Посвистов вздохнул с облегчением, когда за купой кустарников попалась узкая боковая тропинка. Он свернул на нее, увлекая за собой Баталина. Когда пару минут спустя он обернулся, за кустами промелькнуло бежевое пальто.
Посвистов понял: кому-то нужно было положить начало разрыву между Баталиным и его любовницей. Правда, Посвистов не видел в этом ничего ужасного, но в душе был рад, что оказал услугу своей приятельнице. Во всем он заподозрил Брадлея.
— Вероятно, сегодня вечером мы встретимся, — сказал, прощаясь, Баталин. — Вы ведь будете на вечере инвалидов?
Посвистов не собирался на бал. Но услышав, что Баталин (значит, и Марго) будет там, утвердительно кивнул головой:
— Конечно, конечно…
Снова оказавшись в одиночестве, Посвистов пошел искать Марго. Но тут его постигла новая неудача — точно из-под земли перед ним вырос Брадлей.
— Вот вы где гуляете, — сказал он. — Если бы вы не были так нетерпеливы, то насладились бы замечательным зрелищем, застав на укромной поляне Марго с нашим общим знакомцем Дегро.
— С Дегро? — изумился Посвистов и сразу же закусил губу; в этом не было ничего удивительного: ведь он сам передал недавно Марго таинственные слова Дегро.
От Брадлея не ускользнуло его замешательство.
— Да, это был Дегро. Только хитрая лиса этот Дегро: обставил свидание так, что не было слышно ни слова из разговора.
Посвистов прервал болтовню англичанина:
— Вы из-за этого вызывали меня?
— Почти.
— И Баталина тоже?
В глазах полковника вспыхнул враждебный огонек. Брадлей бросил на него удивленный взгляд.
— Баталина? Друга нашей Марго? Он мне совершенно не нужен.
— Да. Его вызвали анонимным письмом.
Брадлей покачал головой.
— Это странно. Тут работал еще кто-то третий.
Он замолчал, погрузившись в раздумье. Не проронив ни слова, они подошли к закрытому автомобилю, поджидавшему Брадлея.
— Садитесь, — лаконично распорядился англичанин.
За рулем сидел человек, лицо которого было совершенно закрыто кожаным шлемом.
Машина бесшумно сдвинулась с места и помчалась.
— Вы видали сегодня Дегро? — спросил Брадлей, тщательно закрывая занавески на окнах.
— Нет.
— Значит, увидите. Вы получите очень странное предложение: сыграть роль полицейского. Вы должны принять это предложение.
Посвистов не мог привыкнуть к тону, каким говорил с ним англичанин: раздражение поднялось у него в душе.
— Я не собираюсь ни фиктивно, ни в действительности быть полицейским.
— Это может сказать лишь независимый человек, — холодно отрезал англичанин. — Русский офицер, получающий деньги от большевиков, вынужден делать то, что ему прикажут.
Кровь бросилась в голову полковника. Он готов был кинуться на англичанина.
— Умерьте свой пыл, — остановил его Брадлей. — вы не мальчик, чтобы не знать, что деньги даром не даются. Дегро — агент большевиков, а значит и вы, раз вы обязались письменно исполнить его четыре поручения. Итак, вы примете предложение Дегро и в ближайшее воскресенье займете пост на улице Удино… Вам лучше довериться мне, полковник, — более мягко продолжал англичанин. — Работая со мной, вы спасете себя и своего генерала. Больше я вам ничего не скажу. Потом узнаете все. Терпение.
Человеку, припертому к стене, приходится быть сговорчивым. Посвистов понял безвыходность своего положения: он оказался между двух сильных организаций, ведущих беспощадную борьбу, и ему не оставалось ничего, как до поры до времени подчиняться той и другой.
X. На балу инвалидов
Посвистов скучал среди веселья.
Святочный бал-маскарад инвалидов, как и все русские балы в Париже, был попыткой создания русского кусочка быта.
Громадная елка горела разноцветными огнями, и на ней колебались бумажные флажки — громадная коллекция флагов от императорских до значков всех русских городов включительно.
Преобладали русские костюмы. В пестрой толпе под масками сновали бояре, боярыни, задорные малороссиянки в сафьяновых черевиках с монистами из золоченого и посеребренного картона, парубки, черкесы, казачки и казаки; среди масок были даже черемисы, представители мордвы и других народностей, населяющих Россию.
Звенели балалайки, заливались гармоники. Шум веселья заполнил громадный зал, украшенный киосками в русском стиле.
Все это, хотя и напоминало о России и русском, но в то же время было жалкой попыткой создать иллюзию минувшего, близкого и дорогого. Посвистову сперва почудилось, что он попал на ярмарку где-нибудь в Поволжье; но не хватало синего неба наверху, золотой ласки родного солнца, и иллюзия сразу же пропала. Блеск лампионов на потолке был жалкой заменой солнечного света и лишь подчеркивал убожество мишуры, пытавшейся заменить настоящий быт.
«Мы носимся с мишурой, воображая, что храним родные заветы и делаем русское дело», — думал Посвистов, бродя по шумным залам.
Он искал Марго, но ее не было. Полковник прошел в буфет.
У стойки закусывали несколько знакомых офицеров. Посвистов подошел к ним.
Его приветствовали довольно сдержанно. Панов, бывший казачий офицер, даже посторонился, когда Посвистов встал рядом с ним. В пожатиях рук, которыми обменялся полковник с компанией, не было братской теплоты. Посвистов вспомнил поведение Черноярова, когда он вошел в кабинет после памятного обморока, и сопоставил с холодностью этой встречи.
«Что с ними? — пронеслось в мозгу. — Неужели подозревают?»
Он спросил рюмку водки.
— Господа, я, кажется, помешал вам? — спросил он. — До моего появления у вас было весело.
От него не укрылся быстрый взгляд, которым обменялись Панов и бывший штаб-ротмистр Черненко. Во взгляде этом было предостережение.
Панов ответил:
— Полно, как ты можешь помешать нам? Говорили о всяких пустяках.
Черненко спросил равнодушным тоном:
— Бают, тебе повезло, хлопче? Богатым стал?
Горячая волна ударила Посвистову в голову.
— Верно. Выиграл несколько тысяч в карты. Слепое счастье. — выдавил он нехотя.
— Н-да…
Опять переглянулись и замолчали. Будь они уверены в правдивости его слов, потребовали бы спрыснуть удачу.
Лучше было уйти отсюда, но Посвистов не мог найти подходящего предлога. Он чувствовал себя неловко и злился в душе.
— Господа, не спрыснуть ли нам мою удачу? — предложил он, чтобы нарушить неловкое молчание. — Я полагаю, вам не повредит пара-другая рюмок.
И понял, что сделал еще большую неловкость.
— Спасибо, — живо отозвался Панов и прикрыл рукой свою рюмку, — я лично уклоняюсь от выпивки: мы изрядно уже вонзили в себя всякого добра.
Черненко тоже отказался от угощения. Оба они расплатились и ушли. У стойки остался только молодой высокий штаб-ротмистр Быстрицкий, допивавший бокал вина.
— Какая муха их укусила? — спросил Посвистов, ощущая краску досады на лице.
Быстрицкий замялся.
— Не знаю… Впрочем, Посвистов, мне кажется, будет лучше сказать вам… О вас пущен очень странный слух…
— Какой? — насторожился Посвистов.
— Сказать — значит оскорбить вас. Я не люблю передавать слухи, тем более, что сам только что услышал его. Спросите у Панова.
И допив вино, Быстрицкий удалился, сухо поклонившись Посвистову.
В маленькой гостиной за чаем сидела компания почетных гостей.
Ветераны войны и борьбы с большевиками — седовласые генералы, полковники и атаманы — сплотились в тесный кружок. Молодцеватая фигура генерала Кутепова выделялась среди них. Лицо, полное энергии, с седеющей бородой, подстриженной так, как подстригал ее умученный большевиками последний русский император. Серые глаза светились решимостью и силой воли.