Молнии сверкали одна за другой, неистовые раскаты грома прямо-таки раскалывали небо.
Из-за этого грохота Жанна не слышала ничего другого, поэтому она даже подпрыгнула от удивления, когда, повернувшись, в проеме двери увидела свою невестку - бледную, с кругами под блестевшими глазами. Та спустилась на ощупь в темноте, не осмеливаясь от страха перед громом и молнией включить электричество.
Луиза не знала ни что сказать, ни куда себя деть. Можно было подумать, что она не у себя дома и чувствует себя здесь посторонней. Она сняла свое утреннее черное платье и надела темно-фиолетовый халат, который все время запахивала плотнее, словно ей было холодно.
Жанна почувствовала некоторую неловкость оттого, что ее застали врасплох здесь, во время еды, и ее первым порывом было встать, словно она осознала свою ошибку.
- Сиди, - сказала Луиза, придвигая к ней полированный стул и садясь на краешек.
- Звонил Анри.
- Я знаю.
- Ты слышала разговор?
- Да.
- Я не знала, как мне поступить, и предпочла ему все рассказать.
- Ты права. Пусть лучше он сразу все узнает.
- Хочешь что-нибудь съесть?
- Я не голодна.
- Ты же с утра ничего не ела.
- Я не голодна.
Она подпрыгнула на месте при очень сильном ударе грома, и губы ее беззвучно зашевелились, будто она забормотала молитву.
- Жанна!
- Да?
- Мне страшно.
- Чего ты боишься?
- Грозы! Смерти! Алиса уехала?
- Да.
- Я знала, что она уедет, что ей не хватит смелости ночевать в этом доме, что она не заберет с собой ребенка. Мне страшно, Жанна!
- Тебе нечего бояться.
- Послушай! Это прямо над нами.
И действительно, они услышали треск дерева в одном из близлежащих садов. Не сдержавшись, Луиза в сильном возбуждении резко вскочила и порывистыми шагами принялась мерить кухню.
Кинув уголком глаза быстрый взгляд на неподвижную Жанну, она бросила:
- Ты меня презираешь, верно?
- Да нет же, Луиза.
- Тогда ты жалеешь меня. Это то же самое.
- Ты не нуждаешься в жалости.
- Ты так только говоришь, а думаешь иначе! Ты сама прекрасно знаешь, что думаешь иначе! Я боюсь, Жанна! Зачем Робер так сделал? Только не говори, что это моя вина. Это не так! Уверяю тебя, это не так! Нужно мне верить, Жанна. Необходимо, чтобы хоть кто-нибудь мне верил. Этим утром я была не в себе. Я уж и не помню всего, что наговорила тебе, но это, конечно, было гадко. Я хотела тебе причинить боль. У меня была потребность сделать тебе больно. Ты мне не веришь?
- Верю.
- Ты уверена, что все окна хорошо закрыты?
- Я обошла весь дом.
- Третий этаж тоже?
- Я ходила и на третий.
- Ну и как там?
- Все необходимое сделано. Его положили в голубой комнате.
- Знаю. Я слышала.
- Ты не хочешь пойти со мной взглянуть на него?
Она закричала:
- Только не это! Я не могу.
Ты что, не понимаешь, что это выше моих сил? Я боюсь! Повторяю тебе - я боюсь, я умираю от страха, а ты не хочешь меня услышать.
- Тебе лучше сесть.
- Я не могу сидеть. У меня болит все тело, а уж голова...
- Я сейчас приготовлю тебе чашку кофе.
- Ты очень любезна.
И пока Жанна ставила кипятить воду, Луиза задумчиво прошептала:
- Зачем ты все это делаешь? Почему ты приехала именно сегодня? Говорили, что ты знала, как у нас идут дела, и что ты хотела...
Ее лицо изменилось, черты лица напряглись, а глаза приобрели инквизиторский блеск, как когда-то, когда она была маленькой девочкой.
- Неужели ты ничего не знала?
- Нет. Я приехала потому, что...
Но невестка не слушала ее, отдавшись только своим мыслям, и Жанне не удалось закончить фразу.
- Никто тебе не писал?
- Нет.
- И твой брат никогда не жаловался на меня?
- Я не получала от него известий более двадцати лет. Он не знал даже, где я жила!
Забавно, что голос Луизы менялся в зависимости от грозы. При сильных раскатах грома и ярких молниях она говорила смиренно, умоляюще, жалобно, но как только некоторое затишье возвращало ей надежду, что все скоро закончится, она делалась более твердой, становилась язвительной. Тогда ее голова наклонялась вперед, и смотрела она исподлобья.
- Признайся, ты ведь знала, что твой отец умер?
- Я случайно прочитала объявление во французской газете.
- Это в Южной-то Америке?
Жанна почувствовала не очень ловко расставленную ловушку.
- Нет. В Каире.
- Значит, верно, что ты жила в Каире?
- Ну и что?
- Ничего.
Она, кажется, говорила сегодня утром, что кто-то встречал Жанну? Луиза знала об этом больше, чем хотела показать.
- Это было объявление нотариуса?
Там Жанна читала лишь случайно попадавшие к ней французские газеты; происходило это редко, поэтому прочитывала она их от корки до корки. В один прекрасный день ее взгляд остановился на колонке частных объявлений:
"Месье Бижуа, нотариус в Пон-Сен-Жан, разыскивает по поводу крупного наследства Жанну-Марию-Гортензию Мартино, рожденную в Пон-Сен-Жане 5 июня 1894 года. Просьба срочно ответить письмом или поставить в известность представителей консульства".
- Почему ты не подавала признаков жизни?
После минутного колебания она устало прошептала:
- Сама не знаю.
- Ты поняла, что речь шла о твоем отце?
- Да. Никакого другого наследства не существовало. Но было уже слишком поздно, чтобы я могла успеть приехать на похороны. Со дня его смерти прошло два месяца.
- Ты не нуждалась в деньгах?
- Зачем говорить об этом?
- Извини меня за то, что я наговорила сегодня утром. Я знала, что это не так, что ты приехала сюда не из-за этого.
- Спасибо. Два куска сахара?
- Один. И без молока.
- Хочешь, я сделаю тебе бутерброд? Есть холодное жаркое.
- Я не голодна.