– Голос у меня вдруг стал пронзительным и не понравился даже мне самой.– Вы знаете обо всем, что происходит в наших краях. Наверняка ваши советники докладывали вам об этом.
– Вы преувеличиваете. Существует множество вещей, о которых я не знаю. И мои «советники», как вы их называете, ничего мне не говорили о пропавших детях'.
Человек, наделенный громадной властью, в чьи обязанности входит столь многое защищать ради себя и других, должен располагать множеством шпионов, которые приносят ему самые разнообразные сведения. Он узнает все, что ему необходимо и что хочет знать, без особого труда.
– Это ненормально, когда исчезают дети, – не унималась я.– Вне всякого сомнения, вы можете выяснить, что с ними происходит.
– Сестра, вы намекаете на то, что с ними происходит нечто противоестественное, если дело действительно обстоит так, как вы говорите? Гораздо разумнее предположить, что они сбежали или пропали по какой-то несчастливой случайности и их останки еще не найдены. Кроме того, речь идет о нескольких детях, а не о дюжинах. В противном случае ситуация была бы совсем другой.
– Возможно, их на самом деле дюжины. Было бы мудро с нашей стороны выяснить, как обстоит дело, прежде чем мы отмахнемся от всех жалоб, объявив, что ничего особенного не происходит.
– Пустая трата времени, – заявил он.
Я подождала несколько мгновений, а потом сказала:
– Вы бы так не думали, если бы это был ваш ребенок.– Я опустила глаза на поднос с церковными принадлежностями.– Вы закончили свои приготовления. С вашего разрешения, ваше преосвященство, я пойду в свою комнату. Для молитвы в одиночестве. Я устала.
Не дожидаясь ответа, я направилась к двери. И вдруг почувствовала, что он положил руку мне на плечо. Я обернулась и наградила его сердитым взглядом.
– Я приношу вам свои извинения, Жильметта.– Он был полон раскаяния, по крайней мере в тот момент.– Вы правы, мне не дано понять, что вы чувствуете.
Благодарная улыбка рвалась на мои губы, но я прогнала ее и попыталась воспользоваться стратегическим преимуществом, которое он мне предоставил.
– Ваше преосвященство, позвольте мне выяснить, пропадали ли еще дети, и если пропадали, тогда, с вашего благословения, я попытаюсь узнать, что происходит.
Похоже, его раскаяние не зашло настолько далеко, чтобы он дал согласие на столь смелую просьбу.
– Следует ли мне напомнить вам, что здесь у вас имеются определенные обязанности?
– Не следует.
– Вам придется побывать в разных местах, а это опасно.
– Я аббатиса. Никто не причинит мне вреда.
– Аббатиса тоже женщина. А некоторые мужчины с удовольствием надругаются над святой матерью, если у них появится такая возможность.
Я с трудом сглотнула и упрямо заявила:
– Я все равно этим займусь. Если вы мне не позволите, я сниму покров, и вы не сможете мне ничего запретить, ничего, кроме таинств.
– Да проклянет вас Господь за ваше упрямство.
– Au contraire[11], брат, Бог наградит меня за храбрость. Вот увидите.
– Только Он знает, какое из этих двух качеств ему нравится. Делайте, как хотите, Жильметта, впрочем, вы все равно так и поступаете.– Затем он неохотно добавил: – Если выяснится, что это дело достойно вашего времени, тогда, думаю, мне придется положиться на ваше мнение. Но, прошу вас, постарайтесь действовать осторожно. Нам не нужны волнения среди простых людей.
Он преподнес мне дар, но не бесплатно, потому что, благословив своим разрешением, произнес суровый приказ.
– И не позвольте этому делу полностью вас захватить, – посоветовал он мне.
– И не позвольте этому делу полностью вас захватить, – посоветовал он мне.
– Постараюсь.
Я едва заметно поклонилась и собралась уже уйти, но Жан де Малеструа мягко взял меня за руку и остановил.
– Бог был бы доволен, если бы вы помолились ему здесь, а не в своей комнате.
Да уж, Бог. Это его епископ хотел, чтобы я осталась. Я призвала на помощь все свое самообладание и кивнула.
– Хорошо. – Жан де Малеструа взял поднос и направился к двери, но снова его поставил и со вздохом проговорил: – Когда-нибудь Бог призовет меня к ответу за плохую память. Вам пришло письмо. Из Авиньона.– Он протянул мне сложенный листок.
Жан. Сердце замерло у меня в груди, когда я поспешно протянула руку к письму. Его преосвященство прав, ему не дано понять моих чувств.
Глава 4
Эллен Лидс сказала, что Натан был одет в красную куртку, но эта в тусклом свете казалась темно-бордовой, так что я постаралась сохранять спокойствие. Оставалось радоваться, что патрульные полицейские прошли базовую подготовку и знали, что улики нельзя трогать. В данном случае это оказалось особенно важно; когда я опустилась на колени и стала при помощи фонарика внимательно разглядывать все вокруг, мне удалось заметить маленький клочок бумаги, лежащий на куртке.
Узкая полоска – возможно, старый чек. Не исключено, что его принесло ветром, впрочем, день был тихим. Я огляделась по сторонам, но листок не шевелился. Маленький белый клочок бумаги лежал на рукаве, рядом с локтем. Если бы его сюда принес ветер, он бы застрял в складках где-нибудь в нижней части куртки. Но сейчас он покоился на гладкой ткани рукава. Скорее всего, он упал, когда куртка уже лежала на земле, и если это чек, как я подозревала, то на нем указано время покупки.
Мы не стали трогать куртку и листок. Один из полицейских тут же обозначил место находки желтой лентой. Я быстро сделала несколько фотографий, надеясь на лучшее. Какое-то существо умчалось прочь, когда сверкнула вспышка. Я достала блокнот и нарисовала карту, на которую нанесла расстояние до двух главных ориентиров – пожарного гидранта и уличного фонаря – едва ли в ближайшие два дня их куда-нибудь перенесут. Когда все было надлежащим образом зафиксировано, я убрала наши находки в пластиковые пакеты. Если не считать нескольких сучков и листьев, куртка выглядела новой и чистой.
Клочок бумаги, как я и рассчитывала, оказался чеком. В кассе неплохо было бы сменить ленту, поскольку печать получилась совсем бледной. «Быть может, – подумала я, – чек уже давно находился под открытым небом, а сюда его принес ветер». Однако мне удалось разобрать надпись – кто-то купил сегодня утром, в две минуты девятого, пакет молока и пачку сигарет в магазине, который находился всего в одном квартале от места находки. Вполне возможно, что куртка в это время уже здесь лежала.
В карманах я не нашла ничего интересного, во всяком случае обладателя куртки идентифицировать не удалось. На этикетке не значилось имя – мальчику было двенадцать лет, и он наверняка запретил матери это делать, как мой собственный сын Эван, который устроил скандал, заметив, что я собираюсь пометить его новую куртку.
– Мама, какого черта, я уже не ребенок...
Мать Джеффа перестала это делать два года назад...
Я выудила из карманов обертку от жвачки и три цента. Бумажника не было; наверное, он лежал в школьном ранце. Пока полицейские продолжали осматривать все вокруг, я вернулась к машине, чтобы положить улики и еще раз взглянуть на фотографию, которую мне вручила мать Натана. Снимок сделали на улице, но я не могла вспомнить, какая одежда была на мальчике. Оказалось, что футболка с профилем какого-то жуткого зверя и надписью «Ла Бреа Тар-Питс»[12].