Морис Таунзенд еще только покидал дом, а воображение Кэтрин, со всей пылкостью, на какую она была способна, уже рисовало его следующее посещение; и все же, если бы в такую минуту ей сказали, что он вернется только через год - или вообще не вернется, - она не стала бы ни сетовать, ни восставать против судьбы, но покорно смирилась бы с ней и искала бы утешения в воспоминаниях о былых встречах с молодым человеком, о его речах, о звуке его голоса и его шагов, о выражении его лица. Любовь дает известные права, но Кэтрин своих прав не чувствовала; ей представлялось, что ее осыпают прекрасными и неожиданными дарами. Благодарность за них Кэтрин никак не выражала: ей казалось, что наслаждаться ими открыто было бы нескромно. Доктор догадывался о визитах Мориса Таунзенда и замечал сдержанность Кэтрин, за которую она словно просила у отца прощения - подолгу глядела на него, не произнося ни слова и как бы намекая, что не говорит с ним, боясь его рассердить. Однако выразительное молчание бедняжки раздражало доктора сильнее чего бы то ни было, и он не раз ловил себя на мысли о том, как плачевно, что его единственное чадо оказалось столь незамысловатым созданием. Вслух, однако, он эти мысли не высказывал, и до поры до времени ничего ни с кем не обсуждал. Он предпочел бы точно знать, как часто приходит молодой Таунзенд, но решил не задавать дочери вопросов и ни одним словом не обнаружил, что продолжает наблюдать за ней. Он считал себя человеком великодушным и справедливым и не хотел вмешиваться и ограничивать ее свободу - разве что в случае несомненной опасности. Добывать сведения косвенными путями было не в его привычках, и расспрашивать слуг ему даже в голову не приходило. Что же касается Лавинии, то говорить с ней о Морисе Таунзенде ему было нестерпимо: доктора раздражал ее надуманный романтизм. Однако другого выхода не было. Взгляды миссис Пенимен на отношения ее племянницы с ловким молодым визитером, который посещал якобы обеих дам и таким образом соблюдал приличия, - взгляды эти вполне определились, и теперь миссис Пенимен не могла себе позволить неосторожный поступок; как и Кэтрин, она ни о чем не заговаривала. Миссис Пенимен вкушала сладость тайны, она решила держаться загадочно. "Она мечтает доказать самой себе, что ее притесняют", - сказал себе доктор. И, начав наконец расспрашивать Лавинию, он не сомневался, что она постарается найти в его словах повод для такого убеждения.
- Будь добра сообщить мне, что происходит в этом доме, - обратился доктор к своей сестре тоном, который при данных обстоятельствах звучал, как ему казалось, достаточно любезно.
- Что происходит, Остин? - воскликнула миссис Пенимен. - Да я понятия не имею! По-моему, наша серая кошка вчера окотилась!
- В ее-то годы? - сказал доктор. - Это отвратительно, почти непристойно. Будь добра проследить, чтобы всех котят утопили. А больше ничего не случилось?
- Ах, бедные котята! - возопила миссис Пенимен. - Я ни за что на свете не стала б их топить!
Некоторое время брат молча попыхивал сигарой.
- Твое сочувствие котятам, Лавиния, - заметил он наконец, - происходит от кошачьего начала в твоей собственной натуре.
- Кошки очень грациозны и чистоплотны, - улыбаясь, сказала миссис Пенимен.
- И очень скрытны. Ты, Лавиния, воплощение грации и чистоплотности. Но прямотой ты не отличаешься.
- Чего нельзя сказать о тебе, дорогой брат.
- На грациозность я не претендую, но стараюсь быть аккуратным. Почему ты не сообщила мне, что мистер Морис Таунзенд посещает наш дом четыре раза в неделю?
Миссис Пенимен подняла брови.
- Четыре раза в неделю?
- Пять раз, если угодно. Я весь день отсутствую и ничего этого не вижу. Но когда в доме происходят подобные вещи, следует сообщать мне о них.
Миссис Пенимен, не опуская поднятых бровей, напряженно размышляла.
- Дорогой Остин, - сказала она наконец.
- Я неспособна обмануть доверие друга. Даже перед лицом невыносимых страданий.
- Успокойся, страдать тебе не придется. Но чье это доверие ты неспособна обмануть? Неужели Кэтрин взяла с тебя клятву вечно хранить ее тайну?
- Вовсе нет. Кэтрин рассказывает мне гораздо меньше, чем могла бы. В последнее время она не очень-то мне доверяет.
- Так, значит, это молодой человек сделал тебя своей конфиденткой? (*7) Позволь заметить, что с твоей стороны чрезвычайно нескромно вступать в тайные союзы с молодыми людьми. Знаешь ли ты, куда это может тебя завести?
- Не знаю, что ты называешь тайным союзом, - сказала миссис Пенимен. Меня интересует судьба мистера Таунзенда, я этого и не скрываю. Но больше ничего тут нет.
- При данных обстоятельствах и этого достаточно. И откуда у тебя такой интерес к мистеру Таунзенду?
- Ну как же, - миссис Пенимен задумалась и затем снова расплылась в улыбке: - Он такой интересный!
Доктор призвал на помощь все свое терпение.
- Но что именно кажется тебе в нем интересным? Его внешность?
- Его несчастная жизнь, Остин.
- А, так он несчастен? Это, конечно, всегда интересно. А не могла бы ты мне объяснить, в чем заключаются несчастья мистера Таунзенда? Хотя бы некоторые?
- Боюсь, ему бы это не понравилось, - сказала миссис Пенимен. - Он очень много рассказывал мне о себе. Собственно говоря, он поведал мне всю свою жизнь. Но я, наверное, не имею права пересказывать. Он, конечно, и тебе бы обо всем рассказал, если бы знал, что ты будешь к нему добр. Добротой от него можно всего добиться.
Доктор рассмеялся.
- В таком случае я со всей присущей мне добротой попрошу его оставить Кэтрин в покое.
- Ой-ой-ой! - отставив мизинец, миссис Пенимен погрозила брату указательным пальцем. - Кэтрин к нему, наверное, добрее!
- То есть влюблена в него? Так, что ли?
Миссис Пенимен опустила глаза.
- Я уже сказала, Остин, что она не поверяет мне своих тайн.
- И все же у тебя, конечно, сложилось свое мнение. Вот я тебя о нем и спрашиваю. Не стану, правда, утверждать, что готов считать его объективным.
Миссис Пенимен долго смотрела на ковер; наконец она подняла глаза, и брат отметил про себя, что взор ее весьма выразителен.
- По-моему, Кэтрин очень счастлива. Вот все, что я могу тебе сказать.
- Таунзенд рассчитывает на ней жениться - правильно я тебя понял?
- Он ею очень интересуется.
- Неужели он находит ее привлекательной?
- У Кэтрин чудесная душа, Остин, - сказала миссис Пенимен, - и мистер Таунзенд оказался достаточно умен, чтобы это заметить.
- Не без твоей помощи, я полагаю. Дорогая Лавиния, - воскликнул доктор, - тетка из тебя просто восхитительная!
- Мистер Таунзенд говорит то же самое, - с улыбкой заметила Лавиния.
- Ты думаешь, он искренен? - спросил ее брат.
- Когда он это говорит?
- Ну, тут он безусловно искренен! А вот искренне ли он восхищается Кэтрин?
- В высшей степени. Он высказывал о ней самые тонкие, самые очаровательные суждения. Он и тебе бы их высказал, если бы был уверен, что найдет в тебе снисходительного слушателя.
- Боюсь, эта роль мне не под силу. Слишком уж много снисходительности требуется для разговоров с ним.
- Это очень чувствительная, очень восприимчивая натура, - сказала миссис Пенимен.
Некоторое время брат молча курил сигару.
- И эти нежные свойства его натуры устояли перед всеми постигшими его невзгодами? Ты так и не рассказала мне о его несчастьях.
- О, это длинная история, - сказала миссис Пенимен, - и его тайны для меня священны. Пожалуй, я вправе сказать, что в свое время Морис покуролесил; он в этом откровенно признается. Но он дорого поплатился.
- Так вот почему он остался без гроша!
- Я имела в виду не только деньги. Он остался совсем один.