Все наши классики раннего периода, которые не знали, что новая классика не бывает похожа на ей
предшествующую. Она может заимствовать у того, что похуже ее, у того, что отнюдь не стало классикой. Так поступали все классики. Некоторые
писатели только затем и рождаются, чтобы помочь другому написать одну-единственную фразу. Но быть производным от предшествовавшей классики или
смахивать на нее - нельзя. Кроме того, все эти писатели, о которых я говорю, были джентльменами или тщились быть джентльменами. Они были в
высшей степени благопристойны. Они не употребляли слов, которыми люди всегда пользовались и пользуются в своей речи, слов, которые продолжают
жить в языке. В равной мере этих писателей не заподозришь в том, что у них была плоть. Интеллект был, это верно. Добропорядочный, сухонький,
беспорочный интеллект. Скучный я завел разговор, но ведь вы сами меня об этом просили. - Продолжайте..
- В те годы был один писатель, который считается по-настоящему хорошим, - это Генри Topo. Сказать о. нем я ничего не могу, потому что все
еще не удосужился прочесть его книги. Но это ровно ничего не значит, потому что натуралистов я вообще могу читать только в том случае, если они
придерживаются абсолютной точности и не впадают в литературщину. Натуралистам следует работать в одиночку, а их открытия должен обрабатывать
кто-нибудь другой. И писателям следует работать в одиночку. Писатели должны встречаться друг с другом только тогда, когда работа закончена, но
даже при этом условии не слишком часто. Иначе они становятся такими же, как те их собратья, которые живут в Нью-Йорке. Это черви для наживки,
набитые в бутылку и старающиеся урвать знания и корм от общения друг с другом и с бутылкой. Роль бутылки может играть либо изобразительное
искусство, либо экономика, а то экономика, возведенная в степень религии. Но те, кто попал в бутылку, остаются там на всю жизнь. Вне ее они
чувствуют себя одинокими. А одиночество им не по душе. Они боятся быть одинокими в своих верованиях, и ни одна женщина не полюбит их настолько,
чтобы в ней можно было утопить это чувство одиночества, или слить его с ее одиночеством, или испытать с ней то, рядом с чем все остальное
кажется незначительным. - Ну, а как же все-таки Topo?
- Надо вам самому прочитать его. Когда-нибудь, может, и я прочту.
"Когда-нибудь” можно сделать почти все, что хочешь.
- Выпей еще пива. Папа.
- Давай.
- Ну, а про хороших писателей?
- Хорошие писатели - это Генри Джеймс, Стивен Крейн и Марк Твен. Не обязательно в таком порядке. Для хороших писателей никаких рангов не
существует.
- Марк Твен юморист. А других я что-то не знаю. - Вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена, которая
называется “Гекльберри Финн”. Если будете читать ее, остановитесь на том месте, где негра Джима крадут у мальчиков. Это и есть настоящий конец..
Все остальное - чистейшее шарлатанство. Но лучшей книги у нас нет. Из нее вышла вся американская литература. До “Гекльберри Финна” ничего не
было. И ничего равноценного с тех пор тоже не появлялось. - А те, другие?
- У Крейна есть два замечательных рассказа: “Шлюпка” и “Голубой отель”. “Голубой отель” лучше.
- А что с ним было потом?
- Он умер. И это не удивительно, потому что он умирал с самого начала.
- А остальные двое?
- Те дожили до преклонного возраста, но мудрости у них с годами не прибавилось.
И это не удивительно, потому что он умирал с самого начала.
- А остальные двое?
- Те дожили до преклонного возраста, но мудрости у них с годами не прибавилось. Не знаю, чего им, собственно, не хватало. Ведь мы делаем из
наших писателей невесть что.
- Не понимаю.
- Мы губим их всеми способами. Во-первых, губим экономически. Они начинают сколачивать деньгу. Сколотить деньгу писатель может только волею
случая, хотя в конечном результате хорошие книги всегда приносят доход. Разбогатев, наши писатели начинают жить на широкую ногу - и тут-то они и
попадаются. Теперь уж им приходится писать, чтобы поддерживать свой образ жизни, содержать своих жен, и прочая, и прочая, - а в результате
получается макулатура. Это делается отнюдь не намеренно, а потому, что они спешат. Потому, что они пишут, когда им нечего сказать, когда вода в
колодце иссякла. Потому, что в них заговорило честолюбие. Раз изменив себе, они стараются оправдать эту измену, и мы получаем очередную порцию
макулатуры. А бывает и так: писатели начинают читать критику. Если верить критикам, когда те поют тебе хвалы, приходится верить и в дальнейшем,
когда тебя начинают поносить, и вот ты теряешь веру в себя. Сейчас у нас есть два хороших писателя, которые не могут писать, потому что они
начитались критических статей и изверились в себе. Не брось они работать, у них иногда получались бы хорошие вещи, иногда не очень хорошие, а
иногда и просто плохие, но то, что хорошо, - осталось бы. А они начитались критических статей и думают, что им надо создавать только шедевры.
Такие же шедевры, какие, по словам критиков, выходили раньше из-под их пера. Конечно, это были далеко не шедевры. Просто очень неплохие книги. А
теперь эти люди совсем не могут писать. Критики обрекли их на бесплодие.
- А кто это такие?
- Имена вам ничего не скажут, но, может быть, за это время они написали что-нибудь новое, опять испугались и опять страдают бесплодием. -
Что же все-таки происходит с американскими писателями? Выражайтесь точнее.
- Видите ли, о прошлом я ничего не могу рассказать, в те времена меня на свете не было, но в наши дни с писателями бывает всякое. В
определенном возрасте писатели-мужчины превращаются в суетливых бабушек. Писательницы становятся Жаннами д'Арк, не отличаясь, однако, ее боевым
духом. И те и другие мнят себя духовными вождями. Ведут ли они кого-нибудь за собой или нет - это не важно. Если последователей не находится, их
выдумывают. Тем, кто зачислен в последователи, никакие протесты не помогут. Их обвинят в предательстве. А, черт! Чего только не случается у нас
с писателями! Но это еще не все. Есть и такие, кто пытается спасти душу своими писаниями. Это весьма простой выход. Других губят первые деньги,
первая похвала, первые нападки, первая мысль о том, что они не могут больше писать, первая мысль, что ничего другого они делать не умеют, или
же, поддавшись панике, они вступают в организации, которые будут думать за них. А бывает, что писатель и сам не знает, что ему нужно. Генри
Джеймсу нужно было разбогатеть. Ну и, конечно, богатства он не увидел.
- А вы?
- У меня много других интересов. Жизнью своей я очень доволен, но писать мне необходимо, потому что, если я не напишу какого-то количества
слов, вся остальная жизнь теряет для меня свою прелесть. - А что (вам) нужно?
- Мне нужно писать - и как можно лучше, и учиться в процессе работы.