Какое,
подскажите.
Он буркнул, не открывая глаз:
– Грелки.
Я потянулся и зевнул.
– Ясно. Сначала вас нужно уламывать, чтобы вы взялись за работу, а когда оказывается, что дела то никакого и нет, вы пытаетесь высосать его из
пальца. Бросьте. Давайте ограничимся этой тысчонкой, что совсем недурно за восемь часов, и скажем, что ответ отрицательный. Дело закрывается.
– Не могу. Есть одна загадка. – Он открыл глаза. – Ну кто, скажите ради бога, повыливал эти грелки? И зачем?
– Пол. Почему бы не он?
– Потому что я ему не верю. Хоть он и твердил об этом весь вечер, и даже довольно убедительно. Да вы только представьте. Он заходит к брату,
видит, что тот умер. Откидывает одеяла, видит, что грелки пусты. Уже поворачивается, чтобы позвать сестру и зятя, как вдруг до него доходит, что
пустые грелки – неплохое оружие против мисс Горен. Он не хочет, чтобы их заметила сестра, поэтому сначала он относит грелки в ванную, а потом
уже зовет ее. Вы считаете, это похоже на правду?
– Конечно, но…
– Прошу вас. Я воспользуюсь этим «но». Но представим, что все было иначе. Он заходит к брату и видит, что тот мертв. Он откидывает одеяла, хочет
послушать сердце. Грелки лежат на месте, с водой. Увидев их, он тут же задумывает план, а ведь он, заметьте, в шоковом состоянии: только что
искал живого брата, а нашел труп. И он сходу, вместо того, чтобы позвать на помощь, задумывает план: отнести грелки в ванную и вылить, чтобы
через некоторое время получить возможность подойти к мисс Горен и сказать ей, что нашел грелки пустыми; и не только задумывает, но и действует,
как задумал. Вы считаете, это правдоподобно?
– Если вас послушать, – признался я, – то не очень.
– Я описал все так, как оно должно было случиться. Но было ли так на самом деле? Я уверен, что нет. Он заметил грелки только потому, что они
действительно были пустыми, на полные он вообще не обратил бы никакого внимания – то ли в постели больного, то ли в постели покойника. Слов нет,
бывают люди, способные на подобную изобретательность и коварство, но он не из их числа. Следовательно, приходится заключить: грелки он нашел
пустыми, но нам то это что дает?
– Тут надо подумать. – Я сел.
– Подумайте. Дело дрянь, – в его голосе звучала горечь. – Я то давно это понял. Чтобы сохранить уважение к себе, – а это долг, который никому
нельзя передоверить, – я просто обязан докопаться до сути. Может, виновата мисс Горен? Взяла и положила в постель пустые грелки?
– Исключено, сэр. Я думаю на ней жениться. И потом, я просто в это не верю. Она квалифицированный медик, а ни одна обученная квалифицированная
сиделка такого ляпсуса допустить не может.
– Согласен. Тогда что мы имеем? Около полуночи, буквально перед уходом, мисс Горен наполнила грелки горячей водой и положила их в постель. Часов
в шесть утра Пол Файф нашел обе грелки в постели, но пустые. Кто то их взял, вылил воду и положил обратно. Зачем? Объясните.
– Что вы на меня так смотрите? Я их не выливал. Почему я должен объяснять?
– Да вы и не сумеете ничего объяснить. Скажете, что их вылили с целью убийства? Смешно. Объяснить это невозможно, а все необъяснимое в деле о
смерти приобретает зловещий оттенок, особенно если покойник – миллионер. Прежде чем задать вопрос, кто это сделал, я должен ответить на вопрос –
зачем?
– Не обязательно, – возразил я. – Задачу можно упростить. Ограничиваемся этой тысячей, но даем не отрицательный ответ, а положительный.
Пусть
Пол передает дело копам. Что и требовалось доказать.
– Пф. Вы не шутите?
Я сдался.
– Шучу. У вас безвыходное положение. Единственное, что придет копам в голову, это что сиделка сама оставила грелки пустыми, и теперь боится
признаваться; а кончится все тем, что Джонни Эрроу отметелит весь отдел по расследованию убийств, от инспектора Кремера до самого последнего
копа. – Тут я вдруг заподозрил подвох и посмотрел на него. – Это что, просто трюк такой? Сами вы уже поняли, для чего были вылиты грелки, или
думаете, что поняли, и хотите, чтобы я лишний раз убедился в вашей гениальности?
– Нет. Я запутался окончательно. Не знаю, что и делать. Это не загадка, это черт знает что такое. – Он взглянул на настенные часы. – Пора
ложиться. И такая головоломка на сон грядущий. Однако сначала – инструкции на завтра. Ваш блокнот, пожалуйста.
Я достал блокнот из ящика письменного стола.
Глава 5
В среду утром, позавтракав, как обычно, с Фрицем на кухне (а Вулф, тоже как обычно, съел свой завтрак у себя наверху), я принялся за эти
инструкции. Они были простые, но выполнить их оказалось совсем не просто. Первой и главной задачей было дозвониться до доктора Буля и устроить
так, чтобы он явился к нам в кабинет к одиннадцати часам – время, когда Вулф спускается в кабинет из теплицы, – и привел с собой Энн Горен. Во
первых, дозвонился я до него только к полудню. С девяти до десяти он на вызовах – это все, чего я добился от секретарши. Я попросил передать
ему, чтобы он мне позвонил, но звонка так и не дождался. После десяти к телефону стала подходить медсестра. Первые три раза она отвечала любезно
и с нотками сочувствия в голосе, потом – коротко и сухо. Доктор все еще обслуживает вызовы, о моей просьбе ему передали, но что она может
сделать, если у него слишком много работы. Когда он наконец мне позвонил, уговориться с ним и мисс Горен на одиннадцать было уже невозможно,
часы показывали без четверти двенадцать, поэтому я предложил три часа и услышал категорическое нет. Ни в три, ни в четыре – никогда. Все, что он
мог сказать о смерти Бертрама Файфа, он уже сказал, но если у Вулфа есть желание поговорить с ним по телефону, то пару минут он готов ему
уделить. Я спросил у Вулфа. Тот сказал: нет, по телефону – нет. Тупик.
В конце концов после обеда мне пришлось выводить машину из гаража и ехать все сорок миль – сначала по Вестсайдскому шоссе, потом, свернув на
Сомилл Ривер Паркуэй, – в Маунт Киско, где в большом белом доме, стоящем посреди зеленой лужайки, я обнаружил приемную доктора Буля. Мне
передали, что он примет меня по окончании вечернего приема, который обычно идет с двух до четырех, но когда я приехал, в очереди сидело еще пять
человек, так что у меня получился настоящий продолжительный визит к врачу, с чтением неизменного набора журналов. Наконец, та самая медсестра, –
она проработала у него лет шестьдесят, не меньше, – провела меня в кабинет.
Буль сидел за столом, выглядел устало, но, как и раньше, безупречно. Он быстро заговорил:
– Мне нужно на вызовы. Я опаздываю. Что у вас там еще?
Я тоже умею кратко выражать свои мысли.
– Вопрос, – сказал я, – который поднимает один из родственников покойного. Не мог ли кто нибудь вместо морфия подложить что нибудь другое?
Прежде чем передать этот вопрос полиции, мистер Вулф хочет проверить его сам, но если вы предпочитаете…
– Морфий? Вы хотите сказать, тот морфий, который был введен Берту Файфу?
– Да, сэр. Раз уж этот вопрос воз…
– Дурак чертов.