распечатки, Слейд сжег их в туалете и спустил пепел в унитаз. Затем поднял телефонную трубку, набрал номер.
– Слушаю. – Прозвучал вальяжный басок.
– Господина Кострова, пожалуйста. – Русский язык Слейда был безупречен, словно британский разведчик родился не в Лондоне, а где-нибудь под Рязанью.
– Костров у телефона. Кто это?
– Михаил Игнатьевич, вы со мной не знакомы. Мне рекомендовал обратиться к вам господин Рыбин.
– Вот как? – насторожился Костров. – А по какому вопросу?
– Я коллекционер и хотел бы приобрести что-нибудь из произведений древнеегипетского искусства. Моя фамилия Мищенко.
Костров помолчал. Ни о каком Мищенко он никогда не слышал ни от Рыбина, ни от кого-то другого. Мищенко этот вполне может оказаться заурядным жуликом, грабителем, мошенником, или незаурядным, что еще хуже. Дудки, сначала проверим тебя, приятель.
– Господин Мищенко…
– Владимир Геннадьевич.
– Владимир Геннадьевич, а давно вы видели Рыбина?
– Две недели назад. Как раз перед его отъездом в Ниццу.
– И как он? Усы еще не сбрил?
В голосе Слейда зазвучало искреннее недоумение.
– Михаил Игнатьевич, боюсь, вы неправильно меня поняли. Я имею в виду Анатолия Рыбина, моего старинного друга. А он сроду усов не носил.
– Ах этот… Который ездит на девяносто девятой цвета мокрого асфальта?
– Да нет же! – Недоуменные интонации усилились. – На белом «понтиаке». У него еще собака Альма, догиня…
– Теперь понял, – произнес Костров дружелюбнее. – Значит, он рассказал вам обо мне…
– Он и Леня Верницкий.
Услышав о Верницком, Костров еще больше успокоился. Конечно, стопроцентной гарантии нет, но как же знакомиться с новыми покупателями, если шарахаться от всех и каждого, рассудил Михаил Игнатьевич. Жаль, сейчас нет ни Верницкого, ни Рыбина, позвонить бы им… Ну да ладно, примем дополнительные меры предосторожности.
– Хорошо, Владимир Геннадьевич, – сказал Костров. – Вы где живете?
– Шоссе Энтузиастов, между Войтовича и Авиамоторной. У Рогожского кладбища.
– Тогда давайте встретимся через час у метро «Площадь Ильича», согласны?
– Разве ее не переименовали? Я-то на метро не езжу, все на машине…
– Да шут их знает… Я ведь тоже не езжу. От них всего можно ожидать. Но вы поняли где?
– Конечно, Михаил Игнатьевич. Я согласен.
– Как я вас узнаю?
– У меня бежевый «Опель-Кадет».
– Договорились.
* * *
Костров сразу заметил машину Слейда, но подходить не спешил. Он рассматривал англичанина издали добрых пятнадцать минут, прежде чем пришел к выводу: вызывает доверие, опасности, скорее всего, не представляет. Хотя, с другой стороны, если бы мошенники не вызывали доверия… Эх, знать бы, где упасть, соломку подстелил.
Костров решительно подошел к «Опель-Кадету» и наклонился к открытому окну.
– Владимир Геннадьевич?
– Михаил Игнатьевич? – Слейд бросил взгляд на левую руку Кострова – не хватало фаланг двух пальцев.
– Рад знакомству. Садитесь в машину…
После получасовой беседы, в течение которой Костров окончательно убедился, что Мищенко отлично знает и Рыбина, и Верницкого, Слейд перешел в наступление.
– Меня главным образом интересует эпоха Нового царства, – сказал он. – Вы располагаете чем-либо из этого периода?
– Да, кое-что есть, – ответил Костров, уже проникшийся симпатией к собеседнику (симпатия симпатией, но и номер машины он запомнил). – Но, как вы понимаете, весьма и весьма недешево…
Слейд весело рассмеялся.
– Право же, Михаил Игнатьевич, этим вы меня не испугаете. На прошлой неделе я заплатил десять тысяч долларов за египетскую вазу.
«Ого, – мысленно восхитился Костров. – Крупная рыба, если не врет. К цене каждой вещи будем приписывать справа ноль».
– Может быть, поедем ко мне и посмотрим? – предложил Михаил Игнатьевич.
– Охотно, – улыбнулся Слейд. – Показывайте дорогу.
– Вон там моя машина. Поезжайте за мной. Машина Кострова, а за ней «Опель-Кадет» влились в транспортный поток. Следом покатила неприметная «лада».
28
Темнота невыносимо раздражала Бориса Градова. Это раздражение было сильнее, чем тревога и страх. Мысленно слившись с героем «Колодца и маятника», он измерял каземат шагами. Семь шагов в длину, пять в ширину. Удалось нащупать деревянный стол, кровать (к изумлению Бориса, с постельным бельем!), два табурета.
Сидя на кровати, Борис предавался невеселым размышлениям. Персонаж из пьесы Чехова прокомментировал бы ситуацию словами: «Мы попали в ЗАПИНДЮ». Вот именно – в «запиндю», да еще в какую… Кто эти люди? Чего они добиваются? Впрочем, ответ на второй вопрос ясен: им нужен пароль к секретному файлу. Как только тюремщики убедятся, что пароль пленнику не известен, они избавятся от Бориса, как от хлама, обузы. Так, может, не стоит их разочаровывать? Торговаться, пытаться выиграть время? Но с таким, как горилла Алик, не особенно поторгуешься.
Напряженные раздумья Бориса были прерваны – вспыхнул яркий свет. Градов зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что на ощупь определил размещение предметов в камере в общем правильно. Только в углу стоял еще маленький металлический столик и возле него – удобное кресло.
Дверь отворилась, и в камеру вошел пожилой человек, уставившийся на Бориса необычайно проницательным взглядом. Градов не отводил глаз. Так продолжалось с минуту, после чего вошедший притворил за собой дверь, сел в кресло и сказал:
– Здравствуйте, Борис Михайлович. Меня зовут Генрих Рудольфович Бек. Не вижу смысла прятаться за чужим именем, потому что мы либо расстанемся друзьями, либо вы вообще отсюда не выйдете.
– В представлениях нет нужды, – парировал Градов. – Я узнал вас, видел по телевизору, кажется в благотворительной программе. Господин Бек, владелец того и сего, друг бедноты, покровитель детишек-сирот… Знаете, мне очень хочется увидеть вас по телевизору еще раз. В программе «Человек и закон»…
Бек слушал, чуть покачивая головой, с интересом и даже будто бы с удовольствием.
– Господин Градов, – произнес он, немного помолчав, – вы понимаете, что нам необходим пароль к файлу. Вы дадите нам его, но чуть позже, а сейчас я пришел не за этим. Представьте, сгораю от любопытства. Кто вы, собственно, такой?
– Борис Градов, ди-джей «Золотого века», начинающий писатель.
– О да… Ваш опус я читал. Впечатляющий камуфляж.
– Камуфляж? В каком смысле?
– Сами понимаете. Да и вся ваша жизнь – камуфляж. Что вы, например, скажете об этом? – В руках Бека появился вырванный из ежедневника Бориса листок. Генрих Рудольфович прочел вслух: – «Двенадцатого мая, в шестнадцать сорок пять – встреча с Юргеном. Документы Шернера».