Она не сомневалась: Уорд говорит правду. Время от времени лицо его искажалось, и он хватался за правый бок.
- Почему вы не хотите, чтобы я дала вам попить горячего?
- После, когда Чарли закроет бар.
- Да там наверняка никого уже нет.
С полчаса Джастин лежал, уставившись в потолок, но всякий раз, как Мейбл собиралась отпустить штору, он останавливал ее.
- Чарли погасил свет.
- А кто идет по улице?
- Саундерс. Узнаю его спину. А теперь слышу, как открылась и захлопнулась дверь.
Штукатур жил на той же улице, позади своей заставленной стремянками мастерской.
- Могу я теперь сварить кофе?
- Да.
Вернувшись с кухни, она застала его у окна, где он дрожал в своей пижаме.
- Зачем встали? Сейчас же ложитесь.
Он повиновался, медленно выпил кофе и попросил дать ему пилюли: они у него в жилетном кармане.
- Мне тоже можно выпить кофе?
- Да.
Наступило молчание. Они слышали, как улеглась Элинор, вернулся и шумно приготовлялся ко сну молодой служащий. Затем Аврора тоже закрыла дверь, и теперь тишину нарушало лишь урчание машин, изредка доносившееся с Главной улицы.
Уорд по-прежнему смотрел лихорадочными глазами в потолок; на щеках у него проступили красные пятна - явный признак температуры; Мейбл дремала, бросая иногда для его успокоения беглый взгляд на улицу.
Она спрашивала себя, когда же он заснет и ей можно будет вернуться к себе. И все время думала о пятидесятидолларовой бумажке на столе.
- Купили? - тихо спросил Джастин, не глядя на нее.
Она сразу поняла и отвернулась. Но, чувствуя, что он с затаенным дыханием ждет ответа, пробормотала наконец:
- Да.
Минуты шли одна за другой, похожие на медленно падающие капли. Потом с кровати совсем тихо - от страха или стыда? - донеслось:
- Принесите их, ладно?
Услышав, как подруга что-то ищет в темноте, Аврора проснулась. Ничего не сказала, не пошевелилась, но поняла, что Мейбл открывает ящик с туфлями, догадалась даже, что та взяла в шкафу узенький кожаный ремешок.
Это произвело на нее такое впечатление, что она просто оцепенела и пролежала без сна больше часа, пока не услышала в комнате шорох одежды.
- Это ты? - спросила она, не решаясь сказать Мейбл, чтобы та зажгла свет.
- Я, - устало отозвалась Мейбл. И добавила:
- Заснул.
Глава 6
Чарли поговорил об этом только с заведующим почтой: он знал, что тот не поднимет его на смех. Маршалл Чалмерс был южанин из-под Атланты в Джорджии. Он один снимал шляпу, когда в баре появлялась женщина, даже когда Джулия на минутку выходила из кухни помочь мужу; замечали также, что он вздрагивал всем телом, если Дженкинс, негр-рассыльный из аптеки, садился рядом с ним, хлопал его по плечу и бросал:
- Хэлло, старина Марш!
Чалмерс был холостяк, но с девушками не водился и редко ходил на вечеринки. Раз в неделю он отправлялся на машине в Сент-Стивенс по ту сторону границы, напротив Кале, где у него, по слухам, жила приятельница, но никогда не рассказывал о ней, а если на этот счет отпускались шуточки, сразу хмурился.
Почти всегда у него под мышкой торчали книги необычного формата и без пестрых переплетов.
- Это мазохизм, - ответил он, когда Чарли рассказал ему о туфлях на высоком каблуке. Снял очки, протер толстые стекла и смущенно пояснил:
- Понимаете, мазохист получает наслаждение, когда его унижают, бьют. От Уорда я ожидал бы, скорее, прямо противоположного. Его легко принять за садиста.
Неудачники, подавленные сознанием своей неполноценности, часто склонны брать реванш на проститутках.
- Мейбл не проститутка.
- Вы правы, - согласился Чалмерс.
Чувствовалось, однако, что как южанин он смотрит на вещи по-иному.
- Во всяком случае, ему несладко. Не хотел бы я оказаться в его шкуре.
- Он нас ненавидит.
- Возможно. Даже вероятно. Но ненависть его не направлена лично против вас, меня или кого-то еще из встреченных здесь. Она носит более всеобъемлющий характер, и я не удивляюсь, что он в ней замкнулся.
- Пытается за что-то всем отомстить, так?
- Если хотите.
Но на другой же день попытка столковаться с Чалмерсом окончилась для Чарли унизительной неудачей. Уорда не видели уже двое суток: он не выходил из своей комнаты у Элинор Адаме. Врача вызвать отказался и не пускал к себе никого, кроме Мейбл.
Утром она зашла за его пальто к Чарли, всем своим видом показывая, что не склонна к разговорам.
- Ему лучше?
- Немного.
- Скоро он начнет выходить?
После истории с каблуками и объяснений почтаря Чарли в известном смысле проникся уважением к рыжей маникюрше, в которой раньше видел только девчонку.
Он словно пытался прочесть у нее на лице и в глазах разгадку чего-то таинственного и чуточку страшного; так же теперь смотрела на подругу и Аврора.
- Он не сказал тебе, чего боится?
- Он со мной не откровенничал.
Мейбл отказалась от стопочки, предложенной Чарли, и он вернулся к мыслям о фотоснимке. Он видел у почтаря аппарат последней марки, "Лейку", и, когда Чалмерс заглянул вечером в бар, итальянец спросил, даже не предполагая, что может нарваться на отказ:
- Вас не затруднит сфотографировать Джастина, когда он будет проходить по улице?
Южанин, казалось, понял не сразу.
- Вы хотите сказать, без его ведома?
- Разумеется. Не думаю, чтобы такой человек запросто давал себя фотографировать.
Почувствовав, что начал неудачно, Чарли пустился в объяснения и запутался еще больше:
- Хочу, понимаете, послать снимок друзьям: вдруг они разузнают, кто он такой? Откуда нам известно, не опасен ли он? Вы сами вчера согласились, что он нас ненавидит. При хорошем аппарате снять из-за двери ничего не стоит.
- Я не могу этого сделать, - сухо отозвался Чалмерс.
История со снимком с самого начала приняла для Чарли непредвиденные масштабы. Парень вроде штукатура Саундерса, вероятно, согласится, но сделает это так неловко, что Джастин обязательно заметит. Да нет! Теперь Чарли был больше не уверен ни в одном из своих клиентов. Он смутно догадывался, что в поведении людей есть какая-то трудноопределимая демаркационная линия.
Однако, не желая отказываться от своей затеи, он отправился в лавку еврея-старьевщика Гольдмана.