Он также привозил с собой почту, которую пересылали нам из Мехико на реактивном самолете Фаллона, так что я мог поддерживать контакт с Англией. Монт написал мне, что утверждение завещания прошло без всяких осложнений и что Джек Эджекомб наконец загорелся огнем энтузиазма по поводу нового плана ведения хозяйства на ферме. Он принялся за дело, не обращая внимания на едкие комментарии соседей, и мы были вправе рассчитывать на хороший результат.
Чтение этих писем из Девона в удушливой жаре в самом центре Кинтана Роо вызывало у меня острый приступ ностальгии, и снова и снова я возвращался к мысли насчет того, не пора ли мне закончить. Это было не мое дело, и из-за того, что теперь отношения между мной и Кэтрин стали вежливо-холодными, я чувствовал себя здесь еще более ненужным, чем раньше.
В тот день, когда мы поссорились, из домика Халстедов поздно вечером доносились громкие голоса, и на следующее утро Кэтрин появилась к завтраку в рубашке с высоким воротником. Он был недостаточно высок, чтобы скрыть синяк на ее шее, и я почувствовал странное напряжение в нижней части живота. Но то, как муж и жена улаживают свои семейные дела, не имело ко мне никакого отношения, поэтому я оставил все как есть. Кэтрин, со своей стороны, подчеркнуто игнорировала меня, но Халстед совсем не изменился – он по-прежнему вел себя как ублюдок.
Я уже был готов от всего отказаться, когда Фаллон показал мне письмо от Пата Харриса, в котором содержались новости о Гатте. "Джек совершает поездку по Юкатану, – писал он. – Он побывал в Мериде, Валладолиде и Виджио Чико, а теперь он находится в Фелипе Карилло Пуэрто. По-видимому, он ищет чего-то или кого-то, поскольку он встречается с весьма странными личностями. Так как Джек Гатт предпочитает проводить свое свободное время в Майами или Лас Вегасе, то я думаю, что это деловая поездка – и дело несомненно важное. У него нет привычки потеть, когда в этом нет необходимости, так что дело, которым он занят, должно иметь для него большое значение".
– Фелипе Карилло Пуэрто раньше назывался Чан Санта Круз, – сказал Фаллон. – Это был центр восстания майя, столица непокорных индейцев. Мексиканское правительство сменило название города после того, как одержало верх над повстанцами в 1935 году. Он не так далеко отсюда – не более пятидесяти миль.
– Очевидно, Гатт что-то затевает, – сказал я.
– Да, – задумчиво согласился Фаллон. – Но что? Я не могу понять мотивов этого человека.
– Я могу, – заявил я и выложил свои соображения на суд Фаллона – золото, золото и еще раз золото. – Есть ли здесь золото на самом деле – не имеет значения до тех пор, пока Гатт считает, что это так. – Я задумался на минуту. – Вы как-то показывали мне тарелку работы майя. Сколько стоит золото, которое в ней содержится?
– Не слишком много, – сказал он насмешливо. – Может быть, долларов пятьдесят – шестьдесят.
– А сколько эта тарелка будет стоить на аукционе?
– Трудно сказать. Большинство таких вещей находится в музеях и не поступает в открытую продажу. Кроме того, мексиканское правительство относится очень строго к экспорту произведений искусства древних майя.
– Но вы можете хотя бы предположить? – настаивал я.
Он ответил раздраженно:
– Такие вещи бесценны – никто не будет даже пытаться определить цену. Любое уникальное произведение искусства стоит столько, сколько за него готовы заплатить.
– Сколько вы заплатили за эту тарелку?
– Нисколько – я нашел ее.
– За сколько вы можете ее продать?
– Я не буду ее продавать, – сказал он твердо.
Наступила моя очередь почувствовать раздражение.
– Бог ты мой! Сколько бы вы заплатили за эту тарелку, если бы у вас ее уже не было? Вы богатый человек и вы коллекционер.
Он пожал плечами.
– Вероятно, до 20000 долларов, а может быть, и больше, если бы я очень сильно захотел ее получить.
– Для Гатта этого вполне достаточно, даже если рассеются его иллюзии насчет золота – чего, я думаю, не произойдет. Вы ожидаете найти похожие предметы в Уашуаноке?
– Весьма вероятно, – сказал Фаллон. Он нахмурился. – Думаю, мне стоит поговорить об этом с Джо Рудетски.
– Как идут дела? – спросил я.
– Разведка с воздуха нам больше ничего не даст, – сказал он. – Теперь мы должны спуститься на землю. – Он показал на фотомозаику. – Мы сократили количество мест поиска до четырех. – Он поднял голову. – А вот и Поль.
Халстед вошел в домик с обычным недовольным выражением на лице. Он бросил на стол два пояса с мачете.
– Вот что нам теперь понадобится, – сказал он. Его тон подразумевал – "Я говорил вам!"
– Мы только что это обсуждали, – заметил Фаллон. – Вы не могли бы попросить Ридера зайти сюда?
– Я что, теперь мальчик на побегушках? – спросил Халстед с вызывающим видом.
Глаза Фаллона прищурились. Я сказал быстро:
– Я схожу за ним.
Никто не получит преимущества, если атмосфера раскалится до точки кипения, хотя становиться мальчиком на побегушках мне не особенно хотелось – это не самая почетная профессия.
Я застал Ридера за полировкой своего любимого вертолета.
– Фаллон сзывает конференцию, – сказал я. – Вы там тоже требуетесь.
Он сделал финальный взмах полировальной ветошью.
– Сейчас иду.
Когда мы направились вместе к домику, он спросил:
– Что с этим парнем, Халстедом?
– Что вы имеете в виду?
– Он пытался отдавать мне приказы, поэтому мне пришлось объяснить ему, что я работаю на мистера Фаллона. Он вел себя весьма нахально.
– Он всегда такой, – сказал я. – Я не стал бы из-за этого беспокоиться.
– А я и не беспокоюсь, – заявил Ридер с показным безразличием. – Но ему стоит побеспокоиться. У него есть все шансы свернуть себе челюсть.
Я положил руку на плечо Ридеру.
– Не так быстро – подождите своей очереди.
Он усмехнулся.
– Значит, вот как? О'кей, мистер Уил, я встану сразу за вами. Но не мешкайте слишком долго.
Когда мы с Ридером вошли в домик, то сразу почувствовали, что между Фаллоном и Халстедом появилось какое-то напряжение. Я подумал, что, вероятно, Фаллон отчитал Халстеда за его антиобщественную позицию и отказ к сотрудничеству – он был не тот человек, который станет выбирать выражения, и Халстед выглядел еще более взвинченным, чем обычно. Но он не промолвил и слова, когда Фаллон коротко бросил:
– Давайте перейдем к следующему вопросу.
Я склонился над столом.
– С чего вы собираетесь начать?
– Это очевидно, – сказал Фаллон. – Мы имеем четыре сенота, но только возле одного можно совершить посадку на вертолете. Его мы и обследуем первым.
– Как вы подберетесь к остальным?
– Мы спустим человека на лебедке, – объяснил Фаллон. – Я делал так раньше.
Может и делал, но с тех пор он не стал моложе.
– Я могу спуститься вниз, – предложил я.
Халстед хмыкнул.
– С какой целью? – поинтересовался он, – Что вы собираетесь делать, оказавшись на земле? Там требуется человек, у которого есть глаза.
Если отбросить в сторону неприятный тон, Халстед, скорее всего, был прав. Я уже убедился, как трудно мне увидеть руины строений майя, которые Фаллон замечает мимоходом, и понял, что несомненно могу пропустить что-то имеющее крайнюю важность.
Фаллон сделал быстрый жест рукой.
– Я спущусь вниз – или Поль. Возможно, сразу оба.
Ридер спросил осторожно:
– А как насчет номера два – здесь очень трудные условия.
– Мы это обсудим, когда в том появится необходимость, – сказал Фаллон. – Мы оставим его напоследок. Когда ты будешь готов к вылету?
– Я уже готов, мистер Фаллон.
– Тогда полетели. Пойдем, Поль.