Любимецдвухкоролей,обладательмногихмиллионов,пользуясь
неслыханной властью в стране, которую он по своей прихоти тобудоражил,то
успокаивал,подчиняясьтолькосвоимкапризам,ДжорджВилльерс,герцог
Бекингэмский,вел сказочное существование, способноедаже спустястолетия
вызывать удивление потомков.
Уверенныйвсебе, убежденный, что законы, управляющие другими людьми,
неимеют к нему отношения, уповая на свое могущество, он шел прямок цели,
поставленной себе, хотябы этацель и была так ослепительнаи высока, что
всякому другому казалось бы безумием даже помышлять оней. Всеэтовместе
придалоемурешимостиискатьвстречспрекраснойи недоступнойАнной
Австрийской и, ослепив ее, пробудить в ней любовь.
Итак, Джордж Вилльерс остановился, как мы уже говорили, перед зеркалом.
Поправив своипрекрасные золотистые волосы, несколько примятые мушкетерской
шляпой, закрутив усы, преисполненный радости, счастливыйи гордый тем,что
близок долгожданныймиг,он улыбнулсясвоему отражению, полный гордости и
надежды.
Вэту самуюминутуотвориласьдверь, скрытаяв обивкестены, ив
комнату вошла женщина. Герцог увидел ее в зеркале.Он вскрикнул -- это была
королева!
Анне Австрийской было в то время лет двадцать шесть или двадцатьсемь,
и она находилась в полном расцвете своей красоты.
У нее была походкакоролевы илибогини.Отливавшиеизумрудомглаза
казалисьсовершенствомкрасотыибылиполнынежностии в тоже время
величия.
Маленький ярко-алый рот не портила даже нижняя губа, слегка выпяченная,
как у всех отпрысков австрийского королевского дома, --она была прелестна,
когда улыбалась, но умела выразить и глубокое пренебрежение.
Кожаее славиласьсвоей нежной и бархатистоймягкостью, руки и плечи
поражали красотой очертаний, и все поэтыэпохи воспевали их в своих стихах.
Наконец, волосы,белокурыевюностиипринявшиепостепеннокаштановый
оттенок,завитыеи слегкаприпудренные, очаровательнообрамляли ее лицо,
которомусамыйстрогийкритик могпожелатьразве только несколько менее
яркой окраски, а самый требовательный скульптор --больше тонкостив линии
носа.
ГерцогБекингэмнамгновениезастыл,ослепленный:никогдаАнна
Австрийскаяне казаласьему такой прекрасной во время балов,празднеств и
увеселений,как сейчас, когдаона, в простом платье белогошелка, вошла в
комнатувсопровождениидоньиЭстефании,единственнойизее испанских
прислужниц,не ставшейеще жертвой ревности короляипроисковкардинала
Ришелье.
АннаАвстрийская сделалашаг навстречугерцогу.Бекингэм упалк ее
ногам и, раньше чем королева успела помешатьему, поднес крайееплатья к
своим губам.
-- Герцог, вы уже знаете, что не я продиктовала то письмо.
-- Герцог, вы уже знаете, что не я продиктовала то письмо.
-- О да,сударыня, да, ваше величество!--воскликнул герцог.--Я
знаю, чтобыл глупцом, безумцем, поверив, чтомрамор может ожить,снег --
излучитьтепло.Но чтожеделать:когдалюбишь, таклегкоповерить в
ответную любовь! А затем, я совершил этопутешествие недаром, если я все же
вижу вас.
--Да,--ответила Анна Австрийская,--но вам известно, почемуя
согласилась увидеться с вами. Беспощадныйковсем моим горестям, вы упорно
отказывались покинуть этот город, хотя,оставаясь здесь, вы рискуете жизнью
и заставляете меня рисковать моейчестью.Я согласилась увидеться свами,
чтобы сказать, что все разделяет нас -- морские глубины, вражда между нашими
королевствами, святость принесенных клятв.Святотатство --бороться против
всегоэтого, милорд! Я согласиласьувидетьсяс вами,наконец,для того,
чтобы сказать вам, что мы не должны больше встречаться.
-- Продолжайте,сударыня,продолжайте,королева!--проговорил
Бекингэм.-- Нежностьвашего голоса смягчает жестокостьвашихслов... Вы
говорите о святотатстве. Но святотатство-- разлучатьсердца,которые Бог
создал друг для друга.
-- Милорд,--воскликнулакоролева, -- вызабываете:яникогда не
говорила, что люблю вас!
-- Новыникогда не говорили мне и того, что не любите меня. И, право
же, произнести такие слова -- этобыло бы слишком жестоко со стороны вашего
величества. Ибо, скажите мне, где вы найдете такую любовь,как моя, любовь,
которую немогли погасить ниразлука, ни время, ни безнадежность?Любовь,
готовую удовлетворитьсяоброненной ленточкой, задумчивым взглядом, нечаянно
вырвавшимся словом? Вот уже три года,сударыня, как я впервые увидел вас, и
вотужетри года, какявас таклюблю! Хотите, я расскажу,как вы были
одеты, когда я впервые увидел вас?Хотите, я подробно опишу даже отделку на
вашем платье?.. Я вижу вас, как сейчас. Вы сидели на подушках, по испанскому
обычаю. Навасбылозеленое атласное платье, шитоесеребромизолотом,
широкиесвисающиерукава былиприподнятывыше локтя, оставляя свободными
ваши прекрасные руки, вот эти дивные руки, и скреплены застежками из крупных
алмазов. Шею прикрываликружевныерюши.На головеу васбыламаленькая
шапочка того же цвета, что и платье, а на шапочке -- перо цапли... О да, да,
я закрываю глаза -- я вижу вас такой, какой вы были тогда! Я открываюих --
и вижу вас такой, как сейчас, то есть во сто крат прекраснее!
-- Какое безумие! -- прошептала Анна Австрийская, у которой нехватило
мужества рассердиться на герцогаза то, что он так бережно сохранил в своем
сердце ееобраз. -- Какое безумие питать такимивоспоминаниями бесполезную
страсть!
-- Чемже мнежить иначе? Ведь у меня нет ничего, кроме воспоминаний!
Онимое счастье, моесокровище,моя надежда! Каждая встреча с вами -- это
алмаз,которыйя прячув сокровищницу моей души.