- Ему нужны шкуры, но не шкуры сернобыков. Они, по его мнению, ничего не
стоят. Он спрашивает, не хотите ли вы убить парочку конгони или антилопу. Их шкуры ему больше нравятся.
- Скажите ему, что этим я займусь на обратном пути.
Старик торжественно перевел мои слова. Масай пожал мне руку. - Скажите ему, что он всегда может найти меня в “Нью-йоркском баре”, у Гарри,
- продолжал я.
Масай сказал еще что-то и почесал одну ногу о другую.
- Он спрашивает, зачем вы стреляли в сернобыка два раза.
- Скажите ему, что, по обычаям нашего племени, мы утром всегда убиваем дважды; днем мы убиваем только раз, а вечером сами уже наполовину
мертвы. И еще скажите, что он может найти меня в любое время в Нью-Стэнли или у Toppa. - Он спрашивает, что вы делаете с рогами.
- Скажите ему, что, по обычаям нашего племени, мы дарим рога самым богатым друзьям. Еще скажите, что это очень волнующее событие, и порой
за некоторыми нашими соплеменниками гоняются люди с незаряженными пистолетами. Скажите, что он может найти меня в моей книге. Старик что-то
сказал масаю, мы снова обменялись рукопожатием и расстались самым дружеским образом. Сквозь туман мы разглядели на дальнем краю равнины еще
нескольких масаев, которые шли по дороге, сильно сгибая колени, с коричневыми шкурами на плечах, с копьями, поблескивавшими в утреннем свете.
Но вот мы уже в машине. Голова сернобыка завернута в холщовый мешок, туши висят под крышей, очищенные от крови и пыли, равнина кончилась,
густой кустарник снова теснится у самой дороги, и мы катим по красному песку, минуя гряду холмов, к маленькой деревушке Кибайя, где есть
беленькая гостиница, магазин и множество возделанных участков. Здесь Дэн сидел однажды на стоге сена, поджидая, не придет ли какой-нибудь куду
пастись на маисовое поле, как вдруг появился лев и чуть не сцапал Дэна. С тех пор деревушка Кибайя была для нас овеяна славными воспоминаниями,
и поскольку прохлада еще держалась и солнце не успело высушить росу, я предложил, для того чтобы деревушка стала нам еще более памятна, распить
бутылочку немецкого пива с серебряной фольгой вокруг горлышка и черно-желтой этикеткой, на которой изображен всадник в доспехах. Сказано-
сделано. Затем, выяснив, что дорога впереди вполне проезжая, мы попросили передать шоферам грузовиков, чтобы они следовали за нами на восток, и,
покинув историческую деревушку, двинулись к побережью, в царство куду.
Все время, пока солнце поднималось к зениту и жара усиливалась, мы ехали по местности, которую Старик охарактеризовал как “миллион
проклятых миль Африки”. Кустарник подступал вплотную (к) дороге, образуя непролазный, низкорослый подлесок.
- Здесь попадаются очень крупные слоны, - сказал Старик. - Но охотиться на них нет никакой возможности. Поэтому они такие здоровенные.
Просто, не так ли?
После долгого путешествия по “стране миллиона миль” замелькали сухие, песчаные, окаймленные кустарником равнины, которые солнце превратило
в настоящие пустыни с редкими островками растительности там, где была вода: места эти, по словам Старика, напоминали северную пограничную
область Кении. Мы высматривали темных, длинношеих геренуков <Геренук-иначе: жирафовая газель.>, своими повадками удивительно напоминающих
жуков-богомолов, и мелких куду, которые, как мы слышали, водятся в этих пустынных местах; но солнце стояло уже высоко, и все живое попряталось.
Наконец дорога поползла вверх, на низкие, синие от леса холмы, отделенные друг от друга целыми милями редкого кустарника, а впереди огромные,
точно горы, дыбились два крутых лесистых холма. Они стояли по обе стороны дороги, и, подъехав к тому месту, где красная полоса песка суживалась,
мы встретили стадо во много сотен голов, которое гнали на побережье скупщики скота из Сомали; главный скупщик шел впереди, очень эффектный в
своем белом тюрбане и национальном костюме, в руке он нес зонтик, торжественно, как символ власти. Мы с трудом выбрались из стада, миновали
живописные рощицы, проехали между двумя холмами и на небольшом низком плато, в полумиле от них, увидели глиняные, крытые тростником хижины
туземной деревни. Отсюда холмы казались очень красивыми, склоны их были покрыты лесом, а выше виднелись известняковые обнажения, открытые
прогалины и луга.
- Это здесь?
- Да, - сказал Дэн. - Нужно отыскать место старой стоянки. Очень дряхлый, сморщенный дед с седой щетиной на подбородке, одетый в грязный,
некогда белый кусок полотна, сколотый на плече на манер римской тоги, вышел из-за хижины и повел нас назад по дороге, а потом влево, к очень
удобной лагерной стоянке. Вид у бедняги был жалкий; после того как Старик и Дэн поговорили с ним, он с еще более жалким видом побрел прочь,
чтобы привести проводников, чьи имена были записаны на клочке бумаги, - их рекомендовал один голландский охотник, большой приятель Дэна,
побывавший здесь год назад.
Мы вынули из машины сиденья, чтобы воспользоваться ими вместо стола и скамеек, расстелили куртки в густой тени высокого дерева,
позавтракали и выпили пива, а потом в ожидании грузовиков дремали или просто лежали с книгой. Еще до прибытия грузовиков вернулся дед с самым
тощим, голодным и жалким представителем племени вандеробо, который все время стоял на одной ноге и скреб в затылке; он был вооружен луком,
колчаном со стрелами и копьем. Когда мы стали расспрашивать, тот ли это проводник, чье имя у нас записано, дед сознался, что не тот, и, совсем
уже сконфуженный, отправился за рекомендованными проводниками.
Когда мы проснулись, дед уже стоял рядом с двумя проводниками-профессионалами, с ног до головы одетыми в хаки, и еще с двумя жителями
деревни, почти голыми. После долгих переговоров старший из двух проводников в защитных штанах показал бумагу, адресованную “всем
заинтересованным лицам” и удостоверявшую, что податель cero хорошо знает местность, надежный человек и способный следопыт. Удостоверение было
подписано каким-то охотником. Проводник в хаки назвал этого охотника “Бвана Симба" - “Истребитель Львов”, - чем привел нас в бешенство. - Должно
быть, какой-нибудь проходимец, раз в жизни подстреливший льва, - сказал Старик.
- Скажите ему, что я-Бвана Физи, Истребитель Гиен, - попросил я Дэна. - Бвана Физи душит их голыми руками.
Дэн сказал туземцу что-то явно не то.
- Спросите, хотят ли они увидеть Бвану Жабу, отца всех жаб, и Маму Тзигги, повелительницу саранчи.
Дэн и не подумал переводить это проводникам. Разговор, видимо, шел о деньгах. После того как договорились насчет обычной поденной платы,
Старик обещал им за каждого убитого куду по пятнадцать шиллингов.
- Вы хотите сказать-фунт, - возразил старший проводник.
- Я вижу, они себе цену знают, - заметил Старик. - Должен признаться, мне не очень-то по душе этот парень, несмотря на то, что пишет о нем
“Бвана Симба”.