В настоящее время я живу только для двух удовольствий: такого рода чувственности и чревоугодия. О моём душевном настрое смутно догадывается Сацуко, единственная из живущих в доме, и никто больше. Сацуко прибегает к различным уловкам, чтобы увидеть мою реакцию.
Я и сам прекрасно понимаю, что я отвратительный, сморщенный старик. Сняв перед сном искусственные зубы, я вижу в зеркале ужасное лицо. Ни в верхней, ни в нижней челюсти ни одного зуба, дёсен тоже нет. Когда рот закрыт, верхняя и нижняя губа провалены внутрь, а свисающий нос достаёт до самого подбородка. Точно ли это моё лицо? Этот безобразный образ не только не похож на человека, но даже на обезьяну. Я не питаю дурацких надежд, что с таким лицом могу нравиться женщинам. Но пусть все думают: он и сам признаёт, что он старик, у которого ничего не осталось, — и ни о чём не тревожатся. А я, не имея реальных сил что-либо сделать, могу спокойно приближаться к красавице и, вместо того чтобы совершать что-то самому, получаю удовольствие от того, что толкаю её в объятия красивого мужчины, вызывая всякие неурядицы в семье…
20 июня.
…Кажется, что Дзёкити уже не любит Сацуко так, как раньше, и после рождения Кэйсукэ постепенно охладел к ней. Так или иначе, он часто уезжает в командировки, а в Токио всё время на каких-то банкетах и домой является поздно. Возможно, он завёл кого-то на стороне, но утверждать этого я не могу. Кажется, его гораздо больше интересует работа, чем женщины. У них был период безумно страстной любви, но боюсь, что он быстро пресыщается, — это качество он наследовал от меня.
Я всегда проповедую принцип невмешательства и насчёт его женитьбы не высказывался, а жена была против. Сацуко говорила, что танцевала в труппе театра Нитигэки, но там она проработала всего полгода, а потом, вероятно, танцевала где-нибудь в Асакуса или в каком-нибудь ночном клубе.
Как-то раз я спросил Сацуко:
— А ты на пальчиках можешь танцевать?
— На пуантах я не танцую, — ответила она. — Я хотела стать балериной и года два занималась у балетного станка. Немного постоять на пуантах я умела, а сейчас не могу.
— Ты с таким трудом училась… Отчего же бросила?
— Ноги становятся уродливыми.
— Поэтому и бросила?
— Я не хотела, чтобы у меня были такие ноги.
— Какие?
— Ужасные. Пальцы все в мозолях, распухшие, а ногти совсем сходят.
— Но сейчас у тебя ноги красивые.
— Раньше у меня действительно были очень красивые ноги, а потом из-за стояния на пуантах появились мозоли и ноги стали отвратительны. Когда я бросила станок, я изо всех сил старалась возвратить их прежний вид. Чем только я их не тёрла! И пемзой, и пилочкой, но они так и не стали, какими были раньше.
— А ну, покажи-ка мне.
Нежданно-негаданно я получил возможность трогать её ноги. Лёжа на диване, сняв нейлоновые носочки, она положила их мне на колени, и я ощупывал каждый пальчик.
— Вся кожа гладкая, никаких мозолей я не ощущаю.
— Нажми посильнее. Попробуй вот здесь.
— Где? Здесь?
— Чувствуешь? Нет, ещё не совсем прошло. Если хочешь стать балериной, то надо забыть о красоте ног.
— Неужели у Лепешинской тоже такие ноги?
— Конечно. А сколько раз, когда я училась, у меня туфли внутри были все в крови! А разве только ноги? Вот здесь, на икрах, всё мясо сходит, появляются узлы, как у чернорабочего. Грудь высыхает, плечи твердеют, как у мужчин. Эстрадные танцовщицы тоже до некоторой степени изменяются, но я, к счастью, такой не стала.
Дзёкити она околдовала своей фигурой. В школе она училась кое-как, но голова у неё неплохая. Не желая производить невыгодного впечатления, она после замужества начала заниматься языками и теперь что-то лепечет и по-французски и по-английски.
Дзёкити она околдовала своей фигурой. В школе она училась кое-как, но голова у неё неплохая. Не желая производить невыгодного впечатления, она после замужества начала заниматься языками и теперь что-то лепечет и по-французски и по-английски. Она водит машину, обожает бокс, а с другой стороны — и это, казалось бы, вовсе не по ней — любит составлять букеты. Из Киото два раза в неделю приезжает зять Иссотэй, привозит редкие цветы и даёт в Токио уроки составления букетов. Сацуко обучилась у него стилю «кофу». Сегодня она поставила у меня в комнате букет: в широкой фарфоровой вазе зеленовато-голубого цвета мискант китайский, заурурус, астильба, — и повесила свиток с каллиграфией Нагао Удзан:
26 июня.
Вчера вечером объелся холодным соевым творогом, ночью заболел живот, и несколько раз меня прослабило. Принял три таблетки энтеро-виоформа, но понос не прекращается. Сегодня весь день то вставал, то снова ложился.
29 июня.
Сегодня днём предложил Сацуко поехать на машине в парк Мэйдзи. Я хотел, улучив удобный момент, улизнуть незаметно, но за нами увязалась сиделка:
— Я поеду с вами.
Весь интерес пропал. Не прошло и часу, как мы возвратились.
2 июля.
Уже несколько дней у меня высокое давление. Сегодня утром 180 на 110. Пульс — 100 ударов в минуту. По совету сиделки принял две таблетки серпасила и три адалина. Рука ужасно мёрзнет и болит. Редко бывает, чтобы я из-за боли не мог спать, но вчера я всю ночь не смыкал глаз. В конце концов разбудил Сасаки, и она сделала мне укол ноблона. Подействовать-то он подействовал, но после него неприятные ощущения.
— Принесли доску и фиксирующую повязку, не попробуете ли?
Мне совершенно не хотелось, но в моём положении решил попробовать.
3 июля.
…Попробовал сунуть голову в повязку. Она сделана из гипса, охватывает голову от шеи до челюсти. Никакой боли я не ощущаю, но голову совершенно не повернуть, ни направо, ни налево, не опустить вниз, и должен смотреть только прямо перед собой.
— Совершенно адская пытка.
Сегодня воскресенье, и вся семья: Дзёкити, Кэйсукэ, жена и Сацуко — собралась вокруг меня.
— Бедный папа!
— Сколько минут нужно так лежать?
— Сколько дней это будет продолжаться?
— Не лучше ли прекратить? В твои годы это так мучительно.
Они все собрались вокруг меня и галдели. Лиц их я не видел, так как не мог повернуть головы.
Я решил растягивать шейные позвонки, лёжа на доске, а от этой петли Глиссона отказаться. Сначала надо лежать каждое утро по пятнадцать минут. Вместо петли взяли мягкое полотенце, это не так стеснительно, но голову поворачивать по-прежнему невозможно. Я лежал, уставясь в потолок.
— Ну всё, пятнадцать минут прошло, — сказала сиделка, поглядев на часы.
— Первый сеанс окончен! — закричал Кэйсукэ, устремляясь в коридор.
10 июля.
Уже неделя, как я начал лежать на вытяжке. За это время с пятнадцати минут я дошёл до двадцати, наклон доски ещё более увеличили, и мне приходится совершено задирать подбородок. Но никакого улучшения нет, рука болит, как и раньше. Сиделка говорит, что лечение даст результат только после двух-трёх месяцев. На такой срок терпения у меня не хватит. По вечерам я время от времени со всеми советуюсь. Сацуко говорит:
— Такое лечение не для пожилых людей. А в жару тем более было бы лучше от него отказаться и найти что-то другое. Одна иностранка посоветовала долосин, лекарство от невралгии, которое продаётся в Американской аптеке. Полного излечения оно не даёт, но если дня четыре принимать по три-четыре таблетки, оно обязательно снимет боль. Она сказала, что результат гарантирован, и я купила таблетки. Попробуйте.