Но в тот момент он предпочел играть роль "железного человека", и именно этот образ он избрал для выступления в суде.
Он появился там в светлом охотничьем костюме, в высоких сапогах, стучавших по паркету, с напускным спокойствием, которое, однако, скоро его покинуло. Уже через несколько минут он стал красным и потным от ярости, сотрясал криком свод зала судебных заседаний. Он был ошеломлен поворотом судебного разбирательства. Он не понимал причин, по которым судьи занялись этой "Коричневой книгой", "подстрекательским сочинением, которое он уничтожает повсюду, где находит".
Со своего председательского места Бюнгер наблюдал эту сцену в полной растерянности. Он начал понимать, что это судебное разбирательство поставит точку в его карьере. На скамье подсудимых Димитров не скрывал своего удовлетворения. Геринг, еще не остывший от приступа гнева, бросал на него угрожающие взгляды, пытаясь обрести спокойствие. И вот обвиняемый Димитров принялся в свою очередь допрашивать министра-президента! И министр-президент был вынужден отвечать.
Завязался невероятный диалог:
- Что изволил делать господин министр внутренних дел 28 февраля и в течение последующих дней, когда легко можно было обнаружить сообщников ван дер Люббе? - спросил Димитров.
- Я не являюсь сотрудником судебной полиции, - ответил Геринг, - я министр. Для меня гораздо важнее заниматься делами партии, идеи которой движут миром, за что она и несет ответственность.
Так он попал в ловушку, поставленную Димитровым, перенося дискуссию на политическую почву. Хоть он и считался одним из авторов стратегии национал-социалистской партии, ему было не по плечу противостоять мастеру марксистской диалектики. В мгновение ока допрос превратился в митинг коммунистической пропаганды. Чувствуя свою слабость, Герман брызгал слюной и стремился оскорбить своего противника.
- Сволочь, - кричал он, - вас повесить мало!
Судья вмешался, чтобы напомнить Димитрову, что ему уже было запрещено заниматься коммунистической пропагандой.
- Ограничьтесь вопросами, прямо относящимися к нашему делу, - добавил он примирительным тоном.
- Благодарю вас, - ответил Димитров, - я весьма доволен ответом г-на министра.
- Хулиган! - кричал Геринг. - Выведите его! Я еще до тебя доберусь!
И когда Димитрова выводили из зала заседаний, среди всеобщего смятения и шума он добавил, обращаясь к Герингу:
- Уж не боитесь ли вы, г-н министр, вам, наверное, страшно?..
Обвинение ван дер Люббе и других подсудимых в сговоре основывалось на том факте, что ван дер Люббе был коммунистом. Но в ходе судебного разбирательства выяснилось, что если когда-то ранее ван дер Люббе и был коммунистом, то с 1931 года он покинул партию: проведенное уголовной полицией расследование доказало это со всей очевидностью.
23 декабря состоялся приговор: ван дер Люббе был приговорен, к смертной казни, а четверо других участников процесса оправданы. Мировая печать широко комментировала события, эмигранты торжествовали. Несмотря на полученные ими указания, немецкие судьи не решились вынести обвинительный приговор невиновным. Узнав о приговоре, Гитлер впал в истерику, приступов которой так боялись его приближенные.
Геринг, однако, никак не мог решиться выпустить свою добычу. Он заявил Димитрову: "Ты мне еще попадешься". И вот, несмотря на оправдательный приговор, четырех коммунистических лидеров отправили в тюрьму. Они были освобождены 27 февраля под давлением международного общественного мнения, все громче выражавшего свое возмущение. По выходе из тюрьмы Торглер был переведен в концентрационный лагерь. Выпущенный оттуда, он оплатил это освобождение, перейдя на службу к нацистам.
10 января было объявлено, что приговор ван дер Люббе приведен в исполнение в лейпцигской тюрьме. Однако многие в Германии сомневались в достоверности этого заявления. Утверждалось, что семья ван дер Люббе, действуя в соответствии с законодательством, неоднократно обращалась с просьбой выдать им останки покойного, чтобы совершить обряд похорон в Голландии. Однако немецкие власти отказали им в этой просьбе. Если ван дер Люббе был провокатором, мало вероятно, чтобы нацисты не использовали без малейших колебаний представившиеся возможности избавиться от лишнего свидетеля, неуклонно соблюдая при этом букву закона. Обычно гестапо не любило оставлять следы.
На дымящихся развалинах рейхстага с неизбежностью возникают буквы латинского изречения: Is fecit cui prodest? - Кому было выгодно? Для нацистов пожар был подарком судьбы. Он был нужен для оправдания репрессий, для укрепления позиций и роли гестапо и для придания соответствующего настроя избирательной кампании.
Спустя час после обнаружения пожара Гитлер и Геринг вместе смотрели на разгоравшееся пламя.
В сопровождении Дильса они прошли по коридорам здания, еще свободным от огня. Дильс докладывал им о том, что его люди, уже принявшиеся за работу, успели установить.
Глядя на огонь, Гитлер громко сказал: "Это - знамение Господне! Никто теперь не помешает нам железной рукой раздавить коммунистов".
31 января Геббельс записал в своем дневнике: "Основные направления борьбы с красным террором были намечены на совещании у Гитлера. Мы воздержимся пока от контрмер. Только в подходящий момент, когда коммунисты начнут свою революцию, мы нанесем свой удар".
Надо было, таким образом, дождаться того, чтобы "коммунисты начали революцию", прежде чем приступить к контрмерам. Однако время шло, а революция не начиналась, и близились выборы. И вот наконец пожар, словно дар небес, как раз за неделю до назначенной даты выборов. И доктор Геббельс сумел извлечь из событий немалую выгоду.
А за пять дней до пожара - 22 февраля - Геринг принимает оформленное декретом решение о преобразовании СА во вспомогательные силы полиции. Без штурмовиков полиция просто не справилась бы с массовыми арестами, которые ей предстояло провести за несколько часов в ночь пожара и на следующий день. Списки лиц, подлежащих аресту, были составлены задолго до этих событий, и задержание их требовало значительной численности участников операции.
Еще один факт: пожар произошел в разгар избирательной кампании. Гитлер, как обычно, активно в ней участвовал. График его выступлений, подготовленный Геббельсом и переданный для ознакомления членам партии 10 февраля, был загружен до предела. Каждый день ему предстояло выступать в различных аудиториях, в местах, находящихся порой на значительном расстоянии одно от другого. Нельзя было терять ни одного часа столь драгоценного времени. Но - удивительное обстоятельство - ни одно предвыборное собрание не было намечено на 25, 26 и 27 февраля, и все были оповещены о том, что 2 7 февраля публичных выступлений у Гитлера не будет. И вот странность: как раз 27 февраля рейхстаг и загорелся.
Несколько слов о самом пожаре: и следователей, и полицейских, оказавшихся первыми на месте происшествия в считанные минуты после обнаружения огня, то есть примерно в 21 час. 15 мин., поразило обилие очагов возгорания - пятьдесят или шестьдесят пять, - разбросанных по всему зданию. Горело, по-видимому, какое-то легковоспламеняющееся вещество, большое количество которого полыхало в зале заседаний, создавая огромный столб огня.