Вдруг я услышал сильный шумвцеркви.Ябыстровошелтудаи
увидел рабочего, который усиленно отбивался от своих товарищей втовремя,
как женщины показывали ему кулаки и грозили.
Несчастный бросилсвойпечальныйтрудиотправилсянаещеболее
печальное зрелище - на казнь Марии Антуанетты. Опьяненный своимикрикамии
криками других, видом пролившейся крови, он вернулся в Сен-Дени и подойдяк
Генриху IV, опиравшемуся на колонну и окруженномулюбопытными,скажудаже
поклонниками, обратился к нему с такими словами.
- По какому праву остаешься здесь ты, когда обезглавливаюткоролейна
площади Революции?
И в ту же минуту, схватив левой рукой бороду, он оторвал ее,аправой
дал пощечину королевскому трупу.
С сухим треском, подобным треску брошенного мешка с костями, трупупал
на землю.
Со всех сторонподнялсястрашныйкрик.Можнобылоещеосмелиться
нанести такоеоскорблениекакому-нибудьдругомукоролю,нооскорбление
Генриху IV, другу народа, являлось оскорблением самому народу.
Рабочий,которыйсовершилэтосвятотатство,подвергалсяочень
серьезной опасности, когда я поспешил к нему на помощь.
Как только он увидел, что может найти во мнеподдержку,онобратился
ко мне за покровительством. Но, не отказывая ему в этомпокровительстве,я
все же хотел указать, что он совершил подлый поступок.
- Дети мои, - сказал я рабочим, - бросьте этого несчастного; тот,кого
он оскорбил, занимает там, на небе,слишкомвысокоеположение,чтобыне
просить у Бога для него наказания.
Затем, отобрав у него бороду, которую он оторвал оттрупаивсееще
держал в левой руке, я выгнал его из церкви и объявил ему, что он большене
принадлежит к той партиирабочих,которыеработаютуменя.Возгласыи
угрозы товарищей преследовали его до самой улицы.
Опасаясь дальнейших оскорблений ГенрихуIV,явелелотнестиегов
общую могилу, но и там труп был встречен с почестями. Егонебросили,как
других, в общую кучу, а опустили, тихонько положили и заботливоустроилив
одном углу; затем благочестиво покрыли слоем земли, а не известью.
День кончился, и рабочие ушли, остался одинсторож.Этобылславный
малый, которого я поставил из опасения, чтобы ночью непроникливцерковь
для новых изуверств или для новых краж; сторож этот спал днем исторожилс
семи вечера до семи часов утра.
Ночь он проводил на часах, стоя или прохаживаясь, чтобы согреться,или
присаживался к костру,разведенномууоднойизсамыхблизкихкдвери
колонн.
Все в церкви носило отпечатоксмерти,иразрушениепридавалоэтому
отпечаткуещеболеемрачныйхарактер.Могилыбылиоткрыты,иплиты
прислонены к стенам. Разбитые статуи валялись наполуцеркви;тамисям
раскрытые гробы вернули своих мертвецов, которые думали встать изнихлишь
в день страшного суда.
Разбитые статуи валялись наполуцеркви;тамисям
раскрытые гробы вернули своих мертвецов, которые думали встать изнихлишь
в день страшного суда. Все это давалопищудляразмышленийдлясильного
ума, слабый же ум наполняло ужасом.
К счастью, сторож не отличался умом вовсе. Это был простой человек.Он
смотрел на все эти обломки так же, как смотрел бы на лес во время рубкиили
какнаскошенныйлуг,итолькосчиталночныечасы,прислушивалсяк
монотонному бою башенных часов, кэтомуединственномуцеломупредметув
разрушенной церкви.
В тот момент, когда пробила полночь и когда еще дрожалпоследнийудар
часов вглубинемрачнойцеркви,онуслышалсильныекрикисостороны
кладбища. То были крики о помощи.
Когда первый момент изумления прошел, он взял лом иподошелкдвери,
соединявшей церковь с кладбищем,нокогдаоноткрылдверьиотчетливо
заметил, что крики исходят из могилы королей, тонерешилсяидтидальше,
запер дверь и побежал будить меня в гостиницу, в которой я жил.
Я не хотел сначалаверить,чтокрикиопомощимогутисходитьиз
королевской могилы, но так как я жил против церкви, то сторожоткрылокно,
и среди тишины, нарушаемой только дуновением зимнего ветра, ядействительно
услышал протяжные жалобные стоны, которые, казалось, не похожи былинавой
ветра. Я поднялся и отправился со сторожем в церковь. Когда мыпришлитуда
и заперли за собой дверь, то услышали жалобные крики более отчетливо.
Ктомужеопределить,откудараздаютсяэтизвуки,былолегко,
поскольку дверь кладбища,которуюсторожплохозасобойзакрыл,опять
открылась за ним. Итак, эти стоны шли действительно с кладбища.
Мы зажгли два факела и направились к двери.Нопокамыподходилик
ней, сквозной ветер, дувший снаружи внутрь, задувал их.Японял,чтотут
нам с нашими факелами будет не пройти, а раз мы будем накладбище,тонам
не придется уже больше сражаться с ветром. Кроме факелов я велел зажечьеще
и фонарь. Факелынашипотухли,нофонарьгорел.Мыпрошлипроливи,
очутившись на кладбище, зажгли факелы, и ветер пощадил их.
По мере того как мы продвигались, стоны замирали и в туминуту,когда
мы подошли к краю могилы, совсем замерли.
Мы встряхнули нашифакелыиосветилиогромноеотверстие,исреди
костей на слое извести и земли, которымиихзасыпали,барахталосьчто-то
безобразное.
Это что-то походило на человека.
- Что с вами и что вам надо? - спросил я у этой тени.
- Увы! - прошептала тень. -Ятотнесчастныйрабочий,которыйдал
пощечину Генриху IV.
- Но как ты сюда попал? - спросил я.
- Вытащите меня сначала, господин Ленуар, потому что я умираю, азатем
вы все узнаете.