Она лежала, безутешно глядя в полумрак спальни, а перед глазами ее стоял отец, указывающий ей на дверь. Кэтрин снова слышала, как он называет ее бессердечной. Сердце ее разрывалось от горя - ведь сердце у нее было достаточно чувствительное. В иные минуты ей казалось, что отец прав: только плохая дочь могла поступать так, как она. Значит, она плохая дочь; но уж с этим ничего не поделаешь. Надо постараться хотя бы внешне быть хорошей - даже если душа ее греховна; и временами Кэтрин начинала надеяться, что, оставаясь сердцем верной Морису, она, возможно, сумеет кое-чего достичь путем искусного притворства. Кэтрин проявляла искусность в самых разных занятиях, и не наше дело выяснять, насколько глубоки были ее таланты. Вероятно, самые ценные из них и сказались в утренней свежести ее лица, так огорчившей миссис Пенимен, которая была поражена тем, что девица, всю ночь не спавшая из-за отцовской суровости, может наутро сойти к завтраку без всяких признаков ночных страданий. Бедняжка Кэтрин знала, что хорошо выглядит, и на душе у нее от этого становилось еще тяжелее ведь свежий вид свидетельствовал о крепком, выносливом здоровье и обещал долгую, может быть слишком долгую, жизнь, а такое обещание было ей сейчас в тягость, ибо оно как бы приписывало ей еще одно желание - причем в такое время, когда выказывать желания ей не пристало. Кэтрин написала Морису Таунзенду и пригласила его прийти на следующий день; написала кратко, ничего не объясняя. Она все объяснит ему при встрече.
20
На следующий день, после полудня, Кэтрин услышала его голос на крыльце, а затем - шаги в прихожей. Она приняла его в парадной гостиной - нарядной и просторной, - а на случай неожиданных визитов предупредила слугу, что будет очень занята. Кэтрин не опасалась внезапного появления отца: в этот час он всегда делал визиты. Увидев Мориса, она сначала поняла, что он еще красивее портрета, хранимого ее влюбленной памятью, а уж затем - что он заключил ее в свои объятья. Но вот он разомкнул их, и Кэтрин почувствовала, что теперь она действительно пустилась во все тяжкие; на мгновение ей даже почудилось, что они уже женаты.
Он обвинил ее в жестокости, сказал, что исстрадался из-за нее, и Кэтрин ясно ощутила, как ужасна ее судьба: причинять боль обеим враждующим сторонам. Однако вовсе не упреков, пусть даже нежных, ей сейчас хотелось от Мориса; она ждала помощи. Ведь он, конечно же, достаточно умен и достаточно изобретателен, чтобы придумать, как положить конец всем их несчастьям. Кэтрин высказала это вслух, и Мориса ничуть не удивила ее вера в него. Но прежде чем предложить какой-нибудь выход, он стал ее расспрашивать - и это тоже было ничуть не удивительно.
- Как вы могли заставить меня так долго ждать! - сказал он. - Я чуть не умер; каждый час казался мне вечностью. Как долго вы решали!
- Решала? - переспросила Кэтрин.
- Решали, принять меня или отвергнуть.
- Ах, Морис! - с нежностью воскликнула она и прошептала: - У меня и в мыслях не было отвергнуть вас.
- Чего же вы тогда ждали?
В вопросе молодого человека была убийственная логика.
- Я думала, может быть, отец... отец... - она не договорила.
- Заметит, как вы страдаете?
- О нет! Я думала, может, он переменит свое мнение.
- И теперь вы послали за мной, потому что это наконец произошло? Верно?
Это оптимистическое предположение причинило Кэтрин новые мучения.
- Нет, Морис, - сказала она грустно, - он не переменил своего мнения.
- Так почему же вы за мной послали?
- Потому что я хотела вас видеть! - жалобно воскликнула Кэтрин.
- Причина превосходная.
Но неужели вы хотели всего только увидеть меня? Вам нечего сказать мне?
Его прекрасные, неотразимые глаза настойчиво смотрели на нее, и Кэтрин заколебалась - какой ответ будет достоин такого взгляда? С минуту она молча упивалась его взором, потом тихо проговорила:
- Мне так хотелось вас видеть!
И спрятала лицо в ладони - что было крайне непоследовательно.
Теперь Морис с минуту молча наблюдал за ней.
- Согласны ли вы завтра обвенчаться со мной? - спросил он вдруг.
- Завтра?
- Или на будущей неделе. Скажем, не позже чем через месяц.
- А не лучше ли нам подождать? - спросила Кэтрин.
- Чего же?
Этого Кэтрин не знала. Но его напористость испугала девушку.
- Просто подождать и еще немного подумать.
Он с печальным укором покачал головой.
- Разве ж вы не думали все это время? Или вы собираетесь раздумывать еще лет пять? Мне эти три недели показались вечностью. Бедная моя, добавил он, помолчав, - вы что-то скрываете!
Кэтрин залилась краской, глаза ее наполнились слезами.
- Ах, как вы можете так говорить! - прошептала она.
- Да ведь третьего пути нет: либо вы за меня выходите, либо мы должны проститься, - рассудительно заметил Морис. - Угодить сразу и мне, и отцу невозможно. Вам придется выбирать между нами.
- Я выбрала вас! - воскликнула девушка с волнением.
- Тогда обвенчаемся на будущей неделе.
Кэтрин молчала, не сводя с него глаз.
- Неужели у нас нет другого выхода? - спросила она.
- Насколько мне известно, это единственный способ стать мужем и женой. Если есть какой-то другой, скажите.
Другого способа Кэтрин придумать не могла, и правота молодого человека показалась ей почти жестокой. Единственное, что ей удалось придумать, это что отец, быть может, передумает. Смущаясь от сознания своей беспомощности, девушка вслух пожелала, чтобы это чудо произошло.
- Вы думаете, есть хоть малейшая надежда? - спросил Морис.
- Была бы, если бы он познакомился с вами поближе.
- А что ему мешает познакомиться со мной поближе? Ему стоит лишь захотеть.
- Его представления, его доводы - вот что мешает, - сказала Кэтрин. Их невозможно... их невозможно сокрушить.
Воспоминание об отцовской непреклонности все еще приводило ее в трепет.
- Невозможно? - воскликнул Морис. - Я предпочел бы услышать, что вам нетрудно их сокрушить!
- Ах, мой отец несокрушим! - сказала Кэтрин.
Морис отвернулся и, отойдя, уставился в окно.
- Вы слишком боитесь его, - заметил он наконец.
Кэтрин не попыталась возразить - она не стыдилась своего страха, ибо если ей самой он и не делал чести, то зато свидетельствовал о ее почтении к отцу.
- По-моему, я и должна его бояться, - просто ответила она.
- Значит, вы меня не любите. Во всяком случае, не так сильно, как я люблю вас. Я надеялся, что ваша любовь ко мне сильнее страха перед отцом.
- Ах, друг мой! - сказала Кэтрин, шагнув к нему.
- Разве я чего-нибудь боюсь? - воскликнул он, обернувшись. - Я ради вас готов сражаться с целым светом!
- Вы такой благородный... такой смелый! - сказала она и замерла, остановившись на почтительном расстоянии.
- Какой мне от этого прок, раз вы такая робкая?
- По-моему, в действительности я... я не робкая, - сказала Кэтрин.
- Не понимаю, что значит "в действительности". В действительности из-за вашей робости мы оба будем несчастны.
- У меня хватит сил на то, чтобы ждать, ждать долго-долго.
- А если, прождав долго-долго, мы обнаружим, что ваш батюшка ненавидит меня пуще прежнего?
- Нет-нет, этого не будет, этого не может быть!
- Вы думаете, его растрогает моя верность? Но если его так легко растрогать, отчего же вы его боитесь?
Вопрос был задан ловко, и Кэтрин задумалась.
- Я постараюсь не бояться, - сказала она, смиренно стоя перед ним и словно показывая, какой послушной и исполнительной женой она обещает стать. Это обещание не ускользнуло от внимания Мориса, и он снова принялся уверять Кэтрин в своей пылкой любви. Не что иное, как вышеупомянутое чувство и заставило его сказать ей наконец, что миссис Пенимен посоветовала им немедленно обвенчаться, не думая о последствиях.