Ибостаршаяизвверенныхему
узниц приходилась супругой его величеству Людовику Наваррскому, восшедшему
ныне на престол. "Вот теперь и стереги королевуФранции",-шепталпро
себя комендант крепости.
Не так-то просто состоять тюремщиком при особах царствующегодома;и,
пожалуй, самые скверные часы в своей жизни провел комендант РоберБерсюме
по милости двух наголо обритыхузниц,которыхдоставилисюдавконце
апреля под эскортом сотни лучников воглавесАлэномдеПарейлем,на
повозках, обтянутых черной материей. Пустьпольщенотщеславие,нозато
сколько тревог, сколько хлопот! Две молодые женщины, такиемолодые,что,
как бы они там ни нагрешили,невольноподдаешьсячувствужалости...и
красивые, даже в уродливых своихрубищах,такиекрасивые,чтотрудно,
встречаясь с ними изоднявденьвтечениесемимесяцев,сохранять
спокойствие. Соблазнят ли они кого-нибудьизстражников,убегутлииз
темницы,повеситсялиоднаизних,подцепятлиобекакую-нибудь
смертельную болезньиливнезапнопроизойдетвихсудьбенеожиданный
поворот (с этими придворными интригамивсегожди!)-вовсехслучаях
виноват будет он, виноват,чтообращалсяснимислишкомсуровоили,
наоборот, слишком мирволил им - словом, покуда они здесь, наповышениев
должности рассчитывать нечего. А ведь ему,какикапеллану,узницами
стражникам, ничуть не улыбается мысль окончить свои дни и своюкарьерув
этойцитадели,обвеваемойвсемиветрами,окутаннойвсемитуманами,
построенной с расчетом на две тысячи солдат и насчитывающей в своих стенах
только полтораста, в этой цитадели,возвышающейсянаддолинойСены,в
проклятом этом краю, где даже война обходит их стороной.
"Тюремщик королевы Франции, -твердилпросебякомендант,-этого
только не доставало".
Никто не молился,нокаждыйссамойбогомольнойминойследилза
службой, думая о себе и о своих делах.
- Requiem aeternam dona eis Domine... [вечный покойдайему,Господи
(лат.)] - выводил капеллан нараспев.
Творя заупокойныемолитвы,капелланснеистовойзавистьюдумало
счастливой доле тех священнослужителей, что, облачившись вбогатыеризы,
отправляют сейчас ту же заупокойнуюслужбуподгулкимисводамисобора
Парижской Богоматери. Опальный доминиканец, мечтавший в свое времязанять
постВеликогоинквизитора,печальнооканчивалсвоиднивкачестве
капеллана при узилище. И он тожеспрашивалсебя,непеременитсялик
лучшему при новом царствовании его злосчастная судьба.
- Et lux perpetua luceat eis...[О,светенемеркнущий...(лат.)]-
подхватил комендант крепости, с завистьюпредставляясебе,какгарцует
сейчас наконевоглавепогребальнойпроцессиисчастливчикАлэнде
Парейль, капитан королевских лучников.
..[О,светенемеркнущий...(лат.)]-
подхватил комендант крепости, с завистьюпредставляясебе,какгарцует
сейчас наконевоглавепогребальнойпроцессиисчастливчикАлэнде
Парейль, капитан королевских лучников.
- Requiem aeternam... Выходит, даже по чарочке не поднесут?-спросил
вполголоса стражник попрозвищуТолстыйГийомупомощникакоменданта
Лалэна.
А две пленные принцессы старались не проронить ни слова,боясьвыдать
свою великую радость.
Конечно, в этот день во многих церквахФранциимногиелюдиискренне
оплакивали кончину короляФилиппа,нобольшинствонесумелобыдаже
объяснить, какое именно чувство источает изглазихслезы:простоони
хоронили короля, под властью которого жили, ивместесушедшимкоролем
ушла их молодость.
Но не в тюрьме Шато-Гайар следовало искать подобных чувств.
Едва лишь заупокойная месса окончилась,МаргаритаБургундскаяпервая
шагнула к коменданту.
- Мессир Берсюме, яжелалабыпоговоритьсвамиовесьмаважных
предметах, касающихся и вас лично, - произнесла она, пристально глядяему
в глаза.
Когда Маргарита Бургундская погружала свой взгляд взрачкитюремщика,
он всякий раз испытывал непонятное смущение, а сегодня и подавно.
Берсюме невольно потупил глаза.
- Я выслушаю вас позже, мадам, - сказал он,-толькообойдудозором
крепость и сменю караул.
Потом, обратясь к своему помощнику Лалэну,приказалемупрепроводить
принцесс обратно в башню и, понизив голос до полушепота, велел вестисебя
сугубо осторожно.
В башне, служившей узилищемМаргаритеиБланке,имелосьвсеготри
высоких круглых залы, расположенных друг над другом и схожих до мелочей, -
в каждой был камин с колпаком, сводчатый потолок покоился на восьми арках;
комнаты эти были связаны между собойвинтовойлестницей,проложеннойв
толще стены. В нижней зале дежурила стража-тасамаястража,которая
доставляла капитану Берсюме столько тревог изабот,которуюприходилось
сменять каждые шесть часов и которую, к великому его ужасу, в любоевремя
могли подкупить, ввести в соблазн или одурачить. Маргариту держали взале
второго этажа, а Бланку - третьего. На ночь запираласькрепкаядверьна
середине лестницы, разделявшая покои принцесс, в дневное же время имбыло
дано право общаться между собой.
Когда Лалэн ввел узниц в башню, они не обменялись ни словом, обе ждали,
чтобы затих шум его шагов, привычный скрип петель и скрежет замков.
Толькотогдаониосмелилисьпереглянутьсяивневольномпорыве
бросились в объятия друг другу.
- Умер! Умер! - сорвалсясихгубликующийкрик.Счастливыйсмех
сменялсярыданиями,оникричали,обнимались,плясалиотрадостии
твердили:
- Умер! Умер!
Затем обе сорвали ненавистные холщовые чепцы и соблегчениемтряхнули
кудрями, короткими кудрями, не успевшими еще отрасти за полгодатюремного
заключения.