Если бы предупредила, я бы все равно на ней женился и довольствовался бы тем, что нас будет двое...
- Она вас любила?
- Я думал, да.
- Но однажды вы заметили, что ошибались?
- Да.
- Когда?
Он ответил не сразу. Казалось, вдруг столкнулся с серьезной нравственной проблемой и обдумывал ее. Мегрэ его не подгонял.
- Полагаю, - прошептал наконец Мартон, - вы провели расследование? Если вы послали человека следить за мной в магазине, то другого должны были направить на авеню Шатийон.
- Совершенно верно.
- В таком случае буду говорить откровенно. И на заданный вами вопрос отвечаю: два года назад.
- Иначе говоря, примерно в то же самое время, когда к вам переехала жить свояченица, вы поняли, что жена вас не любит и никогда не любила?
- Да.
- Вы могли бы мне объяснить, почему вы так решили?
- Это просто. До знакомства со свояченицей, которая жила в Америке вместе с мужем, я не всегда бывал счастлив в семейной жизни, но считал, что счастлив, насколько это возможно. Понимаете? Иными словами, я считал свои разочарования неизбежными, воображая, будто все мужчины переживают то же самое. Короче, Жизель женщина, и я считал присущие ей недостатки свойственными всем женщинам. - Он по-прежнему тщательно подбирал слова, выделяя некоторые из них интонацией. - Как и все, полагаю, я мечтал об определенной форме любви, союза, слияния - называйте это как хотите, и после нескольких лет или месяцев пришел к выводу, что этого не существует.
- То есть не существует любви?
- Во всяком случае, такой любви.
- В чем вы упрекаете жену?
- Пожалуй, не очень порядочно говорить то, чего вы от меня добиваетесь, но, если я не отвечу искренне, вы опять сделаете ложные выводы. Например, сегодня я знаю, что Жизель уехала из Руана, от семьи, движимая только честолюбием. Не любовью к человеку, за которым она в то время последовала и который, по ее рассказам, бросил ее через несколько месяцев. Этот человек был для нее первой ступенькой, это был Париж. Даже если бы он ее не бросил, она все равно прожила бы с ним недолго.
Любопытно было слушать, как он это говорит: без возбуждения, бесстрастно, словно рассматривая отвлеченный пример, стараясь излагать суть дела точно и четко.
- Вот только она полагала, что все пойдет гораздо быстрее. Она была молода, хороша собой, привлекательна и не ожидала, что придется бегать из одной конторы в другую и выискивать в газетах объявления в рубрике "Требуются на работу", чтобы в конце концов получить место продавщицы в отделе белья универмага.
- А разве вы сами не честолюбивы?
- Это другое дело. Дайте мне досказать про нее. По вечерам она встречалась с коллегами, в основном начальниками отделов, но или все они были женаты, или же не предлагали ей выйти замуж. В тот момент, когда она почувствовала, что начинает стареть, на сцене появился я. Опыт подсказал ей, что на худой конец я вполне приемлемый вариант, и она сделала все необходимое.
- То есть?
- Убедила меня, что любит. Несколько лет я думал только о нашей семье, о том, что называл нашим гнездышком, о нашем будущем. Она казалась мне холодной, но я утешался мыслями, что женщины, которые таковыми не кажутся, просто притворяются. Я знал, что она скуповата, даже жадна, но убеждал себя, что таковы все женщины.
- Вы были несчастны?
- У меня была работа.
Она над ней смеялась, называла меня маньяком, стыдилась, как я теперь знаю, что вышла за человека, занимающегося детскими игрушками. Она нашла себе получше.
Мегрэ догадывался, что последует за этой фразой.
- Что вы хотите сказать?
- Она познакомилась с мужчиной, который некоторое время работал в магазине, с неким Морисом Швобом. Не знаю, любит ли она его. Возможно, любит. Как бы то ни было, он позволил ей сделать еще один шаг наверх, и шаг большой. Он женился на бывшей актрисе, долгое время жившей на содержании и накопившей много денег...
- По этой причине ваша жена и не подала на развод, чтобы затем выйти за Швоба?
- Полагаю, да. Как бы то ни было, они вместе открыли магазин на деньги старухи.
- Вы считаете, они любовники?
- Я это знаю.
- Вы за ними следили?
- Любопытство свойственно мне не меньше, чем другим.
- Но и вы, вы тоже не подали на развод?
Мартон не ответил. Казалось, они зашли в тупик.
- Это положение уже существовало к моменту приезда вашей свояченицы?
- Возможно, но мои глаза еще не открылись.
- Вы мне сказали, что поняли, уже когда ваша свояченица жила с вами на авеню Шатийон. Что вы поняли?
- Что существуют женщины другого типа, такие, о которых я всегда мечтал.
- Вы ее любите?
- Да.
- Она ваша любовница?
- Нет.
- Как бы то ни было, вы порой встречаетесь с ней тайком от вашей жены?
- Вы и это знаете?
- Я знаю, что есть такой маленький ресторанчик, который называется "Нормандская дыра".
- Это правда. Дженни часто приходит туда в мой обеденный перерыв. А моя жена почти всегда сопровождает Швоба в более шикарные заведения. Она уже не принадлежит к нашему миру, понимаете? - Последнее слово часто появлялось в речи Мартона, словно тот боялся, что Мегрэ упустит нить их разговора. - Понимаете?
- Ваша свояченица вас тоже любит?
- Думаю, начинает.
- Только начинает?
- Она по-настоящему любила мужа. Это была счастливая чета. Жили в Нью-Джерси, недалеко от Нью-Йорка, в красивом загородном доме. Эдгар погиб в результате несчастного случая, а Дженни попыталась покончить с собой. Однажды вечером она открыла газ... Ее едва успели спасти. Тогда, не зная, что делать, она вернулась в Европу, и мы ее приняли. Она еще носит траур. Никак не привыкнет носить одежду не черного цвета. Жизель над ней насмехается, советует бывать в обществе, веселиться, чтобы развеяться. А я, наоборот, стараюсь постепенно вернуть ей вкус к жизни...
- И вам удается?
Мартон покраснел, как подросток.
- Думаю, да. Теперь вы понимаете, почему мы с ней не любовники? Я люблю ее и уважаю. Не хотел бы ради эгоистического удовлетворения...
Интересно, стенографирует это Лапуэнт или нет? Если бы протокол допроса был официальным, Мегрэ, очевидно, выставил бы себя на посмешище.
- Дженни знает, что ее сестра желает вашей смерти?
- Я с ней об этом не говорил.
- Она в курсе вашего разлада?
- Она живет с нами. Заметьте, мы с женой никогда не ссоримся.