– Чего тебе?
– Вернулся капитан Армштадт, ваше высочество, вместе с его светлостью.
– Пусть принесут свечи, а потом пригласи их. Садитесь, господа, и вы, мама. Я буду вершить суд.
Изумленные, не представляющие себе, чего еще ждать дальше, они заняли места у трона, на который опустился Джан Мария. Слуги принесли большие
золотые канделябры, поставили их на стол и каминную доску. Удалились, а из за дверей послышалось бряцание оружия, еще более их удивившее.
А мгновение спустя, когда вооруженные солдаты ввели в тронный зал графа Акуильского, и советники, и монна Катерина просто лишились дара речи.
Его подвели к трону. Франческо и бровью не повел, увидев рядом с герцогом Фабрицио да Лоди, и спокойно стоял, ожидая слов кузена.
Элегантно, пусть и без роскоши одетый, внешностью и благородством намного превосходя Джан Марию, он был без оружия, с непокрытой головой.
Золотая сеточка для волос, которую он носил всегда, еще более подчеркивала их черноту. Лицо оставалось бесстрастным, во взгляде читалась разве
что скука.
В молчании Джан Мария взирал на кузена. В глазах его появился странный блеск. Наконец он заговорил – скорее завизжал.
– Можешь ли ты назвать мне причину, по которой твоя голова тоже должна торчать на копье над воротами Сан Баколо?
Брови Франческо изумленно взлетели вверх.
– Могу, и не одну, – с улыбкой ответил он.
– Так давай послушаем, что ты нам скажешь.
– Нет, дорогой кузен! Сначала хотелось бы услышать, почему моя бедная голова заслуживает столь сурового наказания. Если человека ни с того ни с
сего арестовывают, как произошло со мной, он, по меньшей мере, имеет право узнать, в чем его прегрешение.
– Ты – предатель, хотя и сладка твоя речь, – спокойствие графа все более злило Джан Марию. – Желаешь, значит, узнать, почему тебя взяли под
стражу? Скажи мне, что ты делал неподалеку от Аскуаспарте утром в среду перед пасхой?
Выражение лица Франческо не изменилось. Лишь пальцы, сжавшиеся в кулаки, показывали, что удар герцога достиг цели. Но на руки графа никто не
обратил внимания. Фабрицио да Лоди, стоявший за спиной Джан Марии, побледнел, как мел.
– Не припоминаю ничего особенного. Наверное, дышал воздухом весеннего леса.
– И более ничего? – настаивал Джан Мария.
– Ну почему же. Я встретил там, совершенно случайно, благородную даму, с которой говорил несколько минут. Шута, монаха, разряженного, как
попугай, придворного, солдат. Но… – тон графа стал жестким, – что бы я там ни делал, мне все еще непонятно, почему граф Акуильский должен кому
то отчитываться, где он бывает и чем занимается. Вы еще не сказали мне, кузен, почему я задержан.
– Не сказал, значит? И ты не видишь никакой связи между твоим арестом и пребыванием вблизи Сан Анджело в тот день?
– Неужели меня привели сюда лишь для того, чтобы я разгадывал ваши загадки? Если это так, вы обратились не по адресу. Я – не придворный шут.
– Слова, одни слова, – бросил герцог. – Не думай, что тебе удастся запутать меня, – с коротким смешком он повернулся к советникам, матери. – Вы,
должно быть, тоже гадаете, на каком основании я схватил этого предателя. Сейчас вы все узнаете. В ночь на среду перед пасхой семеро предателей
встретились на Сан Анджело, чтобы договориться свергнуть меня с трона. Головы четверых из них уже украшают ворота Сан Баколо. Остальные трое
удрали, но один стоит перед вами – тот самый, кто взошел бы на трон, окажись заговор успешным.
Взгляды всех скрестились на молодом графе, который смотрел на Лоди. Ужас, написанный на лице старика, выдал бы его с головой, взгляни Джан Мария
в его сторону.
Ужас, написанный на лице старика, выдал бы его с головой, взгляни Джан Мария
в его сторону. Пауза затягивалась. Герцог, похоже, ждал ответа Франческо, но тот стоял спокойно.
– E'dunque note 22? – не выдержал Джан Мария. – Тебе нечего ответить?
– Начнем с того, что вы еще не задали вопроса, – разжал губы Франческо. – Ибо услышал я лишь ничем не обоснованное утверждение, обвинение
безумца, не подкрепленное никакими доказательствами, – иначе вы не стали бы держать их при себе. Я спрашиваю вас, господа, и вас, мадонна,
содержался ли в словах его высочества вопрос, требующий ответа?
– Тебе недостает доказательств? – вскричал Джан Мария, но уже не так яростно. Сомнение зародилось в его душе. Очень уж спокойно вел себя
Франческо, а спокойствие, по разумению герцога, было свидетельством невиновности. Держаться так мог лишь тот, кто не чувствовал за собой греха.
– Недостает, значит? А как ты объяснишь рану, с которой лежал в тот день в лесу?
Легкая улыбка, игравшая на губах Франческо, исчезла.
– Я жду доказательств, а не вопросов. Что может доказать даже сотня моих ран?
– Что может доказать? – эхом отозвался Джан Мария уже неувереннее. Он начал опасаться, что подозрительность завела его слишком далеко. – Для
меня твоя рана вкупе с твоим местонахождением в то утро свидетельствуют об одном – ты участвовал в ночной стычке на Сан Анджело.
Франческо вздохнул и улыбнулся одновременно. А затем скомандовал.
– Прикажите этим людям уйти, – он мотнул головой в сторону швейцарцев. – А потом вы услышите, как я не оставлю камня на камне от ваших грязных
подозрений.
Джан Мария смотрел на него, словно пораженный громом. Всесокрушающая уверенность, благородство манер, столь выигрышные на фоне его собственной
суеты… Как здесь не засомневаться в своей правоте? Взмахом руки он отпустил солдат, повинуясь приказу кузена.
– А теперь, ваше высочество, прежде чем опровергнуть выдвинутое против меня обвинение, давайте разберемся, правильно ли я вас понял. А понял я
из ваших слов следующее: некоторое время назад на горе Сан Анджело собрались заговорщики, имевшие намерение сместить вас с трона Баббьяно и
посадить меня на ваше место. Вы обвиняете меня в том, что я также участвовал в этом заговоре. Я не ошибся?
Джан Мария покачал головой.
– Ты все понял правильно. Если сможешь, докажи свою невиновность, и я признаю, что погорячился.
– Предположим, что заговор раскрыт, хотя доказательства этого едва ли кажутся убедительными гражданам Баббьяно. Человек, уже отошедший в мир
иной, сообщил вашему высочеству о существовании такого заговора, но это не основание для того, чтобы выставить над городскими воротами головы
четырех верных сынов Баббьяно… если в распоряжении вашего высочества не имеется более серьезных доказательств их вины, еще не известных нам.
От этих слов по телу Джан Марии пробежала дрожь. Он вспомнил, что говорил Франческо при их последней встрече по этому же поводу, вспомнил, как
встретили его сегодня на улицах Баббьяно.
– Но мы удовлетворимся тем, что знаем, – продолжал Франческо. – Действия вашего высочества можно трактовать только так и не иначе. Мы примем на
веру, что такой заговор существовал, но вот мое участие в нем, стремление занять ваше место… нужно ли мне доказывать беспочвенность такого
обвинения?
– Необходимо, клянусь Богом! Доказывай, если хочешь спасти свою голову!
Граф стоял в свободной позе, заложив руки за спину, и улыбался, глядя на хмурую физиономию Джан Марии.
– Воистину удивительно вершите вы суд, кузен, – пробормотал он с большим облегчением.