– Странная же у вас справедливость. Вы силой привели меня
сюда, а теперь сидите передо мной, говоря: «Докажи, что не участвовал в заговоре против меня, а не то палач отрубит тебе голову!» Клянусь небом,
Соломон по сравнению с вами жалкий дилетант.
– Докажи! – словно капризный ребенок, воскликнул Джан Мария. – Докажи, докажи, докажи!
– Разве мои слова – не достаточное доказательство? – в голосе Франческо слышалось удивление.
Герцог нетерпеливо взмахнул руками.
– Мессер Альвари, – прорычал он. – Пора вам позвать стражу.
– Подождите! – остановил его граф. Он уже не улыбался, наоборот, гневно смотрел на Джан Марию. – Я повторю вам мои слова. Вы притащили меня в
этот зал силой и, сидя на троне Баббьяно, говорите: «Докажи, что не участвовал в заговоре против меня, если хочешь спасти свою голову», – он на
мгновение остановился, заметив удивленные взгляды тех, кто слушал его. – Похоже, вы чего то не понимаете. Разве наше близкое родство – не
доказательство полной абсурдности вашего обвинения? – Франческо рассмеялся, взгляд его, обращенный к герцогу, был полон презрения. – Если вам
еще нужны разъяснения, Джан Мария, я вам скажу, что, будь у меня хоть малейшее желание заполучить ваш трон, я бы не стоял сейчас здесь, защищая
себя от дурацких обвинений. Неужели вы в этом еще сомневаетесь? Или урок, полученный вами сегодня на улицах Баббьяно, не пошел впрок? Вы не
слышали, как народ прославлял меня и клял вас? Однако, – с печалью продолжил он, – вы говорите мне, что я плел против вас заговор. Да чтобы
получить трон Баббьяно, мне достаточно развернуть знамя с моим гербом на улице вашей столицы, и через час Джан Мария уже не будет герцогом. Так
я доказал вам свою невиновность, ваше величество? – закончил он. – Вы убедились, что мне нет нужды участвовать в заговорах?
Но герцог не нашелся с ответом. Безмолвно сидел он, а советники и монна Катерина не отрывали глаз от молодого графа, страшась за его судьбу, ибо
никто еще не решался сказать такое в глаза Джан Марии. Внезапно тот закрыл лицо руками, а когда опустил их, оно разительно изменилось, словно за
эти несколько секунд раздумий герцог постарел на добрый десяток лет.
– Стражу, – прохрипел он, обращаясь к Санти, стоявшему ближе всех, и тот направился к двери.
Никто не решался нарушить тишину, и все по прежнему молчали, когда |капитан и два швейцарца подошли к возвышению.
Джан Мария указал на пленника.
– Уведите его, – перекошенное его лицо посерело. – Уведите его и ожидайте в приемной моего приказа.
– Если мы прощаемся навсегда, кузен, могу я надеяться, что вы пришлете ко мне священника? – только и спросил Франческо, – Все таки всю жизнь я
прожил добрым христианином.
Ответом был злобный взгляд, брошенный Джан Марией на Мартина Армштадта. Тот коснулся руки Франческо. Еще мгновение граф стоял, переводя взгляд с
герцога на солдат, затем пожал плечами, повернулся и с высоко поднятой головой направился к двери.
Долго молчали они после его ухода. Затем тишину разорвал презрительный смех Катерины Колонны.
– Как самоуверенно обещал ты нам, что станешь львом. На деле же мы услышали не львиный рык, а крик осла.
Глава XI. СТРАНСТВУЮЩИЕ РЫЦАРИ
Ядовитая насмешка матери словно сорвала Джан Марию с трона. Он спустился с возвышения, подошел к ней, дрожа от гнева.
– Крик осла? – пробормотал он, остановившись перед монной Катериной, и рассмеялся. – Это как посмотреть, мадонна! Потерпите еще немного, и мы
узнаем, кто из нас прав, – он повернулся к придворным.
– Это как посмотреть, мадонна! Потерпите еще немного, и мы
узнаем, кто из нас прав, – он повернулся к придворным. – Вы слышали его, господа? Как, по вашему, я должен поступить с этим предателем?
Напрасно ожидал он ответа. Их молчание еще более рассердило его.
– Значит, вам нечего мне посоветовать? – воспросил он.
– Мне кажется, – с готовностью ответил да Лоди, – что в данном случае совета вашему высочеству и не требуется. Вы склонялись к выводу, что граф
Акуильский – предатель. Но после того, что мы слышали, можно утверждать лишь обратное.
– Неужели? – герцог уставился на Лоди, словно удав на кролика. – Мессер да Лоди, ваша верность в последнее время вызывает у меня большие
сомнения. И если до сих пор я, принц волею Божьей, правил вами, ставя во главу угла милосердие, не стоит вам испытывать мое терпение. В конце
концов, я тоже человек.
И он повернулся от старика к остальным советникам.
– Ваше молчание, господа, указывает, что в этом вопросе разногласий у нас нет. Мудрость ваша подсказывает вам, что выход здесь может быть один.
Мой кузен наговорил сегодня слишком много, но ни один человек еще не остался живым после таких речей. И мы не будем делать исключения из этого
правила. Граф Акуильский заплатит головой за свою наглость.
– Сын мой! – ужаснулась монна Катерина.
Джан Мария злобно посмотрел на нее.
– Я все сказал. И не усну, пока он не умрет!
– Тогда ты уже не проснешься, – отрезала монна Катерина и стала доказывать, что едва ли можно представить себе более недальновидное решение. – А
может, – предположила она, – тебе надоело править Баббьяно? Если так, то лучше дождаться прихода войск Чезаре Борджа. Но уж никак не стоит
провоцировать людей на бунт. А народ будет мстить за своего героя!
– Ваши доводы убеждают меня в собственной правоте, – ответил Джан Мария. – В моем герцогстве нет места человеку, чья смерть, если я приговорю
его к ней, послужит сигналом к восстанию моих подданных.
– Так вышли его из своих владений, – пыталась она урезонить сына. – Выгони прочь, и, может, все образуется. Ежели ты убьешь его, то не дожить
тебе до следующего заката.
С трудом они убедили Джан Марию внять дельному совету матери. Но для этого им пришлось затратить немало времени и усилий. Наконец, с огромной
неохотой Джан Мария согласился с изгнанием графа Акуильского. Ревность его не желала примириться с тем, что Франческо покинет Баббьяно живым, и
лишь страх перед последствиями, которые монна Катерина описала в ярчайших подробностях, заставил герцога смириться с этим, как он полагал,
слабым наказанием.
Джан Мария послал за Мартино и приказал ему вернуть графу меч. Фабрицио да Лоди надлежало сообщить ему, что не позже, чем через двадцать четыре
часа он должен покинуть владения Джан Марии Сфорца.
На том все и кончилось, к неудовольствию всех непосредственных участников этого действа.
Франческо отправился собирать нехитрые свои пожитки, советники разошлись.
Разумеется, не все смирились с подобным исходом. Город недовольно гудел, а Фанфулла дельи Арчипрети, не медля, примчался к графу Акуильскому,
чтобы призвать того к открытому неповиновению, и обещал, что баббьянцы поддержат его.
Франческо без малейших раздумий отказался, но Фанфулла продолжал настаивать. Граф же лишь покачал головой.
– Видишь, Фанфулла, как просто изменить человеку жизнь, превратив его из свободного гражданина в изгнанника. И ты нисколько не любишь меня, если
продолжаешь спорить. Или ты думаешь, что перспектива изгнания печалит меня? Нет, юноша, после этого приговора кровь еще быстрее бежит по моим
жилам.