В данный момент он был занят спасением двух женщин, которых
любил-правда, совершенно по-разному, - от мужчины, которого поклялся
уничтожить. Онтвердостоялнасвоемотказе, пока Ле Шапелье с
удрученным видом не оставил все попытки убедить его.
-Странно, - сказал Андре-Луи, - что я настолько занят ерундой,
что даже не заметил, что жители Нанта с головой ушли в политику.
-Сголовой! Мой друг, Нант-просто бурлящий котел политических
страстей! Наповерхностивсеспокойнолишьпотому, чтоесть
уверенность, чтовсе идет как надо. Но при малейшем намеке, что это
не так, котел перекипит и страсти выплеснутся,
- В самом деле? - задумчиво переспросил Скарамуш. - Эти сведения
могутпригодиться. - Затем он сменил тему. - Знаете ли вы, что Латур
д'Азир находится здесь?
-ВНанте? Однако, если он выходит на улицу, ему не откажешь в
мужестве: ведь жители Нанта знают о его прошлом и о той роли, которую
онсыгралвмятеже в Рене. Удивительно, что его не побили камнями.
Впрочем, рано или поздно побьют-нужно только, чтобы кто-нибудь подал
эту мысль.
-Что же, не исключено, - сказал Андре-Луи и улыбнулся. - Он не
такужчасто показывается - по крайней мере на улице, так что он не
столь отважен, как вам кажется. Я как-то сказал ему, что у него ни на
грош мужества, а одна наглость.
НапрощаниеЛеШапельесновапопросил приятеля обдумать его
предложение.
-Дайтемне знать, если передумаете. Я остановился в "Олене" и
пробуду там до послезавтра. Если вы честолюбивы, не упустите шанс.
- Мне кажется, я не честолюбив, - сказал Андре-Луи и пошел своей
дорогой.
Втотвечервтеатре Андре-Луи пришла в голову озорная мысль
проверитьсловаЛеШапельеонастроенииумоввгороде. Играли
"Грозногокапитана", впоследнем акте которого Скарамуш выводит на
чистую воду трусливого задиру и хвастуна Родомона.
Послесмеха, который неизменно вызывало разоблачение Капитана,
Скарамушуоставалось лишь заклеймить его презрением в фразе, которая
изменяласьна каждом спектакле в зависимости от вдохновения. На этот
раз он решил придать ей политическую окраску.
-Итак, охвастливыйтрус, твоя ничтожность разоблачена! Ты
устрашаллюдейвысокимростом, огромнойшпагой, лихо заломленной
шляпой, ионивообразили, что ты так грозен, каким кажешься из-за
своейнаглости. Но при первом же столкновении с подлинной силой духа
тытрясешься и хнычешь, и огромная шпага остается в ножнах. Ты похож
напривилегированных, когда они лицом к лицу сталкиваются с третьим
сословием.
Этобыладерзостьсегостороны, ионготов был к смеху,
аплодисментам, возмущению- к чему угодно, по только не к тому, что
последовало. Реакцияпартераи амфитеатра была такой неожиданной и
бурной, чтоАндре-Луибыл напуган, как мальчик, поднесший спичку к
стогусена, высушенногонасолнце. Залразразился овацией, люди
вскакивалинаноги, забиралисьнасиденья, размахивали шляпами.
Залразразился овацией, люди
вскакивалинаноги, забиралисьнасиденья, размахивали шляпами.
Раздавались радостные, одобрительные возгласы. Так продолжалось, пока
не закрылся занавес.
Скарамушстоял, задумчиво улыбаясь сжатыми губами. В последний
моментпередним мелькнуло лицо господина де Латур д'Азира, который
слегкаподался вперед в своей ложе, так что, вопреки обыкновению, на
него не падала тень. Лицо его искажала злоба, глаза горели.
-Божемой! -рассмеялся Родомон, приходя в себя от подлинного
испуга, сменившегонаигранныйужас. - Ну и мастак вы задеть их за
живое, Скарамуш!
Скарамуш взглянул на него и усмехнулся.
-При случае это может пригодиться, - сказал он и ушел к себе в
гримерную переодеваться.
Егоожидалвыговор. Онзадержался в театре из-за декораций к
новойпьесе, которыенадо было установить назавтра. Когда Скарамуш
покончилсэтимделом, остальныечлены труппы давно уже ушли. Он
нанял портшез и отправился в гостиницу - при нынешнем достатке он мог
позволить себе подобную роскошь.
КогдаАндре-Луивошелв общую комнату труппы на втором этаже,
господинБине, голоскоторого был слышен еще на лестнице, громко и
горячоочем-тоговорил. Внезапнозамолчав, он круто обернулся к
вошедшему.
-Наконец-тоявились! -Приветствие было столь странным, что
Андре-Луи лишь взглянул на него со спокойным удивлением.
-Я жду объяснений по поводу безобразной сцены, которую вызвало
ваше сегодняшнее выступление.
- Безобразной сцены? Разве аплодисменты публики - безобразие?
- Публика? Вы хотите сказать - сброд. Из-за того, что вы играете
панизкихстрастяхтолпы, мы лишимся покровительства всех знатных
господ.
Андре-Луипрошелмимогосподина Бине к столу. Он презрительно
пожал плечами - в конце концов, этот человек оскорбил его.
- Вы, как всегда, сильно преувеличиваете.
-Ничуть. Крометого, разве я не хозяин в собственном театре?
Это труппа Бине, и дела в ней будут вестись, как принято у Бине.
-А кто же те знатные господа, потерять покровительство которых
вы так боитесь? - спросил Андре-Луи.
-Выполагаете, ихнет? Ну, так вы очень ошибаетесь. После
сегодняшнегоспектакля ко мне зашел маркиз де Латур д'Азир и в самых
резкихвыражениях высказался о вашей скандальной выходке. Я вынужден
был принести извинения, и...
-Очереднаяглупостьсвашейстороны, - сказал Андре-Луи. -
Человек, уважающийсебя, указал бы этому господину на дверь. - Лицо
господинаБиненачалобагроветь. - Вы называете себя главой труппы
Бине, хвастаете, чтобудетехозяиномвсвоемтеатре, асами
вытягиваетесь, каклакей, перед первым попавшимся наглецом, который
приходитквамвартистическое фойе и заявляет действительно себя
уважали, то выставили бы его за дверь.
Послышалсяодобрительныйшепотактеров, которыхвозмутил
высокомерный тон маркиза, оскорбившего их всех.