Я
посоветую ей подать в суд за клевету и сам поддержу ее заявление. Но если вы предпочитаете, чтобы я сказал им об этом сам…
Позвонили в дверь. Я встал, вышел в прихожую, посмотрел, кто там и быстро вернулся в кабинет.
– Это они, – сказал я Вулфу. – Дейвид, двое мужчин и женщина.
Он посмотрел на часы на стене.
– На десять минут опоздали. Впустите их.
– Нет! – Эйн Горен вскочила на ноги. – Не надо! Я не хочу быть с ними в одной комнате! Доктор Буль! Пожалуйста!
Должен признаться, я был с ней согласен. Хоть я и не маньяк, но с ней я был абсолютно согласен. После секундного колебания согласился с ней и
Буль, о чем он сказал Вулфу. Вулф посмотрел на нее – и наше мнение прошло единогласно.
– Хорошо, – согласился он. – Арчи, проводите мисс Горен и доктора Буля в гостиную, а когда все зайдут сюда, выпустите на улицу.
– Да, сэр. – Когда я пошел открывать дверь в гостиную, снова раздался звонок. Импульсивный Пол. Знай он, кто у нас сейчас, он бы, чего доброго,
прошиб стеклянную дверь насквозь.
Глава 3
Проведя новых гостей в кабинет и выпустив Буля с Энн Горен, я сидел за своим столом, держа блокнот наготове. По всему было видно, что следствие
о смерти, так удивившее доктора, вот вот выродится в разбирательство по поводу методов ухаживания торговца недвижимостью – вовсе не та работа,
которую Вулф счел бы достойной своего гения, сколько ему за нее ни плати; и я с любопытством ждал, когда он их выставит.
С виду Пол никак не соответствовал тому, что о нем рассказывали, был он на добрых восемь дюймов ниже меня, широк в кости, толстоват, и, небось,
считал, что похож на Наполеона, в чем отчасти был прав, вернее, был бы прав, если бы не фингал под левым глазом и кровоподтеки по обе стороны
распухшей челюсти. Джонни Эрроу явно работал двумя кулаками. Пол и Таттлы уселись на креслах, выстроенных в ряд перед письменным столом Вулфа,
оставив красное кожаное кресло Дейвиду.
Луиз была повыше обоих братьев и посимпатичнее. Она выглядела совсем недурно для женщины своих лет: ей бы чуть поменьше костлявости, да прическу
чуть подлиннее. Что касается прически ее мужа, Таттла, то она отсутствовала начисто. Его сияющий череп с острой макушкой занимал господствующее
положение и делал прочие детали – глаза, нос, подбородок – несущественными. Чтобы их разглядеть, нужно было как следует сосредоточиться.
Когда я, заперев дверь за Булем и Энн Горен, вернулся на свое место, Вулф говорил:
– …И доктор Буль заявляет, что, по его мнению, ваш брат умер от воспаления легких, без каких либо подозрительных обстоятельств. И с этим ничего
не поделаешь: свидетельство о смерти уже подписано.
Он посмотрел на Пола.
– Как я понимаю, вы настаиваете на том, чтобы обратиться в полицию с просьбой провести расследование. Это так?
– Конечно так, черт возьми! – У него был баритон и он не очень то берег свои голосовые связки.
– А все остальные – против. – Голова Вулфа повернулась. – Вы против, сэр?
– Я уже говорил. – И голос у Дейвида, и выражение лица были еще более страдальческими, чем раньше. – Да, я против.
– А вы, миссис Таттл?
– Конечно, против. – Она говорила высоким тоненьким голоском, проглатывая окончания слов. – Я не люблю напрашиваться на неприятности. Мой муж
тоже. – Она резко повернула голову. – Винс?
– Конечно, дорогая, – пробасил Таттл. – Я всегда с тобой согласен, даже когда на самом деле не очень. Но сейчас – на все сто.
Вулф снова повернулся к Полу.
– Я всегда с тобой согласен, даже когда на самом деле не очень. Но сейчас – на все сто.
Вулф снова повернулся к Полу.
– Похоже, последнее слово за вами. Если вы пойдете в полицию, что вы им скажете?
– Найду что. – Свет лампы делал фингал Пола еще чернее, чем он был на самом деле. – Я им скажу, что в субботу вечером, когда доктор Буль уезжал
домой, он сказал, что у Берта все нормально, и мы можем ехать в театр, а через несколько часов Берт уже умер. Я им скажу, что этот тип Эрроу
подбивал клинышки к сиделке, а она строила ему глазки, и у него наверняка была возможность добраться до ее пилюль и подложить что нибудь вместо
морфия, который она собиралась впрыснуть Берту. Доктор Буль нам сказал, что оставляет морфий. Я скажу, что Эрроу огребет теперь с полдесятка
миллионов зелененьких, которых, будь Берт жив, ему не видать бы, как своих ушей. Я скажу, что, когда Эрроу увидел, что у нас с Бертом все
налаживается, что мы снова как одна семья, ему это не понравилось, что он и продемонстрировал.
Пол замолчал и осторожно, кончиками пальцев, дотронулся до челюсти.
– Мне больно разговаривать, – сказал он. – Чертов хулиган. Послушайте, я ведь не святой. Вы на меня так смотрите, будто хотите спросить, что это
я так убиваюсь по своему братцу – да ни черта подобного! Я и в детстве то с Бертом не очень ладил, и с тех пор его двадцать лет не видел, так
что чего уж там! Но могу и объяснить – чего. Убийца не может унаследовать имущество своей жертвы, поэтому, если убил его Эрроу, их договору –
грош цена, и все состояние отходит Берту, то есть нам. Это же очевидно, почему об этом не сказать вслух? В полиции то мне ничего объяснять не
придется, они и так поймут.
– Ты заговариваешься, Пол, – резко сказал Дейвид.
– Да уж, – поддакнул Таттл, – это точно.
– А пошел ты в задницу, – сказал Пол зятю. – Ты то кто такой?
– Он мой муж, – окрысилась Луиз. – И мог бы и тебя кое чему поучить, будь у тебя голова на плечах.
– Милая семейная беседа. – Вулф взял разговор на себя. – Не спорю, – сказал он, – возбудить любопытство полиции у вас есть чем, но одних только
подозрений недостаточно. Вы больше ничего не можете им сказать?
– Нет. Мне больше ничего говорить и не нужно.
– Вот тут вы заблуждаетесь. – Вулф откинулся назад, втянул в себя добрый бушель воздуха и выдохнул его обратно. – Давайте попробуем вместе,
может, что нибудь найдем? Во сколько вы прибыли в номер вашего брата в субботу вечером?
– В субботу вечером, около пяти. – Нижнюю часть лица Пола вдруг перекосило, я подумал – у него спазм, а потом понял: он просто пытается
ухмыльнуться, что, с разбитой челюстью, не так то просто. – Понял, – сказал он. – Где я был без девяти минут шесть шестого августа? О'кей. Без
четверти четыре я выехал из Маунт Киско и поехал в Нью Йорк; в машине был один. Первую остановку сделал у магазина «Шрамм», на Мэдисон Авеню,
где купил две кварты их фирменного мангового мороженого – на воскресную вечеринку в Маунт Киско. Зачем доехал до Пятьдесят второй улицы,
припарковался там (в субботу вечером это еще можно сделать), пешком прошел до «Черчилля», и в номер поднялся в начале шестого. Я специально
приехал пораньше, потому что успел поговорить с сиделкой по телефону: мне понравился ее голос, и я подумал, может, успею с ней познакомиться до
приезда остальных. Да как бы не так. Этот парень, Эрроу, уже завел ее в гостиную и заливал что то о разведке урана.