Конечно, наряд Фанфуллы в немалой степени пострадал как в бою, так и от проведенной в лесу ночи, но шут
отметил и отменный бархат камзола, и украшенную драгоценной цепочкой шапочку. Не ускользнуло от его внимания и почтение, с которым этот богато
одетый дворянин обращается к разбуженному им мужчине. Тот все еще сидел на земле, бережно поддерживая левую руку. Волосы его были забраны в
золотую сеточку. Простой люд таких не носил. Маленькие глазки всмотрелись в лицо сидящего, широко раскрылись: шут таки его узнал.
– Господин мой, граф Акуильский! – пробормотал он.
Но не успел он вымолвить последнее слово, как сильная рука ухватила его за плечо, а над головой сверкнул кинжал Фанфуллы.
– Клянись на кресте, что никому не скажешь о пребывании здесь его светлости, а не то этот кинжал пронзит твое сердце.
– Клянусь! Клянусь! – торопливо выкрикнул бедолага.
– А теперь приведи монаха, добрый шут, – вновь попросил граф и улыбнулся. – Нас тебе бояться нечего.
А когда шут оставил их, повернулся к дельи Арчипрети.
– Фанфулла, ты слишком осторожничаешь. Что произойдет, если меня и узнают?
– Я бы не хотел, чтобы это произошло в столь опасной близости от Сан Анджело. Мы шестеро, собравшиеся прошлой ночью, обречены. Во всяком случае,
те, кто еще жив. Для меня и да Лоди, если он не попал в лапы Мазуччо, спасение лишь в бегстве. Я не смогу ступить ногой на территорию Баббьяно,
пока у власти Джан Мария, если только мне не надоела жизнь. Что же касается вас… седьмого… Вы слышали, что да Лоди поклялся держать это по
прежнему в секрете. Однако, если его высочество узнает о вашем присутствии в здешних краях и в моей компании, у него могут зародиться
подозрения, которые подскажут ему истину.
– Ага! И что тогда?
– Тогда? – в глазах Фанфуллы отразилось изумление. Ему то казалось, что ответ предельно ясен. – Тогда обратятся в прах наши надежды… надежды
всех достойных людей Баббьяно. Но вот наш приятель шут ведет за собой почтенного монаха.
Фра Доминико, которого нарекли этим именем в честь святого покровителя ордена, с важным видом подошел к Фанфулле и поклонился, выставив на
обозрение желтую тонзуру.
– Вы можете врачевать? – осведомился Фанфулла.
– Имею некоторый опыт, ваше сиятельство.
– Тогда осмотрите раны этого господина.
– О? Бог мой! Вы, значит, ранены?
Он повернулся к графу, который, предупреждая новые вопросы, обнажил левое плечо.
– Рана одна, святой отец.
Толстый монах начал было опускаться на колени, чтобы получше осмотреть рану, но Франческо, поняв, каких усилий требует от толстяка это
телодвижение, поднялся сам.
– Рана не так уж тяжела, чтобы я не мог стоять.
После осмотра монах признал, что опасности для жизни нет, но рана будет довольно долго досаждать доброму господину. На просьбу перевязать его
фра Доминико развел руками – под рукой не было ни целебной мази, ни белой материи. Но Фанфулла заявил, что все необходимое они могут получить в
монастыре в Аскуаспарте, и предложил сопроводить его туда и обратно.
На том и порешили. Монах и Фанфулла отправились в путь, оставив графа в компании шута, усевшегося на землю по турецки.
– Кто твой господин, шут? – поинтересовался граф.
– Есть, конечно, человек, который кормит и одевает меня, но истинный мой господин – дурость.
– А зачем же этот человек дает тебе еду и одежду?
– Я притворяюсь большим дураком, чем он сам, и по сравнению со мной он кажется себе мудрым, что льстит его самолюбию. Опять же, я куда
уродливее, чем он, а посему он мнит себя эталоном красоты.
– А зачем же этот человек дает тебе еду и одежду?
– Я притворяюсь большим дураком, чем он сам, и по сравнению со мной он кажется себе мудрым, что льстит его самолюбию. Опять же, я куда
уродливее, чем он, а посему он мнит себя эталоном красоты.
– Глупо, не правда ли? – улыбнулся граф.
– Да уж не глупее того, что граф Акуильский лежит на земле с раной в плече и беседует с дураком.
Улыбка Франческо стала шире.
– Благодари бога, что Фанфулла ушел, а не то эти слова стали бы для тебя последними. Ибо приятная наружность Фанфуллы обманчива – в душе он
кровожадное чудовище. Со мной же все иначе. По натуре я человек очень мягкий, как ты, должно быть, слышал, добрый шут. Но постарайся поскорей
забыть мое имя и нашу встречу, если не хочешь прямиком отправиться в ад, ибо в раю шуты не требуются.
– Мой господин, простите меня. Я буду повиноваться вам во всем.
Но тут из за кустов до них донесся женский голос, звонкий и мелодичный.
– Пеппино! Пеппино!
Шут вскочил.
– Меня зовет госпожа.
– Значит, госпожа у тебя все таки есть, хотя господин твой – дурость, – рассмеялся граф. – Хотел бы я лицезреть ту даму, которой ты имеешь честь
принадлежать, мессер Пеппино.
– Для того чтобы лицезреть ее, вам достаточно повернуть голову, – прошептал Пеппино.
Неторопливо, с улыбкой, в которой сквозило пренебрежение, граф Акуильский взглянул в направлении, указанном шутом. И в тот же миг выражение его
лица изменилось. Любопытство сменилось изумлением, уступившим место благоговейному трепету.
На краю полянки, где он лежал, замерла женщина. Стройная, изящная, с золотистыми волосами, в белом платье с зеленым бархатным лифом. Но особо
очаровали графа ее чудесные глаза, в которых тоже отразилось удивление от нежданной встречи.
Приподнявшись на локте, Франческо дель Фалько, словно зачарованный, всматривался и всматривался в глаза, которые могли принадлежать лишь святой,
спустившейся из рая.
Но чары разрушил голос Пеппино, который обратился к своей госпоже, склонившись в глубоком поклоне. Тут же вскочил и Франческо. Забыв о ране, он
тоже поклонился. Но в следующее мгновение, охнув, покатился по земле и застыл, бездыханный, среди высокой травы.
Глава IV. МОННА ВАЛЕНТИНА
Впоследствии граф Акуильский пребывал в убеждении, что только ослепительная красота девушки сразила его так, что он рухнул у ее ног. Нам же
представляется более убедительным мнение Фанфуллы и монаха, хотя граф и полагал его оскорбительным: от резкого движения рана на плече открылась,
и боль в сочетании со слабостью, вызванной большой потерей крови, послужили причиной обморока.
– Кто это, Пеппе? – спросила она шута, а тот, памятуя о данной им клятве, ответил, что понятия не имеет, добавив, хотя она видела это и сама,
что несчастный ранен.
– Ранен? – повторила девушка, и глаза ее наполнились состраданием. – И он один?
– Его сопровождал дворянин, мадонна note 6, но вместе с фра Доминико он ушел в монастырь Аскуаспарте за целебной мазью и бинтами, чтобы
перевязать ему плечо.
– Бедняжка, – прошептала она, глядя на лежащего без чувств Франческо. – Кто же его ранил?
– Об этом, мадонна, я не ведаю.
– И мы ничем не можем ему помочь до возвращения его друзей? – она склонилась над графом. – Не стой столбом, Пеппино. Принеси мне воды из ручья,
бездельник.
Шут огляделся в поисках подходящего сосуда, и взгляд его упал на широкополую шляпу графа, каковую он и подхватил по пути. Когда он вернулся,
девушка сидела на траве, а голова еще не пришедшего в сознание Франческо покоилась у нее на коленях.