И еще - он не помнил никакого столь же непринужденного.
В этой женщине не ощущалось никакого человеческого чувства. Ни единой слабины.
Поставив локти на бювар, он вздохнул:
- Рассказывайте.
- Я снова легла, но никак не могла заснуть. Пыталась понять, что со мной случилось, и не понимала. У меня уже не было четкого представления о времени. Вы знаете, как это бывает. Кажется, что следуешь за мыслью, но в действительности в ее ходе появляются как будто провалы. Должно быть, я несколько раз забывалась сном. Один или два раза мне почудился шум, доносящийся снизу, шум, который производил мой муж, ворочаясь на кровати. По крайней мере, я так думала.
Один раз - уверена в этом - я уловила стон и решила, что ему снится кошмар. Это был не первый раз, когда он стонал и дрался во сне. Он мне рассказывал, что в детстве страдал лунатизмом, и приступы неоднократно повторялись, уже когда мы были женаты.
Жизель продолжала тщательно подбирать слова, говоря без эмоций, словно рассказывая где-то услышанную или вычитанную историю:
- В какой-то момент я услышала более громкий звук, как будто на пол упало нечто тяжелое. Мне стало страшно, и я не знала, стоит ли подниматься с постели. Я прислушалась, и мне почудился хрип. Тогда я встала, набросила халат и бесшумно направилась к двери.
- Вы не видели вашу сестру?
- Нет.
- И никаких звуков в ее спальне не слышали?
- Нет. Чтобы заглянуть в комнату на первом этаже, надо было спуститься на несколько ступенек, а я никак не могла решиться сделать это, осознавая грозящую опасность. Но все-таки, хоть и с неохотой, сделала это. Нагнулась...
- На сколько ступенек вы спустились?
- На шесть или семь. Я не считала. В мастерской горел свет, включена была только настольная лампа.
Ксавье лежал на полу на полдороге между его кроватью и винтовой лестницей. Выглядело это так, будто он полз и все еще пытался ползти. Он приподнялся на локте левой руки, а правую вытянул к револьверу, лежавшему сантиметрах в тридцати.
- Он вас видел?
- Да. Подняв голову, он с ненавистью смотрел на меня, лицо у него было искажено, на губах пена. Я поняла, что, когда он, уже слабея, с оружием в руке шел к лестнице, чтобы убить меня, силы его оставили, он упал, и револьвер отлетел за пределы его досягаемости.
Полуприкрыв глаза, Мегрэ ясно видел мастерскую, поднимающуюся к потолку лестницу и тело Мартона там, где он его нашел.
- Вы продолжили спускаться?
- Нет. Осталась на том же месте, не в силах отвести от него глаза. Я не знала точно, сколько сил у него осталось. Я была зачарована.
- Как долго он умирал?
- Не знаю. Он одновременно пытался схватить оружие и заговорить, выкрикнуть мне о своей ненависти.
В то же время он боялся, что я спущусь, схвачу револьвер и выстрелю. Очевидно, отчасти по этой причине я и не стала спускаться. Сама не знаю, я не думала... Он задыхался. Его сотрясали спазмы. Я подумала, что его тоже вырвет. Потом он издал вопль, его тело несколько раз дернулось, руки вцепились в пол, и наконец он замер в неподвижности. - Не отводя взгляд, она добавила:
- Я поняла, что все кончено.
- И тогда вы спустились, чтобы убедиться в его смерти?
- Нет. Я знала, что он мертв. Не могу сказать, почему я была так убеждена в этом. Поднялась к себе в спальню и села на кровать.
Поднялась к себе в спальню и села на кровать. Мне было холодно, и я накинула на плечи одеяло.
- Ваша сестра так и не вышла из комнаты?
- Нет.
- Однако вы только что сказали, будто он издал вопль.
- Совершенно верно. Она наверняка его слышала.
Не могла не слышать, но осталась в постели.
- Вам не пришло в голову вызвать врача? Или позвонить в полицию?
- Если бы в нашем доме был телефон, я, возможно, так и сделала бы.
- Который был час?
- Не знаю. Я даже не подумала посмотреть на часы.
Я все еще пыталась понять.
- Если бы у вас был телефон, вы бы не поставили в известность о случившемся вашего друга Харриса?
- Конечно нет. Он женат.
- Итак, вы, даже приблизительно, не знаете, сколько времени прошло между моментом, когда ваш муж умер у вас на глазах, и примерно шестью часами утра, когда вы пошли к консьержке позвонить? Час? Два часа? Три?
- Больше часа, в этом я готова поклясться. Но меньше трех.
- Вы ожидали обвинения в убийстве?
- Я не строила иллюзий.
- И задавались вопросом, что будете отвечать на вопросы, которые вам станут задавать.
- Возможно. Сама того не сознавая. Я много думала. Потом услышала знакомый стук мусорных бачков, которые тянут по мостовой в соседнем дворе, и спустилась.
- Опять-таки не встретив сестру?
- Да. По пути я коснулась руки мужа. Она уже остыла. Я поискала в телефонном справочнике ваш домашний номер и, не найдя его, позвонила в дежурную часть, попросив вас известить.
- После чего вернулись к себе?
- Со двора я увидела свет в окне сестры. Когда я открыла дверь, Дженни спускалась по лестнице.
- Она уже видела тело?
- Да.
- Она ничего не сказала?
- Возможно, сказала бы, если бы в дверь почти сразу не постучали. Это был ваш инспектор. - И после короткой паузы добавила:
- Если осталось немного кофе...
- Он остыл.
- Ничего.
Он налил ей, а заодно и себе.
За дверью кабинета, за окном продолжалась жизнь, повседневная жизнь, такая, какой ее организовали для своего спокойствия люди.
А здесь, в четырех стенах, был другой мир, трепет которого ощущался за каждой фразой, за каждым словом, мрачный и тревожный мир, в котором, однако, эта довольно молодая женщина чувствовала себя совершенно непринужденно.
- Вы любили Мартона? - спросил Мегрэ вполголоса, как будто помимо своей воли.
- Нет. Не думаю.
- Тем не менее вышли за него замуж.
- Мне было двадцать восемь. Все мои предыдущие попытки оказались неудачными.
- Захотелось респектабельности?
Жизель Мартов не обиделась, по крайней мере не подала виду.
- Во всяком случае, покоя.
- Вы выбрали изо всех Мартона потому, что им было легче манипулировать?
- Возможно. Неосознанно.
- Вы тогда уже знали, что он почти импотент?
- Да.