Вместе с фейерверкером прапорщик обошел батарею, Уцелели всего три пушки. Земляные брустверы были снесены снарядами, обнажился бетон.
С профессиональным интересом Звонарев тщательно рассматривал все повреждения. Солдаты с удивлением следили, как он ползал на коленях и ощупывал в бетоне воронки от снарядов, измеряя их глубину и диаметр.
— Ну, вот что, ребята, довольно по казематам сидеть. Аида починять платформы и брустверы! — скомандовал Звонарев.
Вскоре все здоровые и легкораненые засыпали выбоины и исправляли орудийные платформы.
Звонарев прошел на командный пункт, который, как и на Залитерной, представлял собою броневую башенку с прорезью впереди. Сквозь нее виднелись два ряда стрелковых окопов с проволочными заграждениями. Далеко внизу копошились темные фигурки японцев. Вечерело. Солнце склонялось к вершинам синеющих вдали Волчьих гор. В долинах уже легла вечерняя тень. Бомбардировка стихала. Потянуло прохладой. В тылу задребезжали подъезжающие кухни. Наступала тревожная, полная неожиданностей ночь.
Когда Звонарев вернулся на батарею, в темноте показалась крупная фигура Борейко.
— Что у вас тут делается? — справился он.
Звонарев подробно доложил.
— Темно очень, при ручных фонарях работать приходится. Прожектор не действует, — заключил он доклад.
Один из солдат сообщил:
— Вчера днем на батарею прислали какую-то диковинную пушку-короткая, медная, на жабу похожа. Сказывали — для освещения, вместо ракет. Только никто не поймет, как ею пользоваться.
— Где она? — спросил Борейко.
Из крайнего каземата вытащили маленькую медную пушчонку на деревянном лафете.
— Полупудовая, гладкостенная, с дула заряжающаяся мортира для стрельбы брандскугелями-зажигательными снарядами, — определил Борейко. — Снаряды к ней есть?
— Так точно! Диковинные такие-два железных донышка, соединенных прутиком, а внутри невесть чтопо цвету серое да едкое.
— Такими снарядами полвека назад в Севастополе стреляли по деревянным морским кораблям и крепостным постройкам, чтобы их поджечь.
— Нельзя ли ее сейчас попробовать? — попросил Звонарев.
— Только где-нибудь подальше от батареи, чтобы не навлечь на нее огня японцев.
Мортирку на руках снесли в сторону и установили за Китайской стенкой. Затем в дуло насыпали пороху, забили бумажным пыжом и вставили бочкообразный брандскугель. В запальное отверстие вложили запальную деревянную трубку и при помощи длинной палки с горящим фитилем на конце-пальника-подожгли.
Мортирка выпалила со страшным грохотом и перевернулась навзничь. Брандскугель огненным шаром с шипением взвился к небесам, довольно хорошо освещая местность. Описав крутую траекторию, он огненным ядром упал в расположение японцев. Оттуда донеслись вопли ужаса, а вслед затем затрещал частый ружейный огонь. Артиллеристы закричали от восторга.
— Не пондрадилось, видать, японцу наше угощение. Жареным мясом запахло! Нельзя ли, вашбродь, еще» кухню» им послать?
Но поручик не разрешил и направил всех обратно на батарею.
Вскоре с тыла донеслось громкое пение, сопровождаемое молодецким посвистом:
Солдатушки, браво, ребятушки!
А где ваши жены?
— Наши жены — пушки заряжены,
Вот где наши жены!
— Наши топают, — узнал Борейко разбойничий свист Блохина.
Он не ошибся. На батарее появились Жуковский с Гудимой, а за ними подошла вся рота.
— Я с Алексеем Андреевичем останусь здесь, а вас с Сергеем Владимировичем попрошу с первым взводом отправиться не. Залитерную, — решил капитан, выслушав доклад Борейко.
— Слушаюсь! Первый взвод ко мне! Пошли на свою батарею! — скомандовал Борейко.
На Залитерной было гораздо спокойнее, чем на батарее литеры Б. Ружейные пули сюда не залетали, снаряды попадали реже.
Вдоль батареи были разложены костры, около которых грелись солдаты. С приходом утесовцев все оживились. Всю ночь до рассвета артиллеристы приводили в порядок орудия и блиндажи. Звонарев с Лебедкиным, Смекаловым и Юркиным налаживали поврежденный прожектор, электрическое освещение, исправляли водопровод, мастерили козырьки над орудиями для маскировки. Перед рассветом появилась усталая Варя.
— Сережа, по твою душу пришли! — закричал Борейко, увидев ее.
— Я так устала, что валюсь с ног, — пожаловалась Варя. — Высоких умер полчаса назад, Садыков лежит без сознания, у Соломонова сложный перелом обеих ног.
— Жаль Высоких, — вздохнул Борейко. — Идите-ка, прекрасная амазонка, спать в наш блиндаж, — смилостивился он. — На сон грядущий вас перекрестит и поцелует ваш ненаглядный Сереженька.
— Медведь, пощадите, я так утомлена, что не могу вас наградить оплеухой за вашу дерзость.
Звонарев отвел девушку в свой блиндаж.
Работы продолжались всю ночь. Уже засерел восток, когда сон окончательно свалил всех. Люди заснули где придется, подложив под себя шинели или прямо на земле.
— Вставать! Японец лезет на штурм! — оглушительно рявкнул Борейко. — К орудиям, зарядить картечью!
На батарее сразу зашевелились. Солдаты, протирая глаза, бежали по своим местам.
Захлопали орудийные замки, задвигались хоботы орудий. Номера торопливо подносили из погреба картечь и картузы с порохом.
— Готово! — один за другим докладывали фейерверкеры.
— Следи за гребнем; как там появятся японцы-так и бей! Сережа, останешься на батарее, а я буду на наблюдательном пункте, — распорядился поручик.
Звонарев осмотрелся. Солнце едва взошло, в лощинах еще лежала предрассветные тени. Где-то за горой слышалась сильная ружейная перестрелка, прерываемая беспорядочными орудийными выстрелами. Издали доносился протяжный крик — не то «ура», не то «банзай». Когда первая суета улеглась, солдаты настороженно стали оглядываться по сторонам, разыскивая врага. Но ни спереди, ни справа, ни слева никого не было видно.
— Ващбродь, разрешите выслать вперед людей японца постеречь! — попросил Блохин.
Прапорщик отправил несколько человек налево от позиций, а сам вышел на дорогу к батарее литеры Б. Она вся была окутана дымом и пылью, сквозь которую то и дело вспыхивали молнии выстрелов. На подступах к батарее виднелись густые японские цепи, сметаемые картечью. За батареей беспорядочно столпились ушедшие из скопов стрелки. Было хорошо видно, как офицер наспех выстраивал их для контратаки.
— На «литербе» японский флаг! — закричал Блохин.
Среди батареи на бруствере колыхалось белое полотнигде с красным кругом посредине.
— Вашбродь! — подбежал к прапорщику телефонист Юркин. — Поручик приказали идти на выручку.
Не успел Звонарев сообразить, что ему делать, как Блохин и десятка два солдат уже бежали с винтовками наперевес по дороге к атакованной батарее. Артиллеристов нагнала рота стрелков из резерва. Но японцы уже отошли от батареи. Первое, что прапорщик увидел, был раненный в ногу Гудима. Он наскоро перевязывался с помощью своего делщика. Жуковский суетился около орудий, стараясь наладить стрельбу. Потерь не было.
— Счастливо отделались! — превозмогая боль, говорил Гудима. — Стреляли на картечь до последнего, а когда хватились ружей, — то они оказались в казематах, — спасибо стрелки выручили.
— Трусы, опозорили наш Утес! — ругался Блохин. — Мы под Цзинджовой держались до конца и отступили, лишь когда никого уже на позиции не осталось.
— Тебе хорошо было на Залитерной, а нас здесь окружили, и не особенно хотелось, чтобы нам выпустили кишки, — оправдывался Лепехин.
Жуковский приказал Звонареву обстреливать японцев во фланг из расположенных на левом фланге полевых пушек.