Важно то, что я тебя нашел! – вздохнув, сказал Димби.
Небо сегодня показалось ему неинтересным. Было оно какое-то очень гладкое и ровное, все одного цвета, только возле солнца чуть посветлее, но в общем, совершенно одинаковое, и на нем – ничего.
– Вы все из вашей компании – дураки и я вам как-нибудь отомщу, —сказал Чими.
«А какое небо видел я прежде, когда был маленьким, – думал Димби. – О-о, тогда небо было совсем другим! Чего только не видел я на нем – от больших и крохотных птиц до огромных и маленьких облаков. Почему же ничего подобного я не вижу сейчас? А, может, оно и теперь бывает таким же, да только у меня нет времени все это увидеть, – ответил на свой вопрос Димби. – Просто не успеваю глядеть на него – все время забирают у меня приключения, и для неба ничего не остается».
– В один прекрасный день я вам отомщу за все, – по вторил Чими.
– За что? – удивился Димби. – За то, что мы дважды выручали тебя из беды – вытаскивали из бака, да?
– За то, что в последний раз вы оставили меня на целую ночь в баке.
– Мы тогда поступили так, чтобы наказать тебя. Ведь ты самое злющее существо на свете.
– А вы – олухи!
"Когда-то на небе все двигалось, перемещалось, суетилось – как на ярмарке. А теперь – тишь и гладь, как поверхность Резедового омута. В самом деле, куда же исчезает все хорошее, что есть вокруг? – думал Димби. – Что с ним происходит?..
– Может, я и злюка, но такой уж у меня характер. А вот вы олухи! – сказал Чими, но Димби все еще был погружен в свои размышления.
Однажды он уговорился с Лисенком, Мокси и Домби дождаться ночи и хорошенько оглядеть все небо. Но что-то случилось тогда, и они не смогли рассмотреть его? Димби никак не мог вспомнить, что же такое тогда произошло, почему им не удалось выполнить свой план.
– Моя злость идет от меня самого, от моего желания, а вот вы – олухи от рождения, – продолжал Чими.
Говорят, самое главное находится на небе, а на земле – лишь кое-что. Возможно. Ничего удивительного. Но на земле есть Лисенок, Домби и Мокси – есть то, без чего он не может жить. Когда ему подарили часы, Димби так было возгордился, что целых три дня бродил без друзей. У него были часы, но не было друзей; в любой момент он знал который час, но не знал, где его друзья и что они делают. Кроме того, его никто не спрашивал, который час, а вот друзья всегда и обо всем его спрашивают.
– И вы действуете мне на нервы. Все. Вся ваша компания во главе с тем хитрецом, который впутывает вас в разные дрянные истории, – гнул свое Чими.
Димби поглядел на циферблат часов и испугался. Стрелки показывали пятьдесят восемь.
– Сколько ты собираешься еще разлеживаться здесь? – спросил Чими. – И сколько еще я буду терять из-за тебя времени? А то, смотри, я дам тебе пинок и махну отсюда, а?
– А ведь тебе приятно проводить с нами время, верно, Чими? Помнишь, когда тебя сделали привидением?.. Почему ты не спрашиваешь меня, который час, чтобы я тебе сказал: пятьдесят восемь и пять минут… Пора вставать… Остальные ведь тоже ищут тебя.
– Что вы собираетесь со мной делать?
– Не знаю. Лисенок велел тебя найти и все.
– Странно. Что же такое он задумал? Ну ладно, придем и узнаем, верно?
– Ну, пошли!
Они направились к Резедовому омуту, где был их сборный пункт. Уставший от поисков Мокси уже лежал там, вытянув ноги. Его округлый живот отражал солнечные лучи. Спокойно текла река.
– Видишь ли, – обращаясь к Чими, сказал, не поднимал головы, Мокси. – Поскольку я тебя ненавижу больше всего на свете и ты это знаешь, попрошу тебя ни о чем со мной не разговаривать.
– Так уж я тебя и уморил своими разговорами! Вы же меня звали – вот я и пришел. Что случилось?
– Лично я тебя не звал. Запрещаю тебе разговаривать со мной.
– А кто с тобой разговаривает? Ты сам начал со мной говорить.
Я тебе отвечаю.
– Я заговорил с тобой потому, что должен был сказать тебе то, что сказал.
– Это само собой разумеется.
– Что разумеется?
– Что мы не будем с тобой разговаривать.
– Да, но разве я знал, что ты это знаешь – ну, то, что мы не будем разговаривать. Я думал, что должен тебе сказать и ты поймешь и только тогда мы начнем с тобой не разговаривать, потому что мне противно разговаривать со злюками вроде тебя.
– А я вовсе не собирался разговаривать с тобой. И если бы ты не заговорил со мной, то мне и не надо было бы отвечать тебе.
– Если бы я знал, что ты не будешь со мной разговаривать, и мне не надо говорить тебе, что я не хочу, чтобы ты разговаривал со мной, то я… Но ведь я не знал этого и потому сказал тебе, чтобы ты больше со мной ни о чем не разговаривал.
– Я не умер, от того, что сказал это тебе, и не помру, если скажешь мне что-нибудь ты!
– А я? Неужели ты думаешь, что я умру, если что-нибудь скажешь мне ты или я тебе?
– Но заговорил со мною ты.
– Чтобы сказать тебе.
– Но откуда ты взял, что я намерен с тобой разговаривать?
– Просто я подумал, что ты со мной заговоришь, и так как я не желаю с тобой разговаривать, то решил сразу же сказать тебе, что мы с тобой не разговариваем.
– Это я не разговариваю с животными, которые пинали меня.
– Я пинал бак.
– Но в баке был я!
– А что там тебе было надо. До этого времени я лягал не один бак и тебя в них не было.
– Не изворачивайся! Ты лягнул этот бак потому, что знал – там, внутри его, нахожусь я, – а вовсе не ради самого бака. Ты никогда не лягнешь пустой бак, а только полный.
– Да разве ты можешь заполнить целый бак. Даже тысяча таких, как ты, не заполнят его!
– Не изворачивайся. Я тебе сказал, что ты никогда не лягнул бы бак без Чимижимичамижами.
– Я не желаю слышать этого имени – оно раздражает меня. Оно мне как щекотка под мышкой, как заноза в мозгу. Лучше ты мне не напоминай его.
– Опять изворачиваешься. Я сказал, что ты всегда лягаешь бак, в котором нахожусь я, а ты ухватился за мое имя.
– А что ты ищешь в баках?
– А что ищешь ты возле баков?
– Спасаю тебя!
– Я бы не умер, если бы ты меня не спас. Никто тебя не просил спасать меня. Разве я тебя звал на помощь?
– Звал.
– Когда?
– Оба раза.
– Когда кто-то зовет на помощь, он зовет, чтобы его выручили из беды, но не таких, как ты, которые приходят только для того, чтобы лягнуть бак. Никогда я тебя не звал. Лично тебя, Я даже не знаю твоего имени.
– И я не знаю твоего имени.
– Потому что не можешь его запомнить.
– Не потому, а оттого, что ненавижу его.
– Нет, потому что не можешь его запомнить.
– Если бы очень захотел, – запомнил бы.
– Ты не можешь ни запомнить, ни очень захотеть.
– Когда пожелаю, могу и очень захотеть.
– Да ты же такой, что никогда и не сможешь пожелать этого.
– Если захочу, то пожелаю. Достаточно мне только по желать, и я захочу.
– Что захочешь?
– Очень захотеть.
– Что очень захотеть?
– Запомнить.
– Что?
– Твое имя.
– А разве мы говорим об имени?
– Да. Ты сказал, что я не могу запомнить твоего имени.
– Конечно, не можешь.
– Потому что ненавижу его.
– Не потому, что ненавидишь его, а потому что не можешь его запомнить.
– Нет, оттого что не очень-то хочу.
– Ой, от вас с ума сойти можно! – крикнул уже вне себя Димби. – Еще немножко и я исчезну.
– Почему? – удивился Мокси.
– Если вы не замолчите, я исчезну-растаю от нервного напряжения! Ведь вы как будто бы не должны разговаривать?
– Так я же это ему как раз и говорю – что с ним не желаю разговаривать, – заявил Мокси.
– А я ему говорю, что вовсе не нуждаюсь в разговорах с ним, – заявил Чими.
– Да, но не я же хочу разговаривать с тобой.
– Так что же – значит, это я хочу, да?
– Потому я тебе и сказал, что мы с тобой не разговариваем.