- Ну, до свиданья! Будь умницей.
- Не беспокойся. Как жаль, что я не могу поехать с тобой. - Это охота в одиночку, - сказал Старик. - Нужно налететь быстро, сделать свое
грязное дело и так же быстро убраться, а у них и без того слишком большой груз.
Вышел Дед и забрался на заднее сиденье рядом с М'Кола, напялившим мою старую защитную куртку, в которой я когда-то охотился на перепелов. -
М'Кола надел вашу куртку, - сказал Старик. - Он любит таскать в карманах всякую всячину, потому и надел ее, - объяснил я.
М'Кола понял, что мы говорим о нем. Я уже успел позабыть про невычищенное ружье. Теперь я вспомнил об этом и сказал Старику: . - Спросите,
откуда у него куртка. М'Кола, ухмыляясь, ответил что-то.
- Говорит, что она его собственная.
Я тоже улыбнулся, а М'Кола потряс лысой головой, и так, по молчаливому уговору, история с ружьем была забыта окончательно. - Куда же
запропастился Гаррик? - спросил я. Наконец он вышел с одеялом в руках и примостился на заднем сиденье рядом с М'Кола и Дедом. Вандеробо сел
впереди, между мной и Камау.
- Какой у тебя интересный сосед, - сказала Мама. - Смотри же, будь молодцом.
Я поцеловал ее на прощанье, и мы шепотом обменялись несколькими словами.
- Все нежничают да воркуют, - буркнул Старик. - Смотреть противно!
- До свиданья, старый ворчун.
- До свиданья, истребитель быков.
- До свиданья, родная.
- Счастливого пути и удачной охоты!
- У вас достаточно горючего, но мы оставим здесь тоже небольшой запас! - крикнул Старик уже вдогонку.
Я помахал рукой, мы двинулись через деревню вниз по холму и выехали на узкую дорогу, которая шла по сухой, поросшей кустарником равнине у
подножия двух высоких голубых холмов.
Во время спуска я оглянулся. Двое в широкополых шляпах-один рослый и плотный, другая маленькая и грациозная, - шагали назад, к лагерю. А я
перевел взгляд на расстилавшуюся впереди однообразную равнину.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. РАДОСТИ ОХОТЫ
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Дорога была узкая, а равнина, по которой мы ехали, выглядела довольно уныло. Только раз мы увидели нескольких тощих газелей, мелькнувших
белыми пятнами на фоне желтой, выжженной солнцем травы и серых стволов. Мое веселое возбуждение угасло при виде этой равнины, где нечего было и
мечтать о хорошей охоте, и вся затея показалась фантастической, совершенно бессмысленной. От вандеробо сильно пахло; я стал разглядывать мочки
его ушей, растянутые и аккуратно закрученные, его странное, совсем не негритянское лицо с тонкими губами. Заметив, что я посматриваю на него, он
дружелюбно улыбнулся и почесал грудь. Я оглянулся: М'Кола спал. Гаррик сидел очень прямо, подчеркивая свою бдительность, а Дед, вытянув шею,
глядел на дорогу.
Дорога теперь перешла в тропу, протоптанную скотом, но, к счастью, мы были уже у края равнины. Скоро она осталась позади, показались
высокие деревья, и мы попали в самый очаровательный уголок Африки, какой мне доводилось видеть. Трава здесь была ровная, такая свежая и зеленая,
как молодая травка на недавно скошенном лугу, а вековые деревья-развесистые, высокие, без подлеска, под ними лишь ярко зеленел дерн, словно в
оленьем парке, и мы ехали в тени, перемежавшейся солнечными полянками, держась едва заметной тропы, которую указывал вандеробо.
Мне просто не
верилось, что мы попали в этот рай. Такое может лишь пригрезиться в волшебном сне, и я, желая убедиться, что это не сон, протянул руку и
дотронулся до уха вандеробо. Он подскочил от неожиданности, а Камау прыснул со смеху. В эту минуту М'Кола коснулся моего плеча и указал на
открытую поляну, где в каких-нибудь двадцати шагах от машины, подняв голову и настороженно глядя на нас горящими глазами, стоял, ощетинившись,
огромный дикий кабан с загнутыми кверху длинными, мощными клыками. Я сделал Камау знак остановить машину, и с минуту зверь и мы пристально
разглядывали друг друга. Я поднял ружье и прицелился кабану в грудь. Он стоял неподвижно и все глядел на нас. Тогда я знаком велел Камау ехать
дальше, машина тронулась и свернула направо, в сторону от кабана, который даже не шевельнулся и не выказал ни малейшего страха.
Я заметил, что Камау возбужден, а М'Кола одобрительно кивает головой. Впервые видели мы кабана, который не бросился бежать от людей во всю
прыть, задрав хвост. Да, мы попали в места, где не ступала нога охотника, девственный уголок, затерянный среди бескрайних просторов Африки. Я
готов был тут же остановиться и разбить лагерь. Вокруг расстилался чудесный край, а мы ехали все дальше, лавируя между огромными деревьями, по
равнине, где тихо колыхалась трава. Но вот впереди, справа, показался высокий частокол масайской деревни. Деревня была очень большая, и за
околицу навстречу нам повалила толпа длинноногих, темнокожих, вооруженных копьями мужчин; все они на вид казались ровесниками, их прямые волосы
были заплетены в тяжелые косы, болтавшиеся на спине. Они окружили машину, смеясь и болтая без умолку. Все они были рослые, белозубые - красавцы
как на подбор, волосы их были окрашены в красновато-коричневый цвет и спереди челками спадали на лоб. Эти люди, приветливые и веселые, не в
пример угрюмым и надменным северным масаям, хотели знать, зачем мы приехали. Вандеробо, видимо, сообщил им, что мы охотимся на куду и очень
спешим. Но они обступили машину плотным кольцом, преграждая нам путь. Один из них что-то сказал, его слова подхватили трое или четверо других, и
Камау объяснил мне, что сегодня они видели на тропе двух самцов куду. - Не может быть, - твердил я про себя. - Не может быть. Я велел Камау
трогаться, и мы медленно проехали сквозь толпу туземцев, которые со смехом и криками заступали дорогу машине, рискуя попасть под колеса. Это
были самые рослые, статные, красивые и к тому же самые жизнерадостные и веселые люди, каких я встречал в Африке. Когда мы наконец выбрались из
толпы, туземцы пустились бежать рядом с машиной, все так же шумно радуясь и, видимо, желая показать, как они легки на ногу, а когда машина,
прибавив скорости, двинулась вверх по ровной долине ручья, началось настоящее состязание. Но бегуны отставали один за другим, махали нам вслед и
улыбались, и только двое из них, длинноногие, ловкие, все еще горделиво и легко бежали рядом с машиной со скоростью хорошего рысака, не выпуская
из рук копий. Потом нам пришлось взять вправо, и ровная зеленая долина сменилась холмистой местностью. Когда мы на первой скорости ползли вверх,
вся ватага снова настигла нас. Бегуны смеялись, делая вид, будто они ничуть не запыхались. Из-за куста выскочил маленький кролик и заметался в
ужасе; масаи, бежавшие за нами во всю прыть, поймали кролика, и самый рослый из них, нагнав машину, протянул его мне. Я взял зверька и,
почувствовав, как колотится сердце в мягком, теплом, пушистом тельце, погладил его, а масай дружески похлопал меня по плечу. Взяв кролика за
уши, я протянул его обратно масаю.