— Что это?
— Здесь двадцать пять тысяч, купи сумку, которую мы видели вчера.
— Большое спасибо.
Она быстро спрятала деньги за пазуху.
— Но когда будешь носить её, как бы жена не догадалась, что это я дал тебе денег…
— Но мама тогда и не видела этой сумки, она прошла вперёд.
Я решил, что так оно и было.
19 июня.
Хотя сегодня воскресенье, Дзёкити днём улетел из аэропорта Ханэда. Сацуко сразу же после его ухода села в хильман и уехала. Когда Сацуко за рулём, домашние боятся садиться с ней в машину, и хильман постепенно перешёл в полное её владение. Провожать мужа она не поехала, а направилась в «Скала» смотреть «Под раскалённым солнцем» с Аленом Делоном. Вероятно, опять с Харухиса. Кэйсукэ скучал, оставшись один дома. Он ждал, что сегодня Кугако привезёт из Цудзидо детей.
Во втором часу пришёл доктор Сугита. Его вызвала по телефону сиделка Сасаки, обеспокоенная моими сильными болями. Он сказал, что, по заключению профессора Кадзиура из больницы Токийского университета, поражённый очаг в мозгу полностью рассосался, поэтому боль, которую я чувствую сейчас, с перенесённым инсультом не связана, она или ревматического или нервного характера. До этого господин Сугита советовал обратиться к ортопеду, и я сделал рентген в больнице Тораномон. В области шейных позвонков затемнение, и меня напугали, сказав, что, так как рука очень сильно болит, это может быть рак, — поэтому мне сделали снимок в боковой проекции. К счастью, рака не оказалось, но шестой и седьмой позвонки деформированы, и в поясничных позвонках нашли изменения, но не такие сильные, как в шейных, — отсюда и боль и онемение в руке. Для этого надо сделать совершенно гладкую доску, установить под ней ролик, наклонить её приблизительно на тридцать градусов и лежать на ней утром и вечером по пятнадцать минут. При этом голову надо подвесить на фиксированную повязку, Schlinge Глиссона (она должна быть специально сделана на фабрике медицинского оборудования по мерке с моей головы), и под тяжестью тела позвоночник растягивается; увеличивая постепенно длительность и число сеансов, можно добиться хороших результатов за два-три месяца. Я сказал, что в такую жару у меня нет никакого желания этим заниматься, но господин Сугата ответил: «Другого средства нет. Попытайтесь всё-таки». Не знаю ещё, попробовать или нет, но решил заказать столяру доску и ролик и вызвать специалистов с фабрики медицинского оборудования, чтобы они измерили голову и сделали перевязь.
Приблизительно в два часа приехала Кугако с двумя детьми, потому что старший сын пошёл играть в бейсбол или ещё куда-то. Акико и Нацудзи сразу же убежали к Кэйсукэ, и втроём они решили пойти в зоологический сад. Кугако, как обычно, со мной только поздоровалась и потом оживлённо заговорила о чём-то в гостиной с моей женой.
Сегодня больше ничего не произошло, что бы стоило записать, поэтому напишу о том, что у меня на сердце.
Может быть, это происходит в старости с каждым, но последнее время не проходит ни одного дня, чтобы я не думал о собственной смерти. Впрочем, такие мысли посещают меня не только в последнее время. Это началось гораздо раньше, лет с двадцати, но теперь я думаю о смерти очень часто. Два или три раза в день мне приходит на ум: «А не умру ли я сегодня?», но никакого страха у меня нет. В молодости я думал об этом с ужасом, а теперь такие мысли меня до некоторой степени даже радуют. Я начинаю во всех подробностях представлять, как я умру и что произойдёт после моей смерти. Я не хочу, чтобы меня хоронили из зала для траурных церемоний Аояма, пусть поставят гроб в этом доме, в комнате в десять дзё, которая выходит в сад, — так будет удобнее пришедшим, чтобы возжечь курительную свечку: они пройдут от главных ворот через средние ворота по камням в саду. Звучание сё и хитирики мне не нравится, и я хотел бы, чтобы Томояма Сэйкин или кто-то другой исполнил «Заходящую луну».
Звучание сё и хитирики мне не нравится, и я хотел бы, чтобы Томояма Сэйкин или кто-то другой исполнил «Заходящую луну». Мне кажется, я слышу, как Сэйкин поёт:
Я буду мёртв, но мне кажется, что я это услышу. Услышу, как будет плакать жена. Громко будут плакать и Ицуко, и Кугако, с которыми у меня нет ничего общего, которые всю жизнь со мной только ругались. Сацуко, наверное, останется спокойна. Или, вопреки моим ожиданиям, заплачет? Или начнёт притворяться? Интересно, какое у меня будет лицо после смерти? Мне бы хотелось, чтобы оно было толстым, как сейчас, даже немного отталкивающим…
— Папа…
Когда я писал последнюю строчку, ко мне неожиданно вошли жена и Кугако.
— Кугако хочет тебя о чём-то попросить…
Просьба её состояла в следующем. Её старший сын, Цутому, несмотря на то, что ещё слишком молод и учится на втором курсе университета, завёл любовницу и просит разрешения жениться. Родители согласны, но беспокоятся, как молодые будут жить в отдельной квартире, и хотят, чтобы они жили вместе с ними до тех пор, пока Цутому окончит университет и начнёт работать. Однако дом в Цудзито слишком мал, и сейчас Кугако с мужем и тремя детьми очень тесно, а тут ещё приедет невестка и рано или поздно родится ребёнок. Поэтому они решили переехать в современный дом, немного попросторнее. В том же Цудзито, в 500–600 метрах от них продаётся исключительно подходящий дом, и они его купили бы, но им не хватает двух-трёх миллионов. Около одного миллиона они как-нибудь наскребут, но остальное пока найти не могут. Конечно, они не рассчитывают, что я дам им всю сумму, и решили занять деньги в банке, но не мог ли бы я им помочь хотя бы двадцатью тысячами для выплаты процентов? В течение будущего года они бы мне вернули.
— Разве у вас нет акций? Почему бы их не продать?
— Тогда мы останемся без копейки.
— К ним лучше не прикасаться, — пришла на подмогу жена.
— Ведь никто не знает, что случится в будущем. Мы хотим оставить их на чёрный день.
— Но твой муж всего лишь на четвёртом десятке. Чего вам бояться?
— Со дня своего замужества Кугако никогда к тебе с подобной просьбой не обращалась. Сегодня в первый раз. Неужели ты не можешь помочь им?
— Сейчас ты говоришь двадцать тысяч, а что, если через три месяца вы не сможете выплатить проценты?
— Да ведь это когда ещё будет!
— На такой неопределённый срок я денег дать не могу.
— На Хокода-сан можно положиться. Он просит сейчас, потому что, если они будут мешкать, дом продадут.
— А ты сама не могла бы дать им эти деньги? — обратился я к жене.
— Как только ты решился сказать такое! Для Сацуко ты хильман купил!
Как только она это произнесла, я твёрдо решил денег не давать, и у меня как груз с плеч свалился.
— Ладно, я подумаю.
— Но вы дадите ответ сегодня?
— В последнее время очень много приходится тратить…
Обе, ворча, вышли из комнаты.
Влетели, как угорелые, помешали, все мои мысли перебили. Продолжу немного то, о чём писал.
Приблизительно до пятидесяти лет я очень боялся смерти, а сейчас нет. Наверное, я устал жить и готов умереть в любую минуту. Когда несколько дней назад мне в больнице Тораномон сделали рентгеновский снимок шейных позвонков и предположили у меня рак, жена и сиделка, которые были со мной, изменились в лице, а мне было совершенно безразлично. Я даже вздохнул с каким-то облегчением: длинная-длинная жизнь наконец-то кончится. Я никак не цепляюсь за жизнь, но пока я живу, меня неизбежно тянет к прекрасному полу. Думаю, это будет продолжаться до самой смерти. Сил у меня не осталось, не то что у Кухара Фураносукэ, у которого в девяносто лет родился ребёнок, и я могу чувствовать эротические наслаждения путём различных искажённых, опосредствованных способов.