Широкоплечий полный атаман, прославившийся и ратными делами, и обширными романами, мечтательно говорил о будущем России:
— Я верю, что скоро настанет конец торжеству шайки хищников в Кремле. Как это произойдет — трудно сказать. Но я верю, что в одно прекрасное утро солнце встанет над свободной Россией.
— Мы все мечтаем об этом, вот уже скоро двенадцать лет, — прервал его седоусый полковник саратовских гусар. [1] — Но, чтобы солнце взошло в одно прекрасное утро над свободной Россией, нужно, чтобы мы не сидели сложа руки.
— Пока Европа не перестанет якшаться с большевиками, нам делать нечего, — вставил еще кто-то.
— Поправьте: Англия, — раздалась суровая реплика со стороны генерала Кутепова. — Россия вздохнуть свободно может лишь тогда, когда Англия вынуждена будет разжать свои стальные тиски, которыми она захватила политику Европы.
— Вы так думаете, генерал? — безразлично осведомился седоусый полковник.
— Да, я так думаю, — сурово сверкнул глазами генерал. — Англия не теряет надежды колонизировать Россию, и ослабление ее мощи на руку только англичанам. Впрочем, о слабости России даже сейчас говорить преждевременно, господа…
— Как, вы находите, что мошенники… — начал было изумленный полковник.
— Мошенники, ограбившие Россию, создали сильную армию. Не забудьте, господа, что наш покойный Верховный Вождь подписался под собственными словами: «Красную армию я считаю русской армией». Заслуга этой армии перед Россией велика: она отстояла и сохранила территорию России и стойко отражает всякие покушения на нее со стороны наших квазидрузей европейцев. Штыки красной армии в любой момент могут стать просто русскими штыками… Это лучше всего сознают англичане и больше всего боятся, чтобы красная армия не забрела в Индию. А из газет мы знаем, что большевики деятельно разрабатывают план похода на Индию. Я…
Генерал оборвал на полуслове, точно спохватившись, что коснулся какой-то интимной темы, которую не следовало затрагивать.
— Я полагаю, что вообще не стоит говорить о политике, — поправился он и добродушно улыбнулся.
Никто не заметил ничего странного в поведении генерала. Только Посвистов, стоявший в отдалении, вздрогнул от внезапной мысли, точно молния озарила его сознание: слова генерала установили недостающую связь между обрывочными фразами, подслушанными в кабинете ресторана.
Поход на Индию. Вот причина особенной тревоги Брадлея и ВКБЕ.
Взволнованный ушел Посвистов из маленькой гостиной. Он снова прошел в буфет и выпил рюмку коньяку — необходимо было успокоить волнение.
За маленьким столиком в углу, в компании со знаменитым русским писателем и каким-то молодым человеком, сидел Баталин. Сердце Посвистова забилось радостью — значит, где-то здесь и Марго. Он поклонился коммерсанту. Тот широким жестом пригласил его к столу.
Посвистов подошел, но не сел. Маленькие, почти калмыцкие, но проницательные и сверкающие живыми огоньками глаза писателя точно пронзили его.
«Если бы нарядить его в тюбетейку, — подумал про писателя Посвистов, — вышел бы татарин из Казани».
Он отклонил радушное предложение Баталина разделить компанию и ускользнул в зал: там, среди масок, несомненно была Марго.
Он снова вмешался в толпу. Маски окружили его. Перебрасывались с ним шутливыми фразами. Посвистов чаял услышать знакомый голос — этот голос он узнал бы среди тысяч голосов.
Но ожидания его были напрасны. Марго или не было, или она не желала подать о себе вести.
Посвистов прошел в малый зал, где был представлен уголок Кавказа — шашлычная и кофейная на фоне декораций, изображавших горы.
Разочарованный, он опустился на диван и потребовал кофе.
И в этот момент, когда мальчуган, наряженный татарчонком, бросился исполнять его заказ, в комнату вошел Дегро в сопровождении маски, одетой аркадской пастушкой.
Посвистов отвернулся, не желая, чтобы Дегро узнал его. Негоциант, увлеченный разговором с пастушкой, прошел мимо и занял место рядом, за громадным розовым кустом.
— Вы должны дать мне немедленно ответ, — донеслась до слуха полковника речь Дегро.
— Вы неосторожны, Дегро, — остановила его пастушка, и Посвистов узнал голос Марго. — Здесь сотни ушей. Я сказала вам, что не могу пока сказать ни да, ни нет. И не задерживайте меня — здесь я принадлежу только себе и моему покровителю.
Маска выпорхнула, но моментально овладела собой.
— Идите за мной, — еле слышно проронила она.
Посвистов не заставил себя просить. Кинув мальчику монету, он вскочил с дивана и вышел вслед за аркадской пастушкой.
Он нагнал ее в толпе и взял осторожно за руку.
— Марго, это вы?
— Тсс, — приложила она палец к губам. — Не называйте меня по имени… Ждите здесь… Когда увидите красное домино с розой в руке, подойдите к нему…
И она исчезла в толпе.
Мимо прошел Дегро. Негоциант и виду не подал, что знает полковника. Это внесло облегчение в душу Посвистова: говорить с Дегро было бы для него сейчас пыткой.
Он подошел к киоску, изображавшему русскую избу. Известная актриса торговала здесь шампанским — несуразность, рассмешившая полковника.
— Квас был бы более уместен вашему павильону, — сказал он.
— Во время монархии, — смеясь, ответила актриса. — А теперь революция изменила порядок вещей: каждый мужик на Руси пьет шампанское. Налить бокал?
— Бравый военный угостит, конечно и меня, — раздался голос Марго рядом. Посвистов оглянулся: его держало под руку красное домино.
— Однако, вы прытки, маска, — поддержал маскарадный тон Посвистов. — Ничего не поделаешь — налейте нам.
Марго чокнулась с ним и шепнула:
— Я очень сердита на вас. Куда вы пропали утром?
Рядом вертелся какой-то арлекин, и Посвистов счел благоразумным не ответить на вопрос. Он заплатил за вино и увлек Марго в гущу танцующих.
— Я требую пояснений, — сказала Марго, прижимаясь к нему.
Посвистов рассказал ей все, что произошло утром. Марго закусила нижнюю губу, чуть не до крови.
— Значит, была устроена… как это говорится? Облава? Кажется, так?
Посвистов кивнул головой.
Он чувствовал теплоту ее тела сквозь мягкий шелк просторного домино, закрывавшего ее до пят. Гибкие, упругие формы, казалось, трепетали, соприкасаясь с ним, вливая огонь в его кровь. Огнем дышали и ее губы, ярко-пунцовые, пухлые и сладострастные…
Посвистов крепко прижал ее к себе. Лица их почти соприкасались. Марго не протестовала, только дрогнули ее тонкие ноздри, напоминавшие лепестки чайной розы.
— Марго, — прошептал Посвистов, — я без вас не могу жить.
— Сумасшедший, — улыбнулась она, испытывая острое наслаждение и от его слов, и от его близости.
Их губы готовы были слиться в поцелуе. Они забыли об окружающих. Все же Марго опомнилась первая: отклонилась от жадных зовущих губ Посвистова.
— Нельзя себя вести так легкомысленно, — усталым голосом прошептала она. — Я больше не могу танцевать.
И выскользнула из его объятий. Посвистов, пошатываясь, точно пьяный, вышел из толпы.
Арлекин, вертевшийся возле киоска-избы, снова попался навстречу. Он обежал вокруг, кривляясь и визжа, и исчез в толпе.
Посвистов увел свою даму в уголок, изображавший грот «Спящей царевны». Это была декоративно воспроизведенная иллюстрация к сказке Пушкина. Не было только хрустального гроба и самой царевны в нем.
— Марго… моя Марго… — усаживая ее на маленькую скамью и опускаясь рядом, страстно произнес Посвистов. — Сегодня я — самый счастливый человек в мире.
Она не уклонилась от поцелуя. Несколько секунд они пили блаженство.