-Именно! Не только твоему приходу, но и всей епархии! Может дойти до патриарха, чем попы в Щедром занимаются! А занимаются они, оказывается, тем, что сражаются на дуэлях с колдунами!
-Что же мне было, отказаться? - спросил отец Емельян. - Или, может, в ноги ему пасть, вопиять, чтоб пощадил чернокнижник меня, православного священника?! Чтоб не марал руки об мои священнические ризы?!
-Молчи! Молчи, непокорный! - Владыка аж топнул ногой, а потом без сил повалился на диван. - Открой вон шкапчик, дай мне валокордину. Сорок капель.
Отец Емельян взял пузырек и принялся считать. Руки у него дрожали, а в глазах, впервые за много лет беспечального пастырства, стояли слезы.
-Спасибо, - принял рюмку преосвященный. Выпил, поморщился и посмотрел на своего подчиненного уже не грозно, а скорбно: - Как нам быть-то, Емельян?
Протоиерей понял, что час официального владычнего гнева миновал и можно говорить откровенно и по душам.
-А чего мы боимся? - в свою очередь спросил он. - Неужели только огласки этого события? Так что нам людские пересуды! К тому же такое положение отчасти в нашу пользу свидетельствует: не мертва еще Церковь Христова, коль с Ее священниками стремятся дратьря. Не мертва и, видно, кое-кому жить здорово мешает…
-Рассудил, - хмыкнул архиерей. - Так-то оно хорошо говорить, только…
-Простите, владыко, но мне кажется, вы от меня что-то скрываете. Недоговариваете.
-Прав, - уронил Кирилл тяжелое слово. - Не хотел я тебя этим знанием расстраивать. Ты ведь, отче, дорог мне. Одни вы с Власием да дьяконом Арсюшкой остались у меня в епархии попы не трусливые да не продажные. И думал я не трогать тебя, не вводить в искушение тем грехом великим, что сам совершил да и многих других за собой увлек. Но, видно, придется. Золото огнем испытывается. Слушай, в чем общая беда наша.
Отец Емельян внимательно поглядел на владыку…
-Погоди, - шепнул тот. - Тихонько протопай-ка к двери, глянь: не маячит ли поблизости мой келейник. Призови его, скажи: владыка требует, руки отекли, помассировать надобно.
Емельян кивнул, шагнул к двери. И впрямь, едва дверь распахнулась, оказалось, что за ней стоит келейник с лицом человека, находившегося тут совершенно случайно.
-Владыко велит вам руки ему помассировать, отекли, - сказал келейнику отец Емельян.
Тот кивнул, прошел в комнату, опустился на колени перед архиереем и взял его за набрякшие, в крупных переплетениях вен старческие руки.
-Ноют и ноют, - искренним голосом пожаловался келейнику Кирилл. - Ты уж постарайся, Роман.
Келейник Роман кивнул, молча принялся массировать архиерею пальцы. Отец Емельян в недоумении наблюдал за этой сценой. А архиерей вдруг тихо, но отчетливо проговорил:
-Агиос о Теос, агиос Исхирос, агиос Афанатос, элеисон имас!
Емельян ахнуть не успел, только смотрел в изумлении, как после произнесенной архиереем молитвы келейник Роман обратился в обтянутый желтой кожей скелет, вцепившийся в руки архиерея костлявыми пальцами. Кирилл аккуратно отодвинул не подающий признаков жизни скелет, достал платок, руки брезгливо вытер.
-По грехам моим наказуешь мя, Господи, - сказал Кирилл. - Какую погань при себе терпеть да привечать приходится…
-Как это вышло? - прошептал Емельян.
-Ты про скелет-то? То мертвяк поганый, зомби именуемый, - пояснил архиерей.
-Ты про скелет-то? То мертвяк поганый, зомби именуемый, - пояснил архиерей. - Тайно приставлен ко мне: следить и доносить, дабы не совершил чего против здешних властей. А кто у нас у власти, ты и сам знаешь, не ребенок…
-Тайно? А как же…
Архиерей хмыкнул:
-Не нашлась еще та сила, чтоб русского попа вкруг пальца обвела! Аккурат в прошлом году мэр ко мне приехал и привел этого… выродка. Племянничек, дескать, мой, очень верующий да богомольный, жаждет послушание иметь на службе у архиерея. Возьми, дескать, в келейники. А я в глаза-то верующему племянничку глянул - мертвые глаза! Да не просто мертвые, а неотпетого человека!
-Самоубийца?! - ахнул Емельян.
-Да. Я сразу это понял. Понял и для чего мертвяка этого мэр старается в моих покоях поселить. Чтоб за каждым моим шагом следил. Чтоб высматривал да выслушивал. И доносил. И на меня, и на подчиненных. Что ж, и начал я играть в игру.
При келейнике я - лютый зверь да верный приспешник мэра, а на деле…
-Владыко, а келейник, он… Не очнется?
-Очнется. Потом. Как поговорим, я нужное слово ему скажу. Ты только его сейчас по имени не зови.
-Хорошо.
-Я случайно узнал, как мертвяка выключить. Читал как-то правило молитвенное, он зашел, а я как раз «Трисвятое» на греческом произносил. Гляжу-а мертвяк упал и истинный свой облик омерзительный принял. Э, думаю, вот она какова, сила-то молитвенная! А потом читал псалом сто осьмнадцатый - он опять зашевелился, очнулся, заходил как ни в чем не бывало. И не помнил, что с ним за оказия была. Теперь я этим пользуюсь, когда секретно поговорить надо.
-Я весь внимание, владыко.
-Ты, Емельян, не думай, что я из-за поединка на тебя гневаюсь. То не гнев на самом деле, а страх. Ибо боюсь я за тебя. Да и за всех нас, за клир епархии нашей трепещу. И, прости уж за откровенность такую, - за бесстыжий свой лоб архиерейский.
-Владыко…
-Знаю, о чем говорю! Но, ежели рассудить, не согласись я на то бесстыдство - где бы и, главное, кем бы вы сейчас были… Впрочем, это потом. А почему боюсь - в том тебе покаюсь. Грех на мне, отче. Грех соглашательства с темными силами.
Емельян побледнел.
-Слушай. Было то двенадцать лет назад… Изяслав Торчков в первый раз тогда выборы выиграл, вожделенное кресло мэра занял. Как торжествовал! Весь городской бомонд собрал к себе на банкет. И архиерею приглашение прислал - как главе духовной оппозиции. Тот, разумеется, не пошел. За одним столом с некромантами да колдунами сидеть?! Только гордость эта боком вышла и архиерею, и всей епархии. Той же ночью к владыке Кириллу пришли. Брат единокровный пришел. С двумя подчиненными ему вампирами.
-Здравствуй, - говорит, - братец Кирюша.
-Тебе не могу сказать, чтобы ты здравствовал, - отвечал владыка Кирилл брату своему. - Ибо ты уже мертв духом, а телесная твоя бодрость- одна видимость. Зачем явился, отступник?
Брат-вампир усмехнулся. Для того у него специальная имелась усмешка - чтоб человека неподготовленного в ужас ввести. Еще бы - при таких-то клыках да очах, мерцающих фосфорически!
-Злобен ты, архиерей, без меры, а еще служитель Того, Кто есть Любовь, - неласковой репликой сопроводил свою усмешку вампир.
-Злоба моя вовсе не к тебе лично, - ответил архиерей, - а к тому непотребству, что ты собой сейчас представляешь и каковое творишь.