OMNES OMNIBUS
Андре-ЛуивыехализРенанавстречукудаболеерискованной
авантюре, чеммогвообразить, покидаяГавриияк. Он провел ночь в
придорожнойгостинице, раноутромпродолжилпуть и около полудня
следующего дня добрался до Нанта.
Завремяодинокогопутешествияпооднообразнымбретонским
равнинам, особенноунылымвихзимнемубранстве, унегобыла
возможностьобдуматьсвоидействияиположение, вкоторомон
оказался. Из стороннего наблюдателя, проявлявшего чисто теоретический
иотнюдьнеблагожелательныйинтереск новым идеям общественного
устройстваиупражнявшегосвойум на этих идеях, как фехтовальщик
упражняетглазируку, по не заблуждаясь относительно их сути, он
неожиданно для себя превратился в смутьяна-революционера и пустился в
революционнуюдеятельность самого отчаянного свойства. Представитель
иделегатдворянинавШтатахБретани, онвопреки элементарному
здравомусмыслуодновременнооказалсяделегатоми представителем
всего третьего сословия Рена.
Трудноопределить, в какой степени Андре-Луи, увлеченный в пылу
страстинеудержимымпотоком собственного красноречия, мог поддаться
самообману. Однакоможносполнойуверенностьюсказать, что,
хладнокровнооглядываясьназад, оннискольконезаблуждался
относительносодеянногоимнаКоролевскойплощадиРена. С
неподражаемымцинизмомонизложилсвоимслушателямтолькоодну
сторону вопроса. Но поскольку существующий во Франции порядок защищал
деЛатурд'Азираигарантировал ему полную безнаказанность любого
преступления, тооныйпорядокидолженнести ответственность за
правонарушения, которымонпотворствует. Усматривая в этом доводе
полноеоправдание своим действиям, Андре-Луи с легким сердцем прибыл
подстрекатькмятежужителейславногогородаНанта, который,
благодарясвоимширокимулицамипрекрасному порту, соперничал в
великолепии с Бордо и Марселем.
Оннашелгостиницунанабережной Ла Фосс, где оставил коня и
пообедал, сидявамбразуре окна, из которого были видны обсаженная
деревьями набережная и широкая гладь Луары с покачивающимися на якоре
торговымисудамиизвсехстран мира. Солнце пробилось из-за туч и
залилотусклымзимнимсветомжелтоватуюводуисуда с высокими
мачтами.
Нанабережныхкипелатакая же бурная жизнь) как на набережных
Парижа. Тамтолпилисьиностранныеморякивдиковинныхробах, с
резким, неприятнымговором; пронзительновыкликающиесвойтовар
дородныеторговкирыбойскорзинамисельдина голове, в широких
юбках, из-подкоторыхвиднелисьголые икры; лодочники в шерстяных
колпакахи закатанных до колен штанах; крестьяне в куртках из козьей
шкуры; корабельные плотники и грузчики из доков; крысоловы; водоносы;
продавцычернилидругие мелкие торговцы-разносчики.
Иногда в этой
бурлящейтолпепростонародья Андре-Луи замечал торговцев в скромных
одеждах; купцоввдлинных, подбитыхмехомсюртуках; изредка-
богатогосудовладельца, катившеговзапряженном парой кабриолете;
порой - элегантную даму в портшезе*, рядом с которым вприпрыжку бежал
жеманныйаббатизчислапридворныхепископа; изредка - офицера в
красноммундире, надменно восседающего на холеном коне. Один раз под
окномАндре-Луипроехалаогромнаякарета аристократа с гербами на
дверцахи двумя лакеями на запятках в пудреных париках, белых чулках
ироскошныхливреях. Подокномпроходиликапуцины* в коричневых
рясах, бенедиктинцы*вчерныхи множество белого духовенства* - в
шестнадцати приходах Нанта Богу служили весьма усердно.
Здесь же, резко контрастируя с церковной и монастырской братией,
бродилиосунувшиеся, потрепанныеискателиприключенийи неспешно
прохаживалисьблюстителипорядка-жандармыв голубых мундирах и
гетрах.
Влюдскомпотоке, который тек под окном Андре-Луи, можно было
увидетьпредставителей всех классов, составлявших семидесятитысячное
население богатого промышленного города.
Отслуги, которыйподал ему скромный обед - похлебку, вареную
говядинуи графин дешевого вина, - Андре-Луи узнал о настроении умов
вНанте. Слуга, ярыйсторонникпривилегированныхсословий, с
сожалениемпризнал, что город охвачен волнениями. Многое зависит от
того, какойоборот примут события в Рене. Если король действительно
распустилШтатыБретани, товсебудет хорошо и мятежники лишатся
повода к дальнейшему нарушению общественного порядка. В Нанте устали
отбеспорядкови не хотят их повторения. По городу разносятся самые
противоречивыеслухи, и каждое утро Торговую палату осаждают толпы,
жаждущиеузнатьчто-нибудь определенное. Но никаких известий еще не
приходило. Никтоточно не знает, распустил его величество Штаты или
нет.
КогдаАндре-Луидошелпо Торговой площади, пробило два часа -
самоеоживленноевремянабирже. Площадьс внушительным зданием
биржи, построеннымвклассическомстиле, заполняла такая плотная
толпа, чтоонснемалымтрудомпробилсякступенямпышного
ионического портика. Одного слова Андре-Луи было бы достаточно, чтобы
проложитьдорогу, нооннамеренно не произнес его. Как гром среди
ясногонеба обрушится он на это бурлящее от нетерпения людское море,
каквчераобрушилсяна толпу в Рене. Он хотел, чтобы его появление
было внезапным и неожиданным.
ПодходыкТорговойпалатебдительноохранялишвейцары,
вооруженные длинными посохами, которых купцы срочно собирали в случае
необходимости. Кактолькомолодойадвокатпопытался подняться по
ступенямлестницы, один из швейцаров решительно преградил ему дорогу
посохом.
Андре-Луишепотом сказал ему, кто он такой. Посох мгновенно был
поднят, и молодой человек следом за швейцаром поднялся по лестнице. У
двери он остановился.
-Я подожду здесь, - объявил он своему проводнику.