- Эти аппараты работают? - осведомился он, указывая на левую витрину.
- Все с гарантией: проверены.
- Можешь одолжить мне один на пару дней? Попозже, когда надумаю, я обязательно куплю такой своим малышам.
Чарли уже решил, какой момент выберет. Утром, посетив в первый раз свою бильярдную, Джастин имеет привычку постоять с сигаретой на пороге; потом застегивает пальто и следует по солнечной стороне улицы. Надо только углядеть его через окно и заранее навести аппарат.
Тем не менее в четверг утром, когда Чарли осуществил свой замысел, он сразу взмок от страха, опрометью бросился в спальню и спрятал аппарат, словно все это было чревато для него подлинной опасностью.
Он спрашивал себя, появится ли снова Джастин в баре и как себя поведет. Долго ждать ему не пришлось. Купив на Главной улице газеты, Уорд, как обычно, вошел в зал и уселся на свой табурет. Он немного побледнел и действительно выглядел как человек, которого крепко тряхнуло. У него сильно набрякли веки, и это придавало новое выражение его глазам.
- Пошли на поправку?
- Да, благодарю.
- Мейбл рассказывала мне о вас.
Уорд даже не вздрогнул, словно был твердо уверен в сдержанности девушки.
- Очень сожалею, что не смог в понедельник познакомить вас со своими друзьями.
- Меня схватило.
- Знаю. Вы ушли по аллейке.
Джастин посмотрел ему в глаза, и Чарли растерялся.
Он впервые прочел на лице Уорда презрение, и такое, какого, вероятно, не видел ни на чьем лице.
- Это все.
Что хочет сказать Уорд? Уж не запрещает ли касаться определенных тем?
- Я думал, у вас есть личные причины не встречаться с ними - может, знаете их.
- Что дальше?
- Ничего. Это меня не касается.
- Да, не касается.
Джастин процедил эти слова, не отводя глаз и чеканя каждый слог.
- Стопочку джина с бальзамом?
- Как всегда. О чем же говорили с вами друзья?
- Только о своих делах.
- А о чем вы расспрашивали Мейбл?
- Как вы себя чувствуете и скоро ли начнете выходить.
Это не было еще объявлением войны, но на миг молчание стало зловещим.
- Мне кажется, Чарли, вы потерлись среди людей, которые для вас чересчур сильны.
Уорд не спускал с итальянца темных глаз с желтоватыми белками. К губе его, бурой от никотина, прилип дотлевавший окурок.
- Мне действительно случалось работать с очень сильными людьми, настолько сильными, что кое-кому лучше с ними не заводиться.
Вот уж это чистое идиотство! Чарли знал это, знал так хорошо, что губы у него задрожали, и он, подбадривая себя, несколько раз мысленно повторил: "Ему страшно!
Ему страшно!"
Затем нарочно заставил себя вспомнить об аллейке, где Джастин крался между мусорных баков, как затравленный зверь.
Однако в голове у итальянца вместо слов: "Ему страшно", которые он силился твердить, невольно возникали другие: "Он меня ненавидит".
Ему казалось, что он никогда не видел столько ненависти, как в этих по-прежнему устремленных на него глазах.
Он присутствовал при драках, подчас форменных поединках, после которых один из двоих должен был остаться на месте. Наблюдал, как человек с пеной на губах и налитыми кровью глазами лежит на земле, а противник ждет, готовый нанести последний удар, едва поверженный встанет.
Неподвижные зрачки Уорда пугали Чарли еще сильнее, и он говорил себе, что напрасно уперся: лучше покончить миром. В конце концов, это не его дело. Он содержит бар, Джастин - его клиент, и только.
Вместо этого тоном, доказывавшим, что слова его не случайны, Чарли заявил:
- Юго вернулся.
Он шел наперекор собственному решению. Выбрал щекотливую тему, зная, что Джастин не глупей его и сразу сообразит, куда гнет собеседник. Действительно, самым неприятным в Уорде - это чувствовали все, хотя, в отличие от Чарли, не давали себе труда в это вдуматься, - были его проницательность и умение постигать мысли человека порой даже быстрей, чем они складывались у того в голове.
- Майк совершенно изменился, - продолжал бармен.
- Все меняются, разве не так?
- Он хороший парень. Все его любили, каждый охотно с ним шутил.
- Еще бы!
- Он мухи не обидел.
- Точно.
- А теперь озлобился.
- Наверно, разобрался, что к чему.
- Вы хотите сказать, что помогли ему разобраться?
- Может быть.
- Вы с ним говорили?
- Немножко - он ведь работал у меня.
- Что же, к примеру, вы ему сказали?
- Что говорят и думают о нем другие.
- Все, кого я знаю, считают его хорошим парнем.
- Послушайте, Чарли...
Казалось, Уорд решил разом открыть часть своих карт и это доставляет ему чувственное наслаждение. Голос его стал непривычно звонок.
- Послушайте, Чарли, неужели вы считаете, что кому-нибудь из горожан, будь он настоящий американец, разрешили бы обосноваться на пустыре, принадлежащем муниципалитету? Не спешите с ответом. С чего начинают власти, когда человек строит дом? Посылают к нему инспекторов проверить, соблюдены ли элементарные требования гигиены и безопасности. Недавно я даже читал, что водопроводные работы могут производиться лишь официально зарегистрированными учреждениями.
Подобный оборот разговора явился для Чарли такой неожиданностью, что бармен даже не скрыл растерянности.
- Вы ему это сказали?
- Не только это. В жилищах запрещено держать некоторых животных. А вам случаем не рассказывали, что козы Майка живут вместе с его детьми и обеими женами? Слышите, с обеими женами! Что было бы с кем-нибудь из местных граждан, приведи он к себе в дом девушку и сделай ей ребенка? Добавьте к этому, что Елица - несовершеннолетняя: неизвестно, сколько ей лет.
- Это доказывает...
- Это доказывает, что Юго считают не таким, как остальных граждан, не ровней им, а человеком второго или третьего сорта, существом низшего порядка, полуживотным, что, кстати, очень удобно: он умеет все, берет дешево, к тому же экзотичен, забавен и позволяет над собой смеяться даже в субботу вечером, когда напивается. Не исключено, наконец, что грязь и беспорядок, в которых он живет, убеждают остальных в превосходстве их образа жизни. Думаю, что Майк начал отдавать себе в этом отчет.
- Благодаря вам!
Уорд не стал отрицать, чуть поджал губы и с удовлетворением погрузился в разложенную на стойке газету.