- Боже - она смотрела на меня с удивлением. - Конечно, есть кое-кто, кого я знаю достаточно... - она помедлила и обратилась к Вулфу. -
Спрашивайте, что хотите.
Он проворчал:
- Не хочу, а должен, если я берусь за эту работу. У вас есть дом. Где он находится?
- Одиннадцатая улица, возле Пятой авеню. Его построил мой прадед.
Когда я сказала, что мне надоело быть Армстед, я не просто болтала, это действительно так. Но родовой дом я люблю и Дику он тоже нравился.
- Вы единственная наследница? У вас есть жильцы?
- Нет, но я могла бы... как вам сказать...
- Служанка и кухарка живут в доме?
- Да.
- А еще кто?
- Пять раз в неделю приходит одна женщина помогать по дому, но она не живет со мной.
- Служанка или кухарка могли родить в январе?
- Кухарка вряд ли, - она улыбнулась, - и служанка тоже.
- А родственница одной из них? Скажем, сестра. Ведь это идеальное устройство судьбы никому не нужного крошки-племянника. Обычная история, -
он постучал по записке пальцем. - Булавка была английская?
- Нет, обычная.
- Вы сказали, что записка была приколота к одеялу. В каком месте? У ног?
- Думаю, да, но я не уверена. Я достала ребенка из одеяла до того, как заметила записку. Вулф повернулся ко мне.
- Арчи, сколько бы ты дал за то, что это была женщина, если учесть, что ребенок подвергался опасности уколоться булавкой?
Я думал три секунды.
- Не хватает данных. Где именно была булавка? Во что был одет младенец? Насколько опасно местонахождение булавки? Грубо говоря - десять к
одному, что это была женщина. Вряд ли кто-то даст десять за мужчину. Но я только отвечаю, а не бьюсь об заклад.
- Я тоже, - он повернулся к миссис. - Я не думаю, что ребенок лежал в одеяле голым.
- О, нет. На нем было даже слишком много одежды: свитерок, плисовая шапочка, такой же комбинезончик, рубашка, нижняя рубашка, прорезиненные
штанишки, пеленка. И еще ботиночки.
- А булавки еще были?
- В мокрой пеленке. По-моему, он был в ней несколько часов. Я сменила ее до прихода доктора - мне пришлось для этого воспользоваться
наволочкой. Я прервал ее:
- Готов держать пари, если вас интересует мое мнение. Могу дать двадцать за то, что булавку к одеялу прикалывала женщина, но одевала его не
она.
Никаких комментариев со стороны Вулфа не было. Он повернул голову, чтобы взглянуть на часы. До ленча оставался час. Затем, по-моему, он
втянул носом весь воздух, который был в комнате - а воздуха тут было достаточно много - выдохнул его ртом и сказал:
- От вас потребуется получить больше информации, гораздо больше, и мистер Гудвин сделает это так же хорошо, как и я. Мое дело - выяснить
личность матери. Но не доказывать с максимальной долей вероятности, что ваш муж был отцом ребенка. Так?
- Но... конечно, если вы... нет, я просто скажу "да".
- Прекрасно. Есть еще одна формальность - задаток.
- Конечно, - она протянула руку к сумочке. - Сколько?
- Не имеет значения, - он отодвинул от стола стул и встал, - доллар, сотня, тысяча.
У мистера Гудвина будет к вам много вопросов. Прошу
меня извинить.
Он миновал дверь, ведущую в холл, и повернул налево к кухне. На ленч предполагалось мясо косули, запеченное в горшочках - одно из
небольшого количества яств, из-за которого у него с нашим поваром Фрицем существовали постоянные разногласия. Они были едины в вопросе
использования свиного сала, анчоусного масла, кервеля, петрушки, лаврового листа, майонеза и сливок, а спор разгорался из-за лука. Фриц был за
него, а Вулф категорически против. Все шансы были за то, что их беседа пройдет на повышенных тонах и, прежде чем перейти к разговору с миссис
Вэлдон, я закрыл и без того звуконепроницаемую дверь, а когда вернулся к моему письменному столу, Люси Вэлдон протянула мне тысячу долларов.
Глава 2
В тот же день без четверти пять я находился на совещании в кухне Люси Вэлдон на Западной Одиннадцатой улице. Я стоял, опираясь на
холодильник, и держал стакан молока. Миссис Вера Доуд - кухарка, которая, судя по ее габаритам, съедала все, что готовила, сидела на стуле. Это
она снизошла к моей просьбе о молоке. Мисс Мэри Фолтц - служанка в форменном платье - была, несомненно, весьма привлекательна лет десять назад,
но и теперь еще не оскорбляла глаз. Она стояла напротив меня, спиной к раковине.
- Нуждаюсь в помощи, - сказал я и отпил молоко.
Я не пренебрег разговором с Люси Вэлдон перед ленчем, но нет необходимости вспоминать обо всем, что я записал - приведу лишь некоторые
записи, которые я сделал с ее слов: нет ни одного человека, который ненавидел бы ее или имел повод, чтобы подстроить грязную шутку - обременить
подкидышем. Ее отец и мать были на Гавайях - остановились там во время кругосветного путешествия. Ее женатый брат жил в Бостоне, а замужняя
сестра в Вашингтоне. Ее лучшая .подруга - Лена Гютри, которой она показывала записку (двумя другими были доктор и адвокат) считала, что ребенок
похож на Ричарда Вэлдона, но у Люси было свое мнение. Она не собиралась давать младенцу имя, пока окончательно не решится его оставить. Может
быть, она назовет его Моисеем, ибо никто так и не ведал, кто был отцом Моисея - при этом она улыбнулась. Ну и так далее. Я узнал имена пяти
гостей, которые были на уик-энде в доме Хафта в Вестпорте двадцатого мая. Еще я вытянул из нее имена четырех женщин, с которыми ее муж мог иметь
связь в апреле прошлого года. И еще дюжину мужчин, которые могли знать о развлечениях Дика больше, чем его вдова. Троих я отметил особо:
Лео Бингхем - продюсер на телевидении, владелец ТВ-компании, Вилли Крэг - литературный агент и Юлиан Хафт - издатель, глава "Парфенон-
Пресс".
Этого вполне достаточно для начала.
А сейчас я проводил совещание с миссис Доуд и мисс Фолтц на кухне, потому что с людьми гораздо легче говорить там, где они привыкли
разговаривать. Когда я сказал, что нуждаюсь в помощи, миссис Доуд прищурилась, а мисс Фолтц взглянула на меня скептически.
- Речь идет о ребенке, - сказал я и сделал глоток молока. - Миссис Вэлдон показала его мне наверху. Мне он показался слишком толстым, даже
заплывшим жирком, а его нос, как пуговка. Правда, не забывайте, что я всего-навсего мужчина.
Мисс Фолтц скрестила руки на груди. Миссис Доуд сказала:
- Ребенок вполне нормально развит.
- Я полагаю, что так оно и есть. Скорее всего тот, кто его положил в вестибюле, рассчитывал, что миссис Вэлдон оставит его у себя.