Говорят… - купцы перешли на таинственный полушепот, - пьет беспробудно…
Степан криво усмехнулся.
-А как он колдуна Черноморда отделал, - хрипло заржал пузатый рыжебородый купец. - Взял его за ефиопскую бороду и хрясть об телегу, тот даже крякнуть не успел, не то что заклинание произнести. И бил он его до тех пор, пока колдун этот не превратился в черного кота…
-Да ну?
-Годовой выручкой клянусь. Той, что за соболей получил. Кот чернющий, глаза сверкают, а шерсть огнем горит. Вот такая жуткая магия у этих ефиопов, Буду зовется.
-Так уж и огнем?
-Огнем, огнем! На Илье-то латные рукавицы были. Дернул он этого кота за хвост и стянул с него черную шкуру, а под шкурой оказался черный пес!
-Хорош врать, Пафнутий, - снова захохотали купцы. - Кота того Илья на живодерню сдал в умелые руки самому Мизгирю. Тот над этим исчадием поколдовал и чучело сделал, а затем продал одному сумасшедшему иудею, приехавшему из далекого Херусалима.
-Да, дела, - согласились остальные. - Скучно на Руси жить без Ильи стало. Где это видано, столько лет без ратных подвигов.
-А Кощея как он одолел, помните?
-Какого Кощея?
-Ну Бессмертного, ясен пень, что их у нас на Руси много, что ли?
-Понятное дело, не один аспид коралловый, - возразил рыжебородый купец. - Загибай персты, Яшка: Кощей Бледный Карпатский - это раз…
-Ты о том, что у крестьян кровушку пил?
-Во-во! Его еще Владькой иногда звали, фамилия Цепень. Так вот это - раз. Второй, Кощей Печорский, тоже, как и Цепень, на плетне осиновом жизнь закончил, по-заморски себя величал графом Орликом! Ну и Кощей Бессмертный Тьмутараканский - его-то Илья Муромец и прихлопнул одной левой.
-Одной правой, - поправил кто-то из купцов. - Вмазал страхолюдине прямо по забралу рыцарского шлема. Ну, шлем смялся в гармошку, Кощей вопит, Илья матерится, даже конь, говорят, у Муромца в тот момент не выдержал и человеческим голосом вещать стал.
-А что сказал, ведомо?
-Понятное дело, ведомо. «Хрен теперь снимешь!» - вот что конь Ильи тогда изрек.
И купцы заржали.
Степан зажмурился. От того, что несли эти пьяные дурни, у кузнеца сами собой сжимались и разжимались кулаки. Он-то знал всю правду! Ему-то было известно, как все обстояло на самом деле.
-А про Васю Лиска знаете? - продолжал веселиться рыжий купец.
-Не-а, валяй, братец!
-Случилось сие у Новгорода. Этот самый Васька был великий колдун. На кого глянет, тот в камень обращается. Вот такой дурной глаз у этого Василия был!
-Ну а Илья что?
-А что Илья? Илья как всегда - молодцом! Заложил накануне как следует - знал, что на поддатых богатырей этот самый Вася Диск никакого влияния не имеет!
-Снова врешь, Пафнутий, руку на отсечение даю. Как пить дать, только что выдумал.
-Никак нет, не вру. У пьяного-то перед очами все двоится! Вот и Вася Лиск, когда возник перед Ильей, тоже двоился. В общем, их обоих Муромец копьем булатным и пронзил…
-Двоих?!!
-Ну да, он ведь думал, что враг не один. В том богатыря-то и сила!
-Мудрено, - закивали купцы.
- Вот она где проявляется, волшебная мощь напитка крепкого!
И все с уважением посмотрели на собственные кружки.
-А об Однорукой Великанше слыхали? - все не унимался рыжебородый. - Случилось это, как помню, у Разлив-переправы…
И тут Степан не выдержал:
-Довольно брехать! Люди вроде все с виду приличные, а такую ересь средь бела дня несете!
В корчме воцарилась могильная тишина.
Все оторопело посмотрели на кузнеца. Слишком громко Степан возмутился, прямо столы дубовые задрожали, да и гнев в его словах звучал неподдельный.
-А ты, енто, кто таков будешь? - тут же возопил один из купцов. - Ишь ты, умник выискался, торговым людям рты затыкать.
-Я тебе сейчас, мочалка тьмутараканская, так рот закрою, - взревел Колупаев, - до конца своих дней будешь соболей продавать, дабы зубы у ведуна сельского новые вставить.
-Ить… - разом выдохнули купцы и с залихватскими криками бросились на кузнеца.
Вот как раз этого им для полного счастья и не хватало. Пьяной драки! Без данного моциона разве можно было достичь гармонии с окружающим тебя миром? Свадьба иль какой другой праздник без драки - пустая трата времени. Даже ежели нет причины, веского повода, грех не заехать приятелю в пьяную улыбающуюся физиономию.
Но в тот день купцы здорово просчитались с выбором противника. Им конечно же следовало сразу насторожиться, как только неизвестный мужик стал открыто лезть на рожон. Ведь неспроста же лез, ядрить его за ногу.
Так-то!
Но осознать свою ошибку им пришлось много позже…
Невысокий, невзрачный на первый взгляд, кряжистый задира расшвырял торговых людей, словно соломенные чучела. Все произошло так быстро, что не успел корчмарь и глазом моргнуть, а в избе не осталось уже ни одного воинственного купца.
В дощатом потолке корчмы зияла большая дыра, сильно напоминавшая своими очертаниями фигуру рыжебородого рассказчика. Сорванная с петель дверь лежала на полу разнесенная в щепки. Несколько дубовых столов бесформенной грудой валялись в самом дальнем углу питейной избы.
Из-под деревянных обломков торчали подрагивающие босые пятки гусляров.
Степан смущенно хмыкнул и, обтерев краем рубахи ободранные костяшки пальцев, залпом осушил кружку с медом.
Корчмарь опасливо приблизился к кузнецу.
Колупаев лишь сокрушенно мотнул головой:
-Сам знаю, что виноват. Но не мог я более слушать того, что эти псы здесь несли.
Старичок с укоризной смотрел на Степана, но все же было заметно, что кузнеца он до жути боится. Он, наверное, страшно бы обрадовался, если бы Колупаев взял да и ушел из корчмы прямо сейчас. Но кузнец был настроен на беседу. Ежели не оправдаться желал, так хоть излить старику душу. Тем более что в корчме они были одни, все остальные посетители, окромя оглушенных музыкантов, разбежались кто куда.
«Могут и местного воеводу позвать», - подумал Степан, понимая, что, оставаясь в корчме, он здорово рискует.
-Тяжела моя доля, - так начал кузнец, грустно вздыхая и садясь за единственный уцелевший после драки стол. - Оттого и взъярился я, что услышал эти лживые истории о богатыре русском Илье… тьфу ты… Муромце.
-Отчего же лживые? - осторожно удивился корчмарь. - Я и сам много раз эти россказни слыхивал от гусляров бродячих да от люда приезжего.
-В том-то и дело, - грустно повесил головушку Степан.